Дождь стучал по карнизу, словно пытался пробиться сквозь тонкие стены хрущёвки. Марина прижала телефон к уху так сильно, что начала неметь щека. Из кухни доносился смех детей — Саша пыталась накормить младшего брата манной кашей, а тот дурачился, выдувая пузыри из тарелки. На полу валялись разбросанные игрушки, облупленные машинки и кукла без руки, которую так и не удосужились починить.
— Марина! Ты меня слышишь? — голос Веры Степановны звенел, как надтреснутый хрустальный бокал. — Три месяца задолженность! Я не благотворительная организация!
Женщина закрыла глаза, представляя лицо свекрови: жёсткие морщины вокруг рта, собранные в тугой пучок седые волосы, маникюр с отслоившимся лаком. Квартира в Чертаново, которую та сдавала, была их семейным проклятием. Пять лет назад, когда умер свёкор, Вера Степановна потребовала, чтобы они платили за съём вместо рыночной цены. «Родственникам скидка» — тогда это казалось спасением.
— В этом месяце задержим, — выдохнула Марина, глядя на холодильник с приклеенной детской аппликацией. Вчера пришлось отдать последние пять тысяч за внеплановый визит к логопеду Сашеньке. — Сережа на стройке задержки по зарплате...
— Не рассказывай сказки! — оборвала свекровь. — Мой сын с утра до ночи горбатится, а ты тут в своём декрете сидишь. Хватит ныть! К пятнице деньги на столе, или выметайтесь к чёртовой матери!
Щелчок в трубке отозвался пульсацией в висках. Марина прислонилась к стене, покрытой жёлтыми обоями с выцветшими ромашками. На подоконнике сушились пелёнки — стиральная машинка снова сломалась. Сквозь полуоткрытую дверь ванной было видно ведро с замоченным бельём.
Вечером Сережа вернулся с работы в синей робе, пахнущей цементом. Его руки, покрытые мелкими царапинами, дрожали, когда он пытался расстегнуть пуговицу на рубашке.
— Опять? — спросил он, увидев лицо жены. В уголке его правого глаза застыла белая крошка штукатурки.
Марина кивнула, помешивая гречневую кашу на плите. Сковорода с тушёной капустой дымилась, наполняя кухню запахом подгоревшего лука.
— Надо поговорить с матерью, — муж сел за стол, поставив локти на пластиковую скатерть с пятнами от компота. — Может, подождёт до получки...
— Ты каждый раз так говоришь! — Марина резко повернулась, и ложка звякнула о край кастрюли. — Она же знает, что у нас двое детей! Знает, что ты один работаешь! Почему мы до сих пор кормим её квартиру вместо того, чтобы...
— Чтобы что? — Сережа встал, и стул с грохотом упал на линолеум. — Выселиться в подвал? Или к моей сестре в коммуналку, где в туалете три семьи?
В дверном проёме мелькнула испуганная Сашина мордашка. Девочка прижала к груди игрушечного зайца с оторванным ухом — подарок бабушки на прошлый день рождения.
Часть вторая: Долг
На следующее утро Марина отправилась на другой конец города. Автобус №217 трясло на выбоинах, пахло затхлой сыростью и дешёвым табаком. В сумке лежали конверты с квитанциями — свет, газ, детский сад. И отдельно, в бархатной коробочке от кольца, пять тысяч рублей, которые удалось занять у соседки-пенсионерки.
Квартира Веры Степановны находилась в девятиэтажке с облупленным подъездом. На стене у лифта ктото вывел баллончиком: «Живите богато, а мы потерпим». Марина нажала звонок, сжимая в потной ладони связку ключей — свекровь настаивала, чтобы они сами впускали сантехников для проверки счетчиков.
— Вошла? — раздался из прихожей голос, прежде чем Марина успела снять куртку. — Полотенце в ванной не трогать! Я потом проверю, не украли ли.
Вера Степановна сидела за кухонным столом, покрытым клеёнкой с узором из виноградных гроздьев. Перед ней лежала тетрадь в клеточку с колонками цифр — долговая книга семьи. Рядом дымилась чашка цикория, пахло дешёвым лаком для волос.
— Тысяча за октябрь, полторы за ноябрь, — свекровь потыкала огрызком карандаша в бумагу. — Плюс пени за просрочку. Итого три тысячи семьсот.
Марина почувствовала, как холодеют кончики пальцев. Она высыпала на стол мелочь из коробочки — монетки закатились под холодильник.
— Это всё, что есть. Сережа получит через неделю...
— Через неделю у меня свои платежи! — Вера Степановна встала, и стул завизжал по плитке. — Ты думаешь, мне легко? Я пенсию на лекарства трачу, а вы тут...
— У вас две квартиры! — вырвалось у Марины. Она тут же пожалела, увидев, как свекровины брови поползли вверх.
— А-а, вот оно что! — женщина медленно обошла стол, щёлкая надраенными каблуками. — Завидую моей двушке в Марьино? Да вы в этой конуре моего мужа до смерти довели! — она ткнула пальцем в фотографию на комоде, где молодой Сережа стоял с отцом у реки.
Марина вдруг заметила, как дрожит край скатерти. Её взгляд упал на открытую дверь спальни — там, на трюмо, стояли флаконы духов с золотыми крышечками и шкатулка с бижутерией. Всё наследство от покойной бабушки, которое свекровь не разрешала даже трогать.
Часть третья: Трещина
Той ночью Сережа вернулся позже обычного. В кармане его куртки Марина нашла смятый чек из ломбарда — золотая цепочка, подарок на совершеннолетие. Когда она попыталась заговорить, муж закрылся в ванной, громко включив воду.
Утром их разбудил звонок в дверь. На пороге стояла Вера Степановна в лисьей шубе, хотя на улице было всего +5. За её спиной маячил долговязый мужчина в кожаном пиджаке.
— Это мой новый квартирант, — свекровь протолкнулась в прихожую, оставляя на полу мокрые следы. — С завтрашнего дня он заселяется в Чертаново. Ваши вещи можете забрать до вечера.
Саша прижалась к маминой ноге, испуганно глядя на незнакомца. Тот ухмыльнулся, показывая золотой зуб, и протянул девочке леденец на палочке.
— Вы не можете! — Марина перекрыла дверь, чувствуя, как дрожит рука на косяке. — Мы же родственники!
— Родственники платят вовремя, — Вера Степановна достала из сумки папку с документами. — По договору у меня право сменить арендатора при двух просрочках. Сереженька, — она повернулась к сыну, который стоял бледный, с расстёгнутой рубашкой, — выбирай: или они съезжают, или ты идёшь со мной.
Воздух наполнился тишиной, которую разорвал только всхлип Саши. Малыш в соседней комнате закричал, уронив погремушку. Марина увидела, как мужчина в кожаном пиджаке разглядывает их мебель — диван с протёртой обивкой, телевизор с потрескавшимся корпусом.
— Мам... — Сережа сделал шаг вперёд, но свекровь уже поворачивалась к выходу.
— До восьми вечера, — бросила она, хлопнув дверью.
Часть четвертая: Перекрёсток
Солнце садилось за панельными домами, окрашивая балконы в кроваво-красный цвет. Марина стояла у окна, наблюдая, как во дворе мальчишки пинают пустую банку из-под тушёнки. За её спиной Сережа молча складывал детские вещи в картонные коробки, украденные из ближайшего магазина.
— Может, сходить к юристу? — голос её звучал чужим, как будто кто-то другой говорил из соседней комнаты.
— У нас нет денег на адвокатов, — муж швырнул в коробку плюшевого мишку. — Да и договор мы подписывали...
— Ты знал? — Марина резко обернулась. — Знал, что она может так поступить?
Сережа опустил голову. На его шее белела полоска незагорелой кожи — там раньше была цепочка.
В дверь постучали. На пороге стояла соседка тётя Лида с кастрюлькой супа.
— Слышала, вы съезжаете, — она потупила взгляд, ковыряя ногтём засохшую каплю борща на эмали. — У меня... ну, в общем, мой гараж свободен. Там печка есть, на зиму утеплила...
Марина вдруг рассмеялась. Смех перешёл в истерические всхлипы. Она упала на колени перед разобранным шкафом, сжимая в руках детские ползунки, которые уже стали малы.
Ночью, когда дети наконец уснули, завернувшись в одно одеяло на раскладушке, Марина села за стол с калькулятором. Квитанции, долговые расписки, счёт за садик — цифры плясали перед глазами. В углу экрана телефона мигал значок непрочитанного сообщения: «Завтра в 10:00 собеседование. Швея на дому».
Она взглянула на спящего мужа, свернувшегося калачиком на полу возле батареи. Его рука судорожно сжимала подушку, даже во сне. За окном завывал ветер, обещая ранние заморозки.
Утром, пока Сережа вёл детей в садик, Марина достала из-под матраса конверт с фотографиями. Свадьба, первая улыбка Саши, прогулка в парке с коляской. Последний снимок — они втрое у новой квартиры, той самой в Чертаново. Вера Степановна на фото стояла чуть в стороне, держа перед собой связку ключей как королевский скипетр.
Марина аккуратно вынула карточку и разрезала ножницами пополам. Половину с собственным изображением положила обратно. Вторую, где осталась только рука свекрови с ключами, скомкала и швырнула в ведро.
В девять утра она уже стояла у дверей ателье, держа в руках потрёпанную папку с образцами. Через стекло было видно, как пожилая женщина смерит