«Молодой человек помог девушке выбраться на подоконник девятого этажа. Затем он приподнял ее над улицей и бросил вниз. Точно так же он поступил и с другой девушкой... Все они были так послушны, словно он помогал им сесть в трамвай, а не отправлял в небытие. Он понимал, какая мучительная смерть ждет их в пламени,
и то, что он делал, было лишь проявлением рыцарства в безвыходной ситуации. Он подвел к окну еще одну девушку. Я видел, как она обняла его обеими руками и поцеловала. Потом он приподнял и ее над пропастью — и бросил. Со скоростью молнии он сам вскочил на подоконник. Борта пальто взметнулись вверх — воздух раздувал штанины его брюк, пока он летел вниз. Я смог разглядеть, что на нем были рыжевато-коричневые ботинки». – так репортер одной Нью-Йоркской газеты описывает пожар 25 марта 1911 года в здании на Манхэттене, где находился один из так называемых потогонных швейных цехов компании Triangle Shirtwaist. Пожар в одном из крупнейших городов и 146 погибших
становятся поворотным и знаковым событием в борьбе с потогонками в США.
Ролик по тексту тут
Первая половина 19 в.. Начало индустрии готовой одежды.
Потогонный цех, потогонная мастерская или потогонка - это не просто речевой оборот, обозначающий крайне паршивую работу, на которой вы будете работать до седьмого пота за гроши. Впервые понятие потогонный цех или потогонка стали использовать в 19 веке для описания работы в тяжелых, зачастую антисанитарных условиях (при тусклом освещении, в пыли, сырости, жаре, холоде, в крайне тесных помещениях), при бесконечно длинном рабочем дне, без выходных за нищенскую плату, преимущественно в швейном деле. Такие потогонки возникали и в Англии, и в Австралии, и в России, и в Америке с развитием индустрии массового пошива одежды. Хотя потогонные условия существовали и существуют в разных отраслях.
Вплоть до начала 19 века большая часть одежды в Америке шилась для конкретного человека в зависимости от уровня достатка либо дома кем-то из семьи, либо на заказ- портным или модельером.
Усовершенствование швейных машин, изобретенных еще в середине 18 века, построение одежды по чертежам в соответствии с пропорциями человеческого тела,
а не сбор ее на манекене или заказчике на глазок, внедрение системы размеров позволяют стандартизировать раскрой одежды, что становится решающим шагом в создании индустрии одежды массового производства. Кроме того, популярной становится более свободная мода, требующая меньшей точности пошива.
На рубеже 18-19 веков появляется так называемый slop shop (магазин дешевой одежды или спецодежды). Эти магазины производят и продают дешевую готовую одежду преимущественно для неженатых рабочих, моряков дальнего плавания. А в 1816 г вводится протекционистский Закон о тарифах, который увеличивает цены на импортные хлопок и шерсть на 25% - и американский бизнес перехватывает у британского прибыльную торговлю одеждой для рабов. К 1860 году уже две трети готовой одежды, произведенной в Нью-Йорке, отправляется на Юг.
Новые технологии, повышение спроса на готовую одежду приводит к тому, что в 1820-е владельцы магазинов, занимавшиеся как продажей, так и пошивом одежды, оставляют только закройщиков, а мужчин-подмастерьев увольняют, передавая простые швейные операции женщинам, работающим на дому и платя им на 25-50 % меньше, чем мужчинам-подмастерьям.
Это и стало началом швейной промышленности с «потогонной» системой.
В первой половине 19 века швеями были дочери, жены, вдовы рабочих, обедневших фермеров, иммигрантки из Великобритании, Ирландии, Северной Европы.
И тут нужно заметить, что не надо путать швей с портнихами, которые отвечали за изготовление целого предмета одежды от снятия мерок, раскроя и до того момента, когда клиентка наденет этот штучный готовый экземпляр одежды на себя. Портнихи могли неплохо зарабатывать.
Надомные же швеи стачивали уже предварительно раскроенные стопы типовой одежды
– т.е. они были частью, элементом системы массового производства одежды. Работа эта чаще всего не сложная, но попробуйте посшивать руками и иглой раз за разом одни и те же детали по 12 часов в день, а в сезон рабочий день мог длится по 18 часов, а если надо, то и больше, и так изо дня в день 6, а если очень нужно, то и 7 дней в неделю. И так из месяца в месяц из года в год, в одном и том же положении, зачастую при плохом освещении, возможно в сыром подвале или на жарком чердаке и не забудьте прибавить сюда прочие антисанитарные «прелести».
Когда аболиционисты сравнивали условия труда некоторых северных рабочих с условиями труда рабов, то они часто имели ввиду именно швей. Так, Хорас Грили,
редактор газеты New-York DailyTribune (с этой газетой сотрудничали Маркс и Энгельс), писал в 1845 г.: «Если меня меньше беспокоит рабство, распространенное в Чарльстоне или Новом Орлеане, то это потому, что я вижу так много рабства в Нью-Йорке, которое, кажется, требует моих первых усилий».
Та же New-York Daily Tribune 7 марта 1845 г. писала: «Образ жизни этих женщин, убогость и нездоровое расположение и характер их жилищ, невозможность обеспечить им хоть малейшие развлечения, моральную или интеллектуальную культуру, или дать образование детям – все это можно легко себе представить; но мы уверяем общественность, что для того, чтобы представить себе реальность, потребуется чрезвычайно живое воображение».
1850- 1870 годы. Развитие потогонки.
В швейную индустрию в 1850-е внедряются новые модели швейных машин, где игла двигается вертикально, а ткань горизонтально, как и в современных швейных машинах, такие машины делают уже по 300 стежков в минуту.
Хотя машины значительно повышают производительность и снижают стоимость одежды, они не сильно увеличивают заработки женщин, работающих на них.
Во время Гражданской войны вырастает спрос на униформу, что подталкивает к росту индустрии готовой одежды – строятся новые фабрики и создаются сети швей. Большинство швей в середине 19 века работают дома или небольшими изолированными группами, что мешает им сплотиться и создать организацию, выбивающую лучшую оплату и условия труда у нанимателей, как это делают рабочие в других отраслях.
Встречаются только отдельные попытки призыва к повышению зарплаты и улучшению труда швей. Некоторые газеты разоблачают тяжелые условия труда швейников.
Так, Аврора Фелпс, (швея и активистка) пишет в 1869 г.: «Вы можете увидеть их в этих магазинах, сидящими длинными рядами, сбившись в толпу в жаркой, душной атмосфере, работающими за сдельную оплату, по 30, 40, 60 или 100 девушек, сгрудившихся вместе, за 20 и 25 центов в день».
А журнал Harper's Bazaar в номере от 17 марта 1877 призывает потребителей взять на себя ответственность за условия труда женщин, которые шьют для читателей журнала одежду.
Но все эти призывы уходят, можно сказать, в воздух, не имеют эффекта.
1880 – 1910 гг. Устройство потогонной системы
Следующим технологическим прорывом после изобретения швейной машины стало изобретение и применение в массовом производстве при раскрое одежды в 1870 – х длинных ножей, позволяющих резать несколько слоев ткани одновременно. А к 1890-м годам закройщики могли разрезать стопки ткани с помощью лезвий с электроприводом, что значительно увеличило скорость этой операции и способствовало расширению швейной промышленности.
Рабочей силой растущую промышленности США обеспечивали огромные волны иммигрантов - люди разных национальностей, они же чаще всего становились и работниками потогонок. У многих первоначально были радужные иллюзии относительно жизни в США.
Вот старая итальянская иммигрантская история: «Ну, я приехал в Америку, потому что слышал, что улицы там вымощены золотом.
Когда я приехал сюда, я узнал три вещи: во-первых, улицы не были вымощены золотом; во-вторых, они вообще не были вымощены; и в-третьих, от меня ожидали, что я их вымощу.»
Производство в разных городах США имело свои особенности, но все оно опиралось на сочетание современных фабрик, контрактных цехов, надомников и потогонных цехов. Причём условия работы в последних трех могли быть примерно одинаковыми.
Устройство и работу «потогонной системы» подробно описывает Флоренс Келли,
которая, работая в Бюро трудовой статистики штата Иллинойс в 1890-е, в том числе и первым главным фабричным инспектором штата, облазила вместе со своими коллегами самые грязные и немыслимые задворки, где находились потогонки.
Так как же все работает в потогонной системе?
Производство одежды находится в руках оптовых фирм. У них есть большие, хорошо освещенные, вполне безопасные мастерские, в которых кроится одежда для всей отрасли. Закройщики организованы в профсоюз и отказываются работать иначе как на условиях, более или менее равных условиям труда, обычным для хорошо организованных отраслей. У некоторых оптовых производителей есть не только закройные мастерские, но и так называемые «внутренние цеха» или швейные фабрики, отшивающие раскроенную одежду. В них относительно неплохие санитарные условия и оборудование, работающее на пару, а не на ножном приводе. В них условия гораздо лучше, чем в потогонках, но все же хуже, чем у закройщиков. А любое требование повышения зарплаты или сокращения рабочего дня в этих цехах приводит к передаче работы из «внутреннего цеха» в потогонку, и только закройщики защищены от этой конкуренции.
Большинство производителей одежды передают ее пошив большому числу индивидуальных работников, шьющих у себя дома либо в потогонные цеха,
либо тем и другим, а многие даже закрывают внутренние цеха, оставив у себя только закройные цеха. Производители, сохраняющие у себя внутренние цеха, взяли за практику требовать от работников, работающих днем, чтобы те брали изделия домой на ночь и в субботу, чтобы доделывать их в воскресенье. Нередко работники внутренних цехов, работая фактически по 15-18 часов в день в течении шести дней получают оплату за четырехдневную работу.
Производителей закон обязывает хранить списки имен и адресов людей, которым они раздают детали на пошив после раскроя. По этим адресам обязаны ходить фабричные инспекторы, проверяя условия в которых делается работа. И они отмечают, что условия, в которых работают жертвы потогонки и условия, в которых делаются изделия, поступающие из внутренних цехов после ночной и воскресной работы ничем не отличаются.
А к слову сказать, тягостной обязанностью приемщика одежды является нахождение и уничтожение паразитов, которыми обычно заражена одежда, возвращенная от внешних работников либо после домашней доработки работников внутреннего цеха.
Потогонщиков по всей стране было огромное количество. В одном только штате Иллинойс инспекторами проверено более тысячи потогонок, но эта цифра намного ниже реального количества. Составить полные списки потогонщиков невозможно: человек сегодня может быть оператором во внутреннем цехе при фабрике, на следующей неделе мелким потогонщиком, потом за одну ночь свернуть потогонку, чтобы уйти от арендной платы, а к завершению сезона опять работать оператором во внутреннем цехе.
Потогонщики, т.е. организаторы потогонных цехов, неспособны к предъявлению согласованного запроса на расценки труда. Их разделяют различия в религии, национальности, языке и местоположении. Они торгуются с производителями индивидуально, рассчитывая на свою способность сократить своим работникам оплату труда ниже любой планки,
до которой ее могли бы урезать производители; и индивидуально же они тиранят своих швей, которые вынуждены работать в их цехах. Никакого стандарта расценок на работу в потогонке нет. Цена на работу меняется, и всегда идет на понижение. Оправданием для нанимателей, постоянно нацеленных на то, чтобы уместить всю годовую работу в как можно более короткий срок, служит мода и смена сезона. Чтобы успеть в сезон, в потогонках работают до глубокой ночи, без выходных и без праздников.
Работники потогонок обычно той же национальности и религии, что и потогонщик.
Хотя в потогонках работают преимущественно молодые женщины, но и дети тоже, причем зачастую на тяжелых работах. Инспекторы там обнаруживают
мальчиков, спины которых были на всю жизнь скрючены от постоянной работы на тяжелых станках; мальчиков и девочек, не умеющих ни читать, ни писать ни на одном языке.
Обычное месторасположение потогонного цеха - это жилые дома или задворки жилых домов в двухэтажных строениях, выходящие окнами в переулки, обычно немощеные и всегда заваленные мусором и зловонными отходами. Если цех
потогонщика располагается в доме, то иногда, но очень редко, в передней комнате на цокольном этаже, которая предназначена для магазина и освещена большими витринными окнами. Гораздо чаще он находится в подвале, на чердаке, в квартирке над салуном или в сарае.
Все дома с потогонными цехами густо населены. Лестницы узкие и используются сообща жильцами с многочисленными детьми и работниками одновременно, поэтому инфекционные заболевания, вспыхивающие среди детей, подхватывают и работники потогонок, перенося их на одежду. Антисанитария этих домов приводит к распространению дифтерии, скарлатины, оспы, брюшного тифа, чесотки и прочих заболеваний.
Потогонный цех – это разрушитель здоровья работников. Подвальные цеха пропитаны сыростью, что приводит к ревматизму. Испарения от гладильных прессов; запахи от бензиновых горелок или угольных нагревателей, используемых для их разогрева, смешиваются с заплесневелым запахом стен и духотой. Освещение в подвальных цехах скудное; кроме того, зимой в них холоднее, а летом жарче, чем в рабочих помещениях на обычных предприятиях.
В чердачных цехах летом жарко; обычны грязь и зловоние, потому что в туалеты не поднимается вода, предназначенная для смыва. Цеха, расположенные на средних этажах, плохо освещены, плохо проветриваются и впитывают запахи из кухонь и канализационных сливов окружающих их съемных квартир. Въедающаяся краска дешевой ткани часто ядовита для кожи, а летающий и вдыхаемый работниками ворс от таких изделий приводит к глазным и легочным заболеваниям. К этому прибавьте еще и то, что потогонки не используют паровую энергию - это дорого, все оборудование на ножном приводе и работа на нем ведется на максимально возможной скорости, что приводит к болезням кишечника и ног.
Даже внутренние цеха – фактически часть фабрики, часто располагаются в съемных квартирах, и нередко от оператора требуется приходить со своей машиной.
При этом оборудование в швейной отрасли, где работали десятки тысяч человек только в одном городе, не обновляется десятилетиями, порой лет по 30.
Флоренс Келли пишет, что трудовая жизнь работников потогонок недолгая из-за износа организма. Так, ею был обнаружен пошивщик верхней одежды, пример которого она считает типовым. Этот человек стал работать в потогонках в возрасте 14 лет и спустя 20 лет скромной жизни и усердной работы был найден живущим на задворках, в подвальном этаже, с четырьмя детьми, умирающими от пневмонии на исходе зимы, на протяжении которой у них недели подряд не было ничего съестного, кроме хлеба и воды, а четыре дня не было и хлеба. Приходящая сестра милосердия отправила двух из детей в больницу, а за двумя оставшимися присматривала, пока они болели, кормя всю семью на протяжении почти четырех месяцев. Отцу находили одно место работы за другим; но он был слишком слаб, чтобы представлять ценность для потогонщиков, и ему все время говорили, что он недостоин помещения, которое занимает. Два врача после внимательного обследования согласились, что он страдает от старости. Двадцать лет работы в швейнике сделали его в 34 года стариком.
Однажды одного миллионера и филантропа в одном лице, возглавляющего один из крупнейших домов одежды в мире, спросили, почему он не нанимает напрямую людей, изготовляющих для него товары, и не снабжает их паровой энергией, оберегая их от тяжелой нагрузки на здоровье и сокращая число жертв потогонщиков, попадающих каждую зиму в больницу, которую он же и опекает. На что тот ответил: «По настоящий день оказывалось, что ножной привод и потогонная система обходятся дешевле».
С 1890-х до конца 1930-х годов около половины всей одежды в США производилось в потогонных мастерских и надомниками.
Луис Хорнталь – президент Ассоциации производителей одежды, давая показания перед Комитетом по производителям Палаты представителей США в 1892 г. заявил: «Комитет Ассоциации производителей одежды здесь не в состоянии давать показания относительно так называемой потогонной системы. Мы производители. Мы передаем нашу работу по контракту. Если какая-то пагубная система и существует, мы ничего о ней не знаем».
1900 – 1930 гг. Борьба швей.
Но вскоре делать вид, что потогонных цехов не существует, становится невозможным.
В 1900 году в Нью-Йорке создается Международный профсоюз рабочих женской швейной промышленности (ILGWU ), но с очень консервативным руководством, защищающим интересы тех, кого легче защитить, т.е. квалифицированных работников. Рабочих-иммигрантов это не устраивает. Еврейские эмигранты из России привезли опыт участия в БУНДе (Всеобщем еврейском трудовом союзе), среди итальянцев много анархистов. Приход в швейную индустрию политически активных людей приводит за собой забастовки.
В сентябре 1909 года работницы фабрики Triangle Shirtwaist, устроенной по варианту потогонки, объявляют забастовку. Новость о забастовке быстро распространяется среди всех рабочих швейной промышленности Нью-Йорка.
На одном из собраний выступает Клара Лемлих
– швея и иммигрантка из России, бежавшая с семьей из страны после Кишиневского погрома. Поднявшись на платформу, она говорит: «Я выслушала всех ораторов, и у меня больше нет терпения для разговоров. Я работающая девушка, одна из тех, кто бастует против невыносимых условий. Я устала слушать спикеров, которые говорят в общих чертах. Мы здесь для того, чтобы решить, бастовать или нет. Я вношу предложение о том, чтобы мы вышли на всеобщую забастовку.»
И примерно 20 000 из 32 000 рабочих производства рубашек выходят на забастовку в течение следующих двух дней. Забастовка приобретает известность как Восстание 20 000 человек.
Большинство бастующих - молодые женщины в возрасте от 16 до 25 лет - еврейские иммигрантки из Восточной Европы и итальянские иммигрантки. Они очень удивляют консервативных лидеров профсоюзов, которые считают, что иммигранты и женщины не могут организоваться. Лозунг бастовавших: «Мы лучше умрем от голода быстро, чем умрем от голода медленно.» Основные требования: повышения заработной платы на 20 процентов, 52-часовая рабочая неделя, дополнительная оплата за сверхурочные часы и улучшение условий труда. Забастовка продолжается 13 недель.
Она проходит в жестоких условиях. Полиция регулярно арестовывает бастующих за незначительные или мнимые правонарушения. В это же время местные головорезы, оплаченные собственниками предприятий, избивают пикетчиков, а полиция смотрит в другую сторону.
Так Клару Лемлих, как активистку, арестовывают 17 раз,
ей ломают несколько ребер, но она проживет 96 деятельных лет.
И даже находясь в доме престарелых, сорганизует медсестер в профсоюз. А когда будет вспоминать себя периода профсоюзного активизма, скажет: «У меня во рту был огонь».
Забастовку поддерживают и некоторые богатые женщины, которые получают насмешливое прозвище «норковая бригада».
Их обвиняют в лицемерии. Но от участия «норковой бригады» по крайне мере один плюс – когда их выставляют в пикет со швеями, то фотографии ареста пикетчиц попадают в прессу, чего не было, когда в пикете участвовали только одни швеи.
Забастовка продолжается до 10 февраля 1910 года и заканчивается подписанием «Протокола о мире». В итоге повышают зарплату, сокращают рабочий день, и наниматели должны теперь одинаково относится к работникам, состоящим и не состоящим в профсоюзе. Однако Макс Бланк и Айзек Харрис - владельцы Triangle Shirtwaist, с которого и началась забастовка, отказываются заключить соглашение с профсоюзом.
А 25 марта 1911 года в Triangle Shirtwaist Company, занимающей с 8 по 10 этаж 10-этажного здания в самом сердце швейного района Нью-Йорка вспыхивает пожар.
Он начинается на 8-м этаже в раскройном цехе и быстро распространяется. Выходы в грузовые лифты и на одну из лестниц быстро оказываются в огне, а выход на свободную от огня лестницу заперт – после работы, при выходе, сумочки работниц обыскивали. Третья пожарная лестница – это по сути хлипкая временная конструкция, которая возможно уже была сломанной до пожара - она перекосилась и рухнула от жары и перегрузки вместе с 20 людьми, спасавшимися на ней. Всего погибло 146 человек, большинство из которых - молодые еврейские и итальянские иммигрантки, которые либо выпрыгнули из окна, либо погибли в огне.
Более 100 000 человек принимают участие в траурном марше по погибшим.
Собственников Макса Бланка и Айзека Харриса подозревают в умышленном поджоге, на их предприятиях уже случались и раньше пожары. Поджоги делали с целью получения страховки, а рукава, отшиваемых в Triangle Shirtwaist блуз, как раз вышли из моды. Собственников судят, но по обвинению в непредумышленном убийстве присяжные их оправдывают. (Об особенностях работы суда присяжных можно узнать из ролика или текста на канале «Загадка теракта на параде в Сан-Франциско»). Виновными Макса Бланка и Айзека Харриса признают в 1913 г., когда пострадавшие и их родственники подают уже гражданский иск. По этому иску присуждают компенсацию в размере 75 долларов за каждого погибшего. При этом страховая компания выплачивает Бланку и Харрису на 60 000 долларов больше заявленных убытков, или около 400 долларов за каждого пострадавшего.
Пожар в Triangle Shirtwaist Company становится американским символом пренебрежений и злоупотреблений в бизнесе.
Роуз Шнейдерман – швея и одна из руководительниц Лиги женских профсоюзов Нью-Йорка, чьи сотрудники документировали нарушения в разных швейных потогонках, подобных Triangle, вНью-Йорке и окружающих городах (двадцать пять человек накануне погибли в аналогичной трагедии в Ньюарке, штат Нью-Джерси), выступая на собрании памяти погибших в Triangle, в Метрополитен-опера в апреле 1911 года перед аудиторией, состоявшей в основном из обеспеченных членов Женской профсоюзной лиги говорит:
«Это не первый случай, когда в городе заживо сжигают девочек. Каждую неделю я должна узнавать о безвременной кончине одной из моих сестер-работниц. Каждый год тысячи из нас калечатся. Жизнь мужчин и женщин так дешева, а собственность так священна. Нас так много на одной работе, что не имеет значения, если 146 из нас сгорят заживо…. Мы судили вас, граждане; мы судим вас сейчас, и у вас есть пара долларов для скорбящих матерей, братьев и сестер в качестве благотворительного подарка. Но каждый раз, когда рабочие выходят единственным известным им способом, чтобы протестовать против невыносимых условий, сильной руке закона позволено давить на нас…Я не могу говорить о товариществе с вами, собравшимися здесь. Слишком много крови пролилось. Я знаю по своему опыту, что трудящиеся должны спасти себя сами. Единственный способ, которым они могут спасти себя, — это сильное рабочее движение.» Роуз Шнейдерман приписывают фразу «Хлеб и розы», обозначившую требования и право работников и работниц на нечто большее, чем просто прожиточный минимум.
После трагедии в Triangle, забастовки швейных работниц 1909-1910, т.е. -Восстания 20 000 и забастовки 60 000 работников производства плащей в 1910, получившим название Великое восстание, критика швейных потогонок становится одной из основных сил, продвигающих прогрессивные изменения в трудовом законодательстве и его правоприменении. Собственники бизнесов напуганы масштабными забастовками
и добиваются от профсоюзов соглашения, что рабочие будут регулировать свои требования путем арбитража, а не забастовок. Профсоюзами продвигаются и принимаются законы о безопасности и компенсации работникам.
В период президентства Франклина Рузвельта, благодаря законодательству Нового курса, в 1934 году число членов профсоюзов швейников возросло до более чем 400 000 человек из более чем 600 000 рабочих швейной промышленности. В 1934 г. США вошли в МОТ (Международную организацию труда), что тоже накладывало определенные обязательства. В 1938 году впервые федеральное правительство становится уполномочено устанавливать и следить за соблюдением трудовых стандартов по всей стране. Законодательно по всей стране рабочий день установили сначала в 44, а потом 40 часов неделю. Количество потогонок постепенно сокращалось. Конечно, они никуда не делись, но их стало меньше.
Современность.
Потогонки выходят из спячки в США конце 1960-х годов. А в целом в мире потогонные цеха сейчас – это часть глобальной системы быстрой моды - бизнес-модели, позволяющей копировать последние тенденции подиума , массово производить их по низкой цене и быстро выводить в розницу, пока спрос находится на самом высоком уровне. Одежду придумывают и конструируют в одной стране, кроят и отшивают в другой,
а продают по всему миру. Потогонки замешаны в торговле людьми, людей заманивают на работу лживыми обещаниями, а силой или психологическим давлением удерживают.
Активация потогонок закономерно сопровождается и обострением проблем, характерных для начала 20 века.
Так трагедия, подобная трагедии Triangle 25 марта 1911 г., произошла 24 апреля 2013 года в восьмиэтажном коммерческом здание Rana Plaza в г. Савара, Бангладеш, где размещались пять швейных фабрик, банк и квартиры. Здание было построено на месте бывшего пруда практически самостроем и принадлежало некоему Сохелю Ране, связанному с местной партией власти - Бангладешской народной партией. Пятый-восьмой этажи были надстроены без опорных стен; тяжелое оборудование с швейных фабрик было больше, чем могла выдержать конструкция. 23 апреля 2013 года в здании были обнаружены большие трещины. Магазины и банк на нижних этажах немедленно закрылись, но владельцы швейных фабрик на верхних этажах проигнорировали предупреждения и заставили рабочих вернуться на работу на следующий день. 24 апреля утром здание рухнуло, заперев внутри тысячи людей.
Подтвержденное число погибших составило 1134 человека. 26 и 27 апреля рабочие швейных производств промышленной зоны Дакки (столицы Бангладеш) уничтожили около 150 автомобилей и семь цехов по пошиву одежды. Сохель Ране (собственник здания) был арестован и началась долгая муторная судебная история. В 2022 г. Сохелю Ране и еще 34 проходящим по делу были предъявлены обвинения в смерти рабочих, а по информации от октября 2024 г. вся эта мутная околосудебная возня до сих пор продолжается.
Проблема потогонки еще и не только в самой потогонке. Для многих людей такая работа, является не самым худшим вариантом. Они едут из других стран, чтобы работать на потогонных фабриках, потому что альтернативой может быть сортировка пластика на свалке.
Да, сейчас потогонка жива по всему миру в разных вариациях. Скорее всего у вас или у ваших знакомых был опыт работы, на предприятиях, использующих те или иные методы потогонки.
А в заключение стихотворение 1843 г. англичанина Томаса Худа «Песня о рубашке», которое до сих пор актуально:
…………….
Опять воротник и манжеты,
Манжеты и вновь воротник…
От капли чадящего света
Глаза твои влагой одеты…
Опять воротник и манжеты,
Манжеты и вновь воротник…
О вы, не узнавшие страха
Бездомных осенних ночей!
На ваших плечах — не рубаха,
А голод и пение швей,
Дни, полные ветра и праха,
Да темень осенних дождей.
………..
Работай, работай, работай,
Покуда погода светла,
Покуда стежками без счета
Играет, летая, игла,
Работай, работай, работай,
Покуда не умерла...
Некоторые использованные источники:
1. «Потогонные фабрики в Америке».
https://wayback.archive-it.org/3340/20230928205302/https://americanhistory.si.edu/sweatshops
2. Новая международная энциклопедия/Система потоотделения
https://en.wikisource.org/wiki/The_New_International_Encyclop%C3%A6dia/Sweating_System
3. Клара Лемлих. «Жизнь в магазине»: история иммигрантки, работающей на швейной фабрике.
https://shec.ashp.cuny.edu/exhibits/show/heaven-will-protect/item/507
4. Телушкин Р.Й. «Еврейский мир», Москва, 1995 г.
5. Ф. Келли «Потогонная система»
https://neosoclit.ru/article.php?id=13
6. Клара Лемлих Шевельсон
https://www.nps.gov/people/clara-lemlich-shavelson.htm
7. Обвал Рана Плаза.