— Здрасьте... А Игорь Андреевич здесь живёт? Ну, типа, вы его мать?
Валька оторвалась от бумаг и посмотрела поверх очков. Перед ней мялась девчонка лет двадцати с чемоданом и затравленным взглядом. Совсем потерянная.
— Чё? Какой ещё Игорь? Ты, мать, адресом ошиблась. Это пункт выдачи, а не чья-то хата.
Малышка не уходила. Она топталась на месте и чертила носком кроссовка узоры на линолеуме.
— Эй, ну чего встала? Говори, что случилось.
Девчонка набрала воздуха, выпалила на одном дыхании:
— Я это... Я беременна. От Игоря. Он обещал, что бросит свою старуху и мы будем... Типа семьёй. А сейчас трубку не берёт, испарился, блин. Думала, может, вы, его мать, знаете, где он...
Валька чуть со стула не свалилась. Вот это поворот! То, что у Игорька были бабы на стороне, — это как пить дать. Но чтобы прямо залёты, да ещё с такой мелкой... Ни стыда, ни совести у этого кобеля.
— Так, милая, ты это... Перепутала маленько. Я тут просто работаю. А мой бывший муж, чтоб его приподняло да шлёпнуло, тоже Игорь. Только толку от него — шиш да маленько. Свалил к соплюхе и поминай как звали.
У девчонки задрожали губы, вот-вот расплачется. Валька вздохнула. Прямо день сурка, ей-богу. Один в один её история.
— А ну-ка пошли, — решительно поднялась она. — Выпьем чаю, поболтаем о жизни. Как хоть тебя зовут-то?
В подсобке над чашками повисло молчание. Густое, как туман над болотом. Малышка, которую звали Лина, уставилась в одну точку и часто-часто вздыхала. У Вальки в голове мелькали картинки. Игорек, сволочь такая, вымаливал прощение, ползал на коленях. А потом хоп — и привет, семья, я ушёл к другой. Теперь сиди и вымещай злобу на всём, что шевелится.
— У меня мама инвалид, — зачем-то сказала я. — За ней глаз да глаз нужен. Уйду с работы, а там начинается: то судно, то компресс, то давление мерить. С ума сойти можно.
Не поняла, зачем ляпнула. Вроде как оправдывалась. Мол, такая вот непутёвая жизнь, не обессудь. Лина мотнула головой.
— Да какое там, — отмахнулась она. — У меня вообще нет родителей. Я из детдома. Как школу закончила, рванула в другой город. Хотела начать новую жизнь, типа. Ну и начала, блин...
И слёзы полились. Такие горькие слёзы, что Валька аж поёжилась. Сидит, значит, кроха сопливая, пузо вон-вон, и ревёт по всяким придуркам. А в Вальке что-то оттаивать начало, шевелиться. Поняла вдруг: ей не всё равно. Хоть и чужая девка, а не бросишь ведь. Подставишься, как всегда.
Достала сигарету, прикурила. Привычка, мать её, никотиновая. Бросать надо, жалко денег на дым тратить. Да только разве бросишь, когда весь мир наперекосяк? От мужиков толку ноль, пацан отбился от рук, на работе дурдом. Вот и куришь втихаря, болтаешь с Галкой-библиотекаршей о неудавшейся жизни.
— Слышь, — окликнула она девчонку, — а давай его фотку посмотрим? Ну, твоего Игоря. Просто так.
Лина очнулась и уставилась на Валю своими синими глазищами.
— А у вас есть его фотография? Ну, вашего бывшего? Может, покажете?
Валька фыркнула, но протянула телефон. Там этих фоток – вагон и маленькая тележка. Пусть любуется, раз приспичило.
Лина взглянула на экран и вмиг побелела. Прямо как с лица спала.
— Это... Это не он. Не мой Игорь.
Вот это номер! Час трепались, и всё мимо кассы? Она что, перепутала? У Вальки аж в голове зазвенело. Совпадения, мать вашу!
— Так, — решительно отодвинула я чашку. — Сначала. Как зовут твоего ухажёра?
Выяснилось, что Крючков. Живёт в соседнем доме, паразит. Женат, но обещал развестись, ага. Как же, держи карман шире. Все они перед беременностью пускают пыль в глаза.
Эх, дела... Валька со злостью смяла окурок в пепельнице. Взялась, называется, чужие проблемы решать. Своих, что ли, мало? Только взглянула на это недоразумение — и всё. Куда деваться-то? Не на улицу же её, пузатую, выгонять.
— Короче, — Валька упёрла руки в бока, — найдём мы твоего Игорька, не боись. У меня тут кореш в ментуре, участковый. Я ему щас...
Да куда там! Игоря этого, как выяснилось, днём с огнём не сыщешь. Свалил в закат, только его и видели. Жена сразу дала от ворот поворот, мол, знать не знаю, ведать не ведаю. Тю-тю, бобёр, и привет.
Вот и стоит теперь Лина на пороге Валькиной халупы, переминается с ноги на ногу. Куда ей ещё податься, горемычной?
— Тёть Валь, а комната у вас случайно не сдаётся?
Валька в изумлении уставилась на неё. Она?! К ней?! В её клоповник с облезлыми обоями и протекающим краном? Да мамка с ума сойдёт!
Но малышка так смотрела... С такой надеждой, что сердце кровью обливалось. И Валька поняла: куда она денется-то? Комната всё равно пустует, пацан давно к папаше слинял, мелкий предатель. Потом одумается, куда денется. А пока пусть кроха поживёт, не на помойке же ей ютиться.
— Пока живи, — буркнула она. — Чем сможешь — поможешь по дому. И это... На алименты подавать будешь?
Лина кивнула, прикусив губу. Тяжело ей, видать. Одна-одинешенька в чужом городе, и пузо вон-вон. А Вальке вдруг отчаянно захотелось обнять её, согреть. Значит, кому-то она ещё нужна. Не конченая ещё баба, не сдулась.
— Прорвёмся, — твёрдо сказала она. — Куда деваться-то? Только ты это, не раскисай. Ешь мой борщ от пуза, тебе сейчас силы нужны.
И потекли дни. Круговорот сплошной — готовка, стирка, уборка. А между делом — кабинеты чиновников, очереди в поликлинике. То Лине бумажки выправить, то на приём попасть. Валька закрутилась, сама себе удивляясь.
— Тёть Валь, — спросила однажды Лина за чаем. — А у вас есть мечта? Ну, типа, о чём вы мечтаете?
И застыла Валька. Мечта? Да какие, на хрен, мечты? Дотянуть бы до пенсии, а там можно и помирать потихоньку. Какие уж тут розовые сны.
— Была когда-то, — честно призналась она. — Думала, что семья будет нормальной. Чтобы муж не пил, сын маму слушался. Да разве с ними, паразитами, договоришься?
А Лина возьми и улыбнись. Так светло, по-детски:
— А я вот хочу, чтобы у моей ляльки папка нормальный был. Чтобы никуда не сваливал, был рядом. Ну и чтобы мама любила. Как вы меня любите, тётя Валь.
И ёкнуло у Вальки внутри что-то. Надо же, полвека прожила, а будто заново глаза продрала. Вот оно, счастье твоё — сидит напротив, слёзы утирает и улыбается. Ждёт своего бабского счастья, хоть на час, да своего.
— Будет, — вдруг сказала Валька, сама от себя такого не ожидая. — Будет у нас счастье, Линок. Куда оно денется?
В тот вечер они долго сидели на кухне. Пили чай, строили планы. Лина всё мечтала, как назовёт дочку. А Валька слушала и думала: видать, не всё ещё потеряно в этой жизни. Может, и у неё ещё будет лялька — поздняя, долгожданная.
Полгода пролетели — ёшкин кот! Машка родилась, орёт благим матом, сопливая радость. Лина вся светится, как кремлёвская звезда. А Валька и впрямь почувствовала себя бабкой — дурной, чокнутой, но такой довольной, что аж скулы сводит.
— Хорошо, что я тогда не туда пришла, — смеётся Лина, пока Валька разливает чай. — Не встретила бы вас, тётя Валь. Страшно подумать!
— Это да, — довольно кивает Валька. — Гляди-ка, как всё удачно сложилось. Не ждёшь счастья, а оно — бац! — и заваливается в дом. С перепутанным адресом, так его.
И думает про себя: вот так-то, бабоньки. Под старость лет, а семейка-то образовалась — дурная, чокнутая, но своя. Любимая. А большего и не надо для бабского счастья куцего.
Жизнь потихоньку налаживается. Вот только с пацаном непонятно, отбился от рук. Но ничего, куда он денется? Одумается, поди, вон племяшку уже как родную любит. Дай Бог, вернётся блудный сын, куда он денется.
А пока можно и чайку с плюшками попить под беззаботную болтовню Линки. Жизнь-то, если вдуматься, вовсе не кончена. Она только начинается, мать её за ногу!
НАШ - ТЕЛЕГРАМ-КАНАЛ