Имя этой детской писательницы сейчас известно далеко не всем. В начале ХХ века она соперничала в славе со знаменитой Лидией Чарской. Клавдия Владимировна родилась в 1859 году в Санкт-Петербурге в семье обедневшего украинского помещика Мирец-Имшенецкого . Училась в Мариинской женской гимназии, была успешна в музыке и рисовании. После развода родителей жила вместе с отцом, помогая материально, давала уроки. Своё первое стихотворение отдала в печать в 1881 году. С этих пор начинается её сотрудничество с издательствами, она публикует свои рассказы для детей.
Рано вышла замуж после окончания гимназии в 19 лет за учителя физики Константина Францевича Лукашевича. Семья переезжает в 1885 в Иркутск по месту службы мужа и живёт там до 1890 года. Здесь рождаются четверо детей, здесь она начала преподавать. В 1890 году после смерти мужа и старшей дочери Елены она с детьми переехала в Санкт-Петербург, где устроилась на службу в правление Юго-Восточных железных дорог. В Петербурге вышла замуж за надворного советника Константина Васильевича Хмызникова, управляющего петербургской конторой Алапаевских горных заводов. В этом браке родился её пятый ребёнок - сын Павел, в будущем доктор географических наук, гидрограф, участник Ленской экспедиции Матиссена-Евгенова.
Интересный факт: в сентябре 1906 года Клавдия Лукашевич стала восприемницей новорожденного будущего композитора Дмитрия Шостаковича, привила своему крестнику любовь к чтению.
В годы Первой мировой, где погиб её старший сын Вячеслав, устроила приют для детей воинов, ушедших на фронт. В лазарете содержала на свои средства палату для раненых.
Умерла в Ростове-на Дону 16 февраля 1931 года.
Свое детство и отрочество Клавдия Владимировна Лукашевич описывает в автобиографических книгах и "Жизнь прожить - не поле перейти".
Сегодня мы почитаем отрывок из её книги "Мое милое детство" - о Страстной неделе, времени особой подготовки к Пасхе.
"Страстная неделя чтилась в нашей семье и в семье бабушки и дедушки как величайшая святыня… Няня и мама одевались в тёмные платья, строго постились, каждый день ходили в церковь и говели. Везде у нас теплились лампады, было тихо и благоговейно. Нам, детям, почему-то бывало и жутко и радостно.
По вечерам няня часто рассказывала нам о страданиях Христа и всегда плакала… Иногда с великими святыми событиями она перемешивала и легенды… Так занятно было ее слушать. Рассказывала про птичку, которая вытащила клювом один колючий терновник из святого лба Господа, и её грудка обагрилась кровью… И с тех пор эта птичка святая, и ее зовут «красногрудка»; рассказывала, как, мучась, Христос нес святой крест на Голгофу и как все, кто Его касался, исцелялись.
— Скажи, нянечка, ведь Христос воскреснет?! — взволнованно, сквозь слезы, спрашивали мы, оплакивая страдания Христа, которые няня передавала так жалостливо и трогательно.
— Ну, конечно, воскреснет… Но мы-то всегда должны помнить об Его страданиях и плакать о Нем.
И я помню, что в дни Страстной недели мы, дети, как-то душой проникались воспоминаниями о величайших религиозных событиях; эти воспоминания как будто воплощались во что-то реальное, и все выливалось в особое, святое религиозное чувство… Казалось, что Бог с нами присутствует, страдает, молится и прощает.
Когда, бывало, в пятницу у великой вечерни выносили плащаницу, я не могла отрешиться от мысли, что это только образ… Мне всегда казалось, что, действительно, хоронят Христа… И как только запоют «Благообразный Иосиф», няня начинала горько плакать, и я за нею… С тех пор я особенно люблю эту службу… Она напоминает мне чистые детские слезы о Господе…"
Здесь мы остановимся и отметим для себя это религиозное воспитание детей. Всё было направлено на воспитание религиозного чувства, не развитие знаний!
А затем - служба. Обратите внимание: никаких шалостей в церкви не позволялось. Для ребёнка 7 лет выдержать две службы на ногах - очень тудно. А для современных детей и невозможно. Но не так было в конце 19 века в семье Клавдии Ивановны. Няня пользовалась полным доверием.
"В Страстную субботу мы с няней ходили и к ранней обедне и к поздней. Мама бывала недовольна и укоряла няню:
— Ну, зачем ты ребенка таскаешь в такую рань?.. Ходи одна, если хочешь.
— Беляночка сама просится… Дитяти Господь милость пошлет… Оставь ее… Пусть молится за нас, грешных…
Действительно, я любила эти жуткие, ночные молитвы, в них было что-то таинственное и святое… Няня говорила, что мы идем хоронить Христа. Я знала, что плащаницу будут носить кругом церкви, и мы с няней пойдем со свечами за нею.
Няня тихонько будила меня рано-рано, часа в четыре ночи… Глаза слипались, еще хотелось спать, но в душе точно создался какой-то долг: идти хоронить Христа.
Выходили мы в полумрак, не пивши чаю, шли с моей старушкой по темным улицам. Жутко, таинственно, прекрасно. Душа полна гордостью, точно делаешь что-то хорошее… В церкви народу мало, но как-то особенно значительно раздаются моления и испытываешь особенное молитвенное настроение…
Я так любила и до сих пор люблю церковные службы на Страстной неделе. Они для меня полны духовной прелести, великого нравственного значения и дорогих детских воспоминаний".
Почему-то никто не жаловался на религиозные бэкграунд и не ходил к психологам лечиться от психологического насилия в детстве! Ещё и завидовала младшая сестра!
"Вернемся с няней домой, точно совершили подвиг. Сестра Лида позавидует мне и даже всплакнет.
— Вот, нянечка, Клавдю взяла к ранней обедне, а меня нет…
— Ты еще маленькая, устанешь… Тебе нельзя, а Клавденька большая…
— И я хочу тоже к ранней обедне.
— Не плачь, деточка… Ты ведь маленькая… Все будет в свое время… Пойдешь на будущий год".
Труд уборки перед праздником и предпраздничной готовки - тоже часть торжества. Как умели это воспитывать? Непостижимо!
"А дома, в нашей маленькой квартирке, в это время, на Страстной неделе, кипели такие интересные хлопоты… Все делалось по порядку, по заветам старины, в определенное время… Мы во всем помогали маме и няне. Сначала шла уборка квартиры: мама и няня, повязав головы платками, обметали потолки, стены, мыли окна, печи, полы, скребли каждый уголок, чистили, обтирали каждую вещь. Уборка шла на славу.
В среду няня чистила образа. Это было своего рода священнодействие, и к нему допускались я и Лида. Мы очень любили это дело и постоянно приставали к няне.
— Скоро? Скоро будем образа чистить? Поскорее, нянечка.
— Повремените, деточки… Это дело не шуточное… Надо осмотрительно…
Прежде всего няня тщательно мылась и нам заботливо мыла руки мылом. Затем на обеденном столе расстилалась чистая скатерть. На этот стол сносились все образа из квартиры, а их было у нас немало. Затем няня приготовляла мел и делала мыльную воду. Мы с Лидой тщательно терли и мыли серебряные и металлические венчики и ободки на старинных иконах, и каждая старалась это сделать как можно чище и ярче. Затем няня заставляла нас помолиться.
— Теперь, благословясь, оботрите деревянным маслом лики.
Мы обтирали лики. Эта работа казалась нам важной и святой. После нашей чистки в углах комнат иконы сверкали необыкновенной чистотой, и перед ними ярко горели лампады. Няня ходила умиленная. А комнаты нашей квартиры походили на кельи монахинь".
Учимся проводить Великую Среду у Лукашевич! Чистить образа - почётное занятие, прививается и любовь к порядку и чистоте, и настроение приближающегося торжества.
А как проводили Великий Четверг? Давайте заглянем в книгу дальше.
"В четверг наша старушка делала «четверговую соль». Это была какая-то совсем особенная черная соль, которую жгли в духовой печке и на Пасхе ставили на стол. И разговляться без «четверговой соли» казалось нам немыслимым".
В четверг же у нас дома обыкновенно красили яйца. Это, конечно, бывало самое интересное из пасхальной стряпни. Во главе этого дела стоял отец. Мама ему помогала. Мы ни на шаг не отходили от них, и каждая из нас имела право выкрасить для себя по нескольку яичек.
Папа непременно хотел перещеголять дедушку, который был великий мастер красить яйца. Да и отец наш ему не уступал.
В то далекое время таких красок, как теперь, не было. Яйца красили в сандале, в шелухе луковых перьев, в кофейной гуще и в разных тряпках и обрезках шелка. Папа вырезал из сахарной синей бумаги разные рисунки, фигуры и изображения, прикладывал их к яйцам, обвертывал все яичной шелухой, завязывал тряпкой и клал варить. Мы с мамой делали то же.
Как, бывало, волнуешься, дрожишь, замираешь, когда развертывают уже сваренное яичко. Что-то будет? Боже, какой восторг! Вот яичко вышло желтенькое с крапинками, а на нем синеватый якорь и буквы X и В (конечно, папиной работы). Кроме того, папа очень искусно нацарапывал на крашеных яйцах буквы, цветы и разные изображения. Иногда он раскрашивал яички красками и всегда выбирал трогательные и нежные сюжеты, например: якорь, сердце, голубков, лики святых, цветы и т. п. Комичных лиц и смешных рисунков на яйцах он никогда не делал. У нас и у дедушки с бабушкой это было не принято".
Поделитесь, как вы готовитесь к празднику? Помогают ли в этих хлопотах дети?
Что вы бы взяли на заметку в традициях семьи Клавдии Лукашевич?