Комбинация отобранных в сюжете сериала "Разделение" элементов вполне прозрачно указывает на реально существующие проблемы капитализма. В конце концов, важно не то, что кинематографист субъективно декларирует (что Стиллер, что Эриксон ни в одном из интервью не дали себя заподозрить в марксистских симпатиях), а то, что объективно проступает сквозь его произведение.
Первая часть статьи про "Разделение"
Случайное и закономерно
Впрочем, Эриксон и Стиллер разрабатывали историю не в одиночку. Они трудились в так называемой сценарной комнате, в которой присутствует множество сценаристов, которые в режиме постоянного мозгового штурма набрасывают различные идеи, часть из которых потом оказываются в сериале. Не мог ли в сценарную комнату проникнуть какой-нибудь законспирированный марксист, устроивший эдакую идеологическую диверсию, разбросав то тут, то там верное классовое понимание действительности?
Ведь по каким-то причинам «внешник» Марка С., которого в обычной жизни зовут Марк Скаут, носит советские командирские часы с красной звездой; он также по профессии в прошлом историк, специализирующийся на Первой мировой войне, и в диалоге на вечеринке с друзьями его сестры дается намек на мировоззрение Марка. Объясняя общей знакомой суть разделения, один из гостей говорит:
— И наоборот, когда ты на работе, ты ничего не помнишь о себе извне. По сути «другой ты» сидит там на работе, взаперти. Ну, точнее не взаперти, а…
Марк перебивает его: — А что? Нет-нет, интересно, что ты хотел сказать? Не взаперти, а — что? Излагай.
И знакомая, с которой они оба ведут беседу, заключает:
— Полагаю, всем ясно, какие у тебя политические взгляды…
Даже имя его «рабочей» сущности слитно читается как Маркс (Mark S. трансформируется в Marks). И если последнее действительно больше походит на случайность, то командирские часы вкупе с «ясными политическими взглядами» случайностью объяснить уже не удастся.
Тем не менее, примем это всё за случайное. Такие аллюзии (сознательные или бессознательные) могли в фильме и не появиться, т.к. они напрямую не влияют на драматургию. Но в мире «Разделения» фигурирует ряд очень важных марксистских положений и без всяких отсылок.
Так, функционеры Lumon готовы время от времени подбрасывать кость тем сотрудникам, которые способны длительное время соблюдать правила игры. Для этого существуют всяческие поощрения, в том числе та самая «вафельная вечеринка». И это не просто мероприятие, на котором лучший сотрудник месяца может поесть вкусных вафель с сиропом — это целое костюмированное представление, где отличившемуся позволяют совсем ненадолго и с бутафорским антуражем почувствовать себя капиталистом, хозяином жизни. Что, конечно, должно притупить самосознание такого работника, иллюзорно приобщив его к элите. За подобными вечеринками особенно гоняется Дилан Дж.
Ирвинг Б. больше тепла питает к корпоративной культуре. Его вдохновляют истории о мировых свершениях основателя Lumon Кира Игана и его наследников. Он знает, что работает в лучшей в мире компании, и может чуть ли не наизусть цитировать абзацы из соответствующих инструкций. Короче говоря, Ирвинг Б. наиболее восприимчив именно к идеологическому сопровождению капитализма, где историю, как в книгах Томаса Карлейля, двигают великие герои. Наверное, Ирвинг был бы большим поклонником романов Айн Рэнд, если бы знал о них. Подобные убеждения не способствуют установлению товарищеских отношений в коллективе.
Что в первом, что во втором случае мы видим применение классической формулы «разделяй и властвуй».
Но она не ограничивается материальным премированием одних сотрудников и эмоциональной мотивацией других внутри отдельно взятого отдела. Lumon занимается также сеянием вражды между сотрудниками различных подразделений компании. Например, отделу оптики и дизайна (нечто вроде местных представителей творческой интеллигенции) рассказывают всякие ужасы о якобы случившемся когда-то восстании отдела макроданных, приведшем к жестокому кровопролитию; и полностью идентичную байку сообщают отделу макроданных об отделе оптики и дизайна. Лучший способ помешать объединиться тем, у кого в реальности общие классовые интересы, — внушить вражду по отношению друг к другу. Это работает на руку капиталисту как в отношениях между отделами, так и в отношениях между целыми социальными группами или даже населением разных государств.
Наконец, не менее важное наблюдение в сюжете касается процесса реинтеграции, которым промышляют таинственные подпольщики в мире «внешников». Он предполагает перенастройку чипа в полевых условиях, что приводит к объединению разделенных личностей обратно в целое. На нее-то и соглашается Пити К., бывший начальник Марка С. в Lumon, бесследно исчезнувший для «внутренних». В результате процедуры Пити К. и его «внешник» Питер Килмер сливаются воедино. Но это приносит массу боли и страданий — хотя и дает Пити возможность сообщить Марку Скауту о том, как эксплуатируют «внутренних» на разделенном этаже. Пити не в состоянии пережить процессы, запущенные реинтеграцией, и его организм, в конце концов, погибает. Разумеется, для создателей сериала это важный драматический и вместе с тем триллеровый момент, однако в то же время его можно интерпретировать и как понимание того, что без разрушения системы преодоление состояния частичного рабочего невозможно. Как был невозможен успех фаланстеров Шарля Фурье или коммун Роберта Оуэна в капиталистическом окружении.
Сумма вышеназванных драматических ходов, даже если каждый из них был открыт стихийно, без намерения о конкретном высказывании со стороны творческого коллектива Бена Стиллера и Дэна Эриксона, дает нам вполне ясную картину происходящего в современном капитализме. Иначе говоря, конкретно в этой форме «Разделение» могло появиться случайно, но внутренние связи, отраженные в сериале, закономерны.
«Разделение» выпукло демонстрирует нам классовый антагонизм между наемными работниками и предпринимателями. И раз этот антагонизм существует, то он выливается в классовую борьбу.
Революционная ситуация
Каждый из нас наверняка замечал, что даже при наличии открытого конфликта и очевидном давлении со стороны условного противника, статус-кво может сохраняться неопределенно долгое время. Так продолжается до тех пор, пока ситуация не меняется качественным образом в результате тех или иных событий. Для сотрудников разделенного этажа такими событиями становятся «увольнение» Пити и возникновение Хелли.
Первое порождает массу вопросов, на которые у начальства, мисс Кобел и мистера Милчика, нет вразумительных ответов, кроме формальных отговорок. Второе, благодаря рвению и уверенности Хелли, показывает, что тиранические порядки Lumon, во-первых, тиранические, а во-вторых, их необязательно покорно принимать — можно бороться с ними. В этих обстоятельствах каждый из персонажей проходит собственное развитие.
Марк, наблюдая за Хелли, и приняв соответствующее наказание за ее действия, понимает, насколько жестоки методы Lumon, и что фактически все они здесь всего лишь жалкие рабы. К тому же, из-за действий компании он лишился своего друга и товарища — Пити.
Ирвинг ощущает все нарастающее противоречие между декларируемыми Lumon ценностями и реальным курсом корпорации на бесчеловечность, что выражается для него в том, что бизнес лишает его возможности быть рядом с близким человеком из отдела оптики и дизайна.
Дилан из-за кратковременного эпизода с включением «сверхурочного режима», когда его сознание просыпается в доме «внешника», обнаруживает, что у него есть сын, и не может забыть об этом — он вполне справедливо заключает, что Lumon лишил его семьи.
Все эти мотивы, индивидуальные сами по себе, приводят к сплочению разделенных сотрудников и пониманию общности их интересов и противоположности интересов корпорации. Рождается классовое сознание. А за ним следует и коллективное действие — готовность совместно бороться. И хотя эта борьба поначалу носит очень аккуратную, опасливую форму, по ходу сюжета герои «Разделения» попадают в классическую революционную ситуацию. Знаменитый ленинский тезис гласит, что она возникает, когда «низы» не хотят больше жить по-старому; «верхи» не могут управлять по-старому, а из-за общего кризиса в системе образуется трещина, «в которую прорывается недовольство и возмущение угнетенных классов». Именно так и происходит.
Вся расстановка сил, складывающаяся к финалу 1-го сезона, говорит о том, что дело идет, ни много ни мало, а к пролетарской революции. И развитие сюжета должно стремиться либо к победоносному характеру этой революции, либо к истории её подавления или поражения.
Но свое веское слово говорит конъюнктура современного культурного пространства.
Мещанин сменяет революционера
Всё, сказанное ранее, касалось 1-го сезона. Однако на дворе весна 25-го года и по понятным причинам все говорят о 2-м сезоне. В нем-то трагедия и превратилась в фарс.
Внешне перед нами всё то же самое. Есть тираническая корпорация Lumon и ее бездушие; есть масса остроумных шуток, построенных на абсурде корпоративной культуры; есть дружба разделенных сотрудников и попытки разгадать тайну происходящего со стороны «внешников». Но как только мы копнем глубже, мы поймем, что перед нами осталась форма без содержания. Точнее, форма с подмененным содержанием. Вся сумма обстоятельств, разработанных и органично соединившихся прежде, по щелчку пальцев начинает работать для достижения противоположных выводов.
Так, Марк С. из рядового представителя разделенных превращается в сотрудника, вокруг работы которого сосредоточен главный проект Lumon. Несмотря на то, что герой не осознает этого, он становится своего рода избранным — как сказали бы в голливудском блокбастере, the chosen one. Это ставит Марка С. в один ряд с Нео или каким-нибудь Торуком Макто.
Более того, основным мотивом во 2-м сезоне становится поиск Марком Скаутом его погибшей супруги Джеммы, слухи о смерти которой оказались несколько преувеличены — женщина превратилась в пленницу Lumon в качестве подопытного кролика на зловещем проекте, невольно разрабатываемом Марком С. Получается, что зритель должен с замиранием сердца переживать о спасении конкретной дамы (стоит отметить, что этот крючок появляется уже в финале 1-го сезона, но там он фигурирует исключительно в виде яркого клиффхэнгера). При этом, все остальные персонажи (в том числе разделенные) вынуждаются помогать Марку С. и Марку Скауту обнаружить Джемму в лабиринтах Lumon. Таким образом, коллективное подменяется на индивидуальное, классовое — на психологически-эмоциональное. Больше нет никаких общих интересов всех угнетенных — есть интересы частного лица, попадающие в центр внимания в силу его избранности. «Человеческая история» побеждает историю о классовой борьбе.
Если говорить образно, 2-й сезон «Разделения» подобен Хелли Иган (ее оригинальной личности), которая появляется на разделенном этаже, прикидываясь разделенной Хелли Р. С той лишь разницей, что Хелли Р. все-таки вернулась, а «Разделение», единожды свернув на дорогу индивидуализма, не сможет повернуть обратно.
В то же время, новый сезон, будто в качестве издевательства, разбрасывает кругом симулякры, намекающие на классовое противостояние. Так, флэшбек об отношениях Марка Скаута и Джеммы рассказывает, что супруга Марка была специалистом по творчеству Льва Толстого, весьма антиэлитарного автора. Картина на стене разделенного этажа, посвященная грядущему завершению работы Марка С. над проектом «Cold Harbor», напоминает о фреске коммуниста Диего Риверы «Человек на распутье». Ожесточенная драка в конце сезона может сработать, как метафора начала гражданской войны, а подключение к ней сотрудницы из сельскохозяйственного отдела может даже навеять мысли о союзе рабочих и крестьян. Но мы не можем с уверенностью утверждать, является ли всё это классовыми метафорами или нет, ибо в основном содержании утрачена классовость. А значит, все эти пасхальные яйца — лишь постмодернистские отсылки, не представляющие из себя ничего, кроме пустого заигрывания.
В самом конце 2-го сезона мы и вовсе должны удовлетвориться выводом о том, что мир спасёт любовь. То есть зрителю демонстрируют торжество законченного мещанства, убегающего от всех общественных проблем и стремящегося закрыться в своем индивидуальном мирке, где любовные переживания или наличие партнера для отношений дает ответы на все вопросы. Будто и нет никакой эксплуатации, частичного рабочего, противостояния труда и капитала, подпольщиков — ничего нет, кроме любви.
И если подобное мировоззрение вполне привычно для рядового сериала или фильма, то для «Разделения», в рамках 1-го сезона сделавшего огромный шаг вперед с точки зрения освещения общественных отношений в рамках капиталистического искусства, переход к таким банальностям (да еще и убаюкивающим сознание аудитории) — это капитуляция перед собственными открытиями.
Впрочем, стоит сказать, что одна линия во 2-м сезоне все же выглядит, как тень из прошлого сезона — это развитие мистера Милчика, в лице которого мы видим роль служащего при корпорации. Его положение гораздо более привилегированное, чем у любого разделенного. Поэтому он лоялен по отношению к Lumon в частности и по отношению капиталистам вообще. Но он всё равно не имеет доступа к извлечению прибыли и, несмотря на высокую зарплату, остается наемным работником. Всё его предназначение сводится к тому, чтобы сохранять систему в работоспособном состоянии, балансируя между сотрудниками и предпринимателем. И чтобы справляться с этой работой хорошо, любое проявление собственной личности (например, интеллект или природный артистизм) он должен прятать как можно глубже. Даже картины, подаренные ему функционерами Lumon за выдающиеся успехи, сообщают, что он должен быть похож не на себя, а на компанию. Мистер Милчик тоже частичный рабочий, просто из-за управленческого характера труда создается иллюзия, будто он представляет собой нечто большее, и с точки зрения рабочих процессов ему нет необходимости «разделяться». Узнают ли себя сегодняшние управленцы и менеджеры в мистере Милчике?
Однако линия Милчика лишь ложка меда в бочке дегтя.
Первородный грех
За идеологическую капитуляцию ответственны не только Дэн Эриксон и Бен Стиллер. «Разделение» производится на базе Apple TV, и, разумеется, первую скрипку играет именно корпорация. Популярность 1-го сезона заставила стриминг бросить 200 млн. $ на создание продолжения (т.е. речь идет о 20 млн. $ за эпизод). Конечно, инвестиции подобных размеров должны быть надежно защищены. Поэтому в команду к уже существующим авторам добавился еще один исполнительный продюсер — Бо Уиллимон, работавший над «Карточным домиком» и «Мартовскими идами». Уиллимон — специалист по циничным историям о политике, но в классовом понимании действительности замечен не был. Сыграл ли он роль в изменении курса? Наверняка.
Однако дело не только в радикальном увеличении бюджета или новом продюсере. Сама форма современного многосезонного сериала носит в себе определенный первородный грех. Создатели проектов тесно привязаны к рейтингам, и до тех пор, пока рейтинги высоки, сериал продолжает выпускаться. Из-за этого чрезвычайно сложно прогнозировать, когда историю нужно будет заканчивать. А если эта точка неизвестна, то практически невозможно сформулировать четкую сверхзадачу. Иначе говоря, создателям сериалов, пока производство идет, приходится постоянно переизобретать смысл, который они закладывают в повествование. Когда же рейтинги, наконец, падают, сериал нужно заканчивать как можно быстрее — и это одна из главных причин, почему последние сезоны многих отличных сериалов выглядят жалкой безжизненной оболочкой. Вся жизнь успевает уйти из проекта еще до финала, и именно поэтому рейтинги падают, а последний сезон превращается в последний.
Но может быть и этим беда не ограничивается. Если авторы «Разделения» сознательно или бессознательно увидели характерные черты эксплуатации при капитализме и начали заметное движение в сторону вывода о необходимости разрушения этой системы — не могли ли инвесторы, также сознательно или бессознательно, почувствовать угрозу в последовательном развитии такой драматургии? Во всяком случае, мы можем предположить это. Ведь когда-то по схожим мотивам уже отменили «Профит» Джона МакНамары и, вероятно, не без подобных соображений задвинули на задворки (а затем, опять же, закрыли) «Сделку Шэннона» Джона Сейлза. В данном случае просто не потребовалось что-то отменять или закрывать — достаточно было разделить «Разделение» на внешний стиль и внутреннее содержание, а затем заменить это содержание более… подходящим.
Так что пример «Разделения» лишний раз напоминает нам о том, что действительно радикальные антикапиталистические высказывания в рамках мейнстрима немыслимы, ибо эта территория полностью контролируется крупными конгломератами. По этой причине Джон Сейлз никогда не работал на крупных студиях. По этой же причине Тим Роббинс ни разу не снимал полнометражных фильмов после выхода «Колыбель будет качаться». А в предыдущую эпоху, даже когда прекратили существовать черные списки, в профессию так толком и не смог вернуться Абрахам Полонски.
В лучшем случае в высоких голливудских кабинетах могут стерпеть умеренного либерала Оливера Стоуна. Или стерилизованную версию «Разделения». Ничего личного — всего лишь бизнес.
_________________
Поддержите наши публикации своим лайком 👍 и подписывайтесь на канал. И обязательно делитесь своим мнением в комментариях! 💬 Впереди еще много интересных и актуальных материалов из мира кино и литературы!