— Нас никто не разлучит, Марина. Никогда, — Павел развернулся от окна, его силуэт был темным на фоне лунного света, глаза блестели странным влажным блеском.
Я приподнялась на локтях. Проснулась от холода пустой половины кровати. Три часа ночи. Почему он стоит там, неподвижно глядя в темноту двора?
— Господи, ложись уже, — я натянула одеяло до подбородка, подавляя зевок. — У меня совещание в девять, а Лизу еще в садик собирать.
Он не сдвинулся с места, только улыбнулся. В лунном свете его глаза казались темнее обычного.
— Даже если другим это не нравится, — добавил он тихо.
Внутри меня что-то сжалось. Я попыталась рассмеяться, но вышло фальшиво.
— О чем ты говоришь? Кому может не нравиться наш брак?
Павел наконец отошел от окна и сел на край кровати. Его рука легла на мое колено поверх одеяла. Тяжелая, будто придавила.
— Скоро наша годовщина, — сказал он, резко меняя тему. — У меня для тебя особенный подарок. Что-то, что изменит все.
Утром я проснулась от запаха свежих блинов и кофе. Артем и Лиза уже сидели за столом, когда я вошла на кухню. Павел стоял у плиты, ловко переворачивая очередной блин.
— Мама! — Лиза спрыгнула со стула и обхватила мои ноги. — Папа делает блины с шоколадом!
— Я вижу, — я погладила ее по голове, глядя на мужа.
Он выглядел идеально — свежая футболка, аккуратно выбрит, волосы уложены. Никаких следов ночной странности.
— Доброе утро, — Павел поставил передо мной чашку кофе. — Как спалось?
— Неплохо, — соврала я.
Артем поднял глаза от тарелки.
— Мам, а когда мы поедем к бабушке и дедушке?
Рука Павла дрогнула, блин соскользнул с лопатки мимо тарелки.
— Черт, — пробормотал он, быстро поднимая испорченный блин. — Артем, сколько раз мы говорили об этом?
— Но я хочу...
— Твои бабушка и дедушка далеко, — резко оборвал его Павел. — Они... путешествуют.
Я заметила, как напряглась его спина под футболкой. Пять лет прошло с тех пор, как мои родители пропали. Официально — авария. Машина в овраге, они не найдены. Я постаралась смириться, жить дальше. Но иногда...
— Ешь свой завтрак, — мягко сказала я сыну. — Опоздаешь в школу.
Вечером, когда дети легли спать, я услышала, как хлопнула входная дверь. Из окна кухни увидела, как Павел идет через двор к гаражу.
В руках — какой-то сверток.
Гараж. Он все чаще проводил там время. Починил крепкий замок с кодом. "Чтобы никто не влез," — объяснил он.
Я отложила книгу, накинула кардиган и вышла на крыльцо. Свежий вечерний воздух наполнил легкие. Через пять шагов я уловила запах. Металлический, тяжелый, с ноткой сырости. Он исходил от гаража.
Я подошла ближе, но дверь оказалась закрытой. Постояла, прислушиваясь. Изнутри доносились странные звуки — скрежет, шорох, а потом... тихий стон? Ветер, наверное. Просто ветер.
— Марина! — голос Павла за спиной заставил меня подпрыгнуть. — Что ты здесь делаешь?
Я обернулась. Он стоял в нескольких шагах, руки в карманах. Как он вышел из гаража, если я не слышала открывавшейся двери?
— Просто вышла подышать, — ответила я, стараясь говорить спокойно. — Ты что-то мастеришь?
— Твой подарок, — он подошел ближе, положил руку мне на плечо. — Осталось всего три дня до нашей годовщины. Мой сюрприз почти готов.
Его пальцы сжались чуть сильнее необходимого. По моей спине пробежала дрожь.
— Будет особенный подарок, — добавил он с улыбкой. — Что-то, что вернет нашу семью.
Он увел меня в дом, говоря о планах на праздничный ужин. А я не могла отделаться от ощущения, что за нами кто-то наблюдает из темного гаража.
Следующие два дня я не находила себе места. Павел начал брать выходные на работе, объясняя это подготовкой к годовщине.
Он постоянно был рядом — предупредительный, заботливый, но его присутствие давило, словно каменная плита.
— Очень милый у вас муж, — сказала соседка Татьяна, когда мы столкнулись возле почтовых ящиков. — Такой... хозяйственный.
— Да, — кивнула я, забирая почту. — Золотые руки.
Татьяна оглянулась, понизив голос:
— Только странный какой-то. Я как-то хотела попросить его помочь с проводкой, а он так посмотрел... — она передёрнула плечами. — Знаешь, как будто я на его территорию вторгаюсь.
Холодная волна пробежала по моему телу.
— Просто он не любит, когда его отвлекают от работы, — произнесла я автоматически.
Вечером перед годовщиной я обнаружила, что ноутбук Павла остался открытым на кухонном столе. Дети смотрели мультфильм, муж возился в гараже. Я осторожно коснулась клавиш.
Открытая вкладка браузера: "Психологические методы управления близкими". Я пролистала историю — форумы о контроле, манипуляциях, статьи о стокгольмском синдроме.
Звук шагов заставил меня отпрянуть. Павел стоял в дверном проеме, вытирая руки тряпкой. На ткани виднелись темные пятна.
— Что ты делаешь? — спросил он ровным голосом.
— Хотела проверить рецепт, — ложь далась мне неожиданно легко. — А твой ноутбук был ближе.
Он подошёл, захлопнул крышку ноутбука.
— В следующий раз спрашивай, — улыбка не коснулась его глаз. — Я не люблю, когда трогают мои вещи.
День нашей годовщины начался с огромного букета роз. Павел приготовил завтрак, отвёз детей в школу и садик, а мне запретил выходить из дома.
— Сегодня ты отдыхаешь, — объявил он. — У нас особенный вечер впереди.
Когда он уехал за продуктами, я бросилась к телефону. Набрала номер своей подруги Ольги.
— Оля, мне страшно, — выпалила я, когда она взяла трубку. — Павел ведёт себя странно. Что-то происходит.
— Марина, о чём ты? — её голос звучал обеспокоенно. — Что случилось?
— Эти странные ночные разговоры, гараж, который всегда заперт, звуки... — я запнулась, осознавая, как безумно это звучит. — И этот запах металла и сырости...
— Запах металла? — переспросила Ольга. — Марина, тебе нужно...
Входная дверь хлопнула. Я резко сбросила вызов.
— С кем ты разговаривала? — Павел вошёл на кухню с пакетами.
— Оставляла сообщение маме Артёма, — я заставила себя улыбнуться. — Про завтрашнюю экскурсию.
Его взгляд задержался на мне чуть дольше необходимого.
К вечеру дом преобразился. Павел зажёг свечи, накрыл стол белой скатертью, открыл дорогое вино. Дети уже спали.
— Я так люблю тебя, — сказал он, поднимая бокал. — Ты даже не представляешь, как сильно.
— И я тебя, — отозвалась я, чувствуя, как сухо во рту.
Он достал прямоугольную коробку, обёрнутую серебристой бумагой.
— Открой, — его глаза лихорадочно блестели.
Медленно разворачивая упаковку, я обнаружила рамку для фотографий. Дорогую, с замысловатым узором. На фото — мы с Павлом и детьми, улыбающиеся, счастливые. Идеальная семья.
— Прекрасно, — выдавила я.
— Переверни, — он едва сдерживал восторг.
Я перевернула рамку. С обратной стороны бархатистая ткань, аккуратно натянутая. Но что-то было не так. Края неровные, видны следы клея. В одном углу ткань немного отошла.
— Мне нужно ещё вина, — Павел вдруг поднялся. — Я сейчас вернусь.
Как только он вышел, я поддела ногтем отставший край ткани. Под ней прощупывалось что-то твёрдое. Фотография? Я потянула сильнее, отрывая ткань.
И увидела то, что скрывалось за ней.
Другая фотография. На ней мои родители — испуганные, с заклеенными ртами. Задний план размытый, но узнаваемый — наш собственный подвал в гараже.
Мама с запавшими глазами, отец с кровоподтёком на виске. Они были живы. Живы всё это время.
Воздух застрял в лёгких. Комната закружилась. Пальцы неметели, фоторамка выскользнула из рук и упала на пол. Стекло треснуло.
— Ты нашла...
Голос Павла прозвучал так близко, что я вздрогнула. Он стоял в дверном проёме, сжимая бутылку вина. На его лице расползалась жуткая улыбка.
— Значит, готова принять, — прошептал он, делая шаг в мою сторону. — Я так долго ждал этого момента, Марина.
— Что... ты сделал с моими родителями? — мой голос звучал чужим, надломленным.
Павел поставил бутылку на стол и медленно подошёл ближе.
— Я защитил то, что построил, — произнес он с болезненной гордостью. — Твои родители собирались разрушить нас.
Вспомни их вечные намеки, их снисходительные взгляды. — Уголок его рта дернулся. — А тот разговор на кухне, когда твоя мать предложила "переждать у них"? Или когда отец завел беседу о том что тебе стоит уйти от меня?
Память услужливо подкинула забытые детали. Мама действительно интуитивно чувствовала неладное.
За ужином как-то шепнула: "У него такой взгляд, когда думает, что никто не видит. Словно маска соскальзывает". А я отмахнулась, списав всё на ее чрезмерную опеку.
— Пришлось принять меры, — продолжил Павел, потирая пальцы, как будто перебирая четки. — Убрать их совсем было бы... непрактично. Всё-таки они часть тебя. Я придумал элегантнее.
Он протянул руку к моему лицу. Я отшатнулась, опрокинув стул.
— Они здесь? Всё это время? — дрожь в голосе выдавала мой ужас.
— Конечно, — он улыбнулся, словно гордясь своей находчивостью. — Прямо под нами. Под гаражом есть подвал, ты не знала? Я перестроил его, сделал звукоизоляцию.
Они кричали первые недели, но потом поняли, что это бесполезно.
Пять лет. Пять лет мои родители находились в заточении в нескольких метрах от нас. Пока мы с детьми жили обычной жизнью. Пока я жила в одной постели с их похитителем.
Рамка всё ещё лежала на полу. Я бросилась к ней, схватила и с силой ударила Павла по голове.
Он пошатнулся, схватившись за висок. Кровь потекла между его пальцев.
— Неблагодарная! — прошипел он, кровь сочилась между пальцев, когда он попытался схватить меня за запястье. — Я ради тебя преступил все границы!
Я толкнула его и он упал, вроде как вырубился.
Я увернулась и побежала к лестнице. Дети спали наверху. Нужно было их забрать и убежать, как можно дальше.
— Мама? — сонный голос Артёма раздался из его комнаты, когда я ворвалась на второй этаж. — Что случилось?
— Одевайся, быстро, — я старалась говорить спокойно, но паника прорывалась в голосе. — Разбуди Лизу, нам нужно уехать.
— Куда? — он сел на кровати, протирая глаза.
— К соседям, — я лихорадочно натягивала на него свитер. — Потом всё объясню. Это игра, хорошо? Кто быстрее соберётся.
Я услышала тяжёлые шаги на лестнице. Павел поднимался.
— Марина! — его голос звенел от ярости. — Ты никуда не уйдёшь!
Схватив сонную Лизу на руки и взяв Артёма за руку, я бросилась к задней лестнице.
— Держись крепко, — шепнула я сыну, в последний момент схватив сумку с документами, которую всегда держала в шкафу.
Мы выскочили во двор и побежали через живую изгородь к дому Татьяны. Стук в дверь, сбивчивые объяснения, испуганные глаза детей. Татьяна впустила нас и сразу заперла дверь.
— Мои родители, — задыхаясь, произнесла я. — Они живы, он держит их в подвале под гаражом. Вызовите полицию.
Всё происходило как в тумане. Полицейские машины с мигалками, громкие команды мегафона, Павел в наручниках, выводимый из дома.
Его безумный взгляд, когда он увидел меня на крыльце соседского дома.
— Я всё для тебя делал! — кричал он, пока его усаживали в машину. — Они хотели нас разлучить!
Спасательная операция началась сразу же. Подвал под гаражом был профессионально оборудован.
Железная дверь с кодовым замком, скрытая под фальшивой стеной. Полицейские взломали её.
Я не могла там находиться, осталась с детьми у Татьяны. Когда позвонил следователь, я едва могла говорить.
— Они живы, — сказал он. — Истощены, но живы. Их увезли в больницу.
В палате мама лежала под капельницами. Исхудавшая до неузнаваемости, с белыми, как снег, волосами. Отец в соседней палате — кожа да кости, со странным пустым взглядом.
— Родная, — прошептала мама, когда я вошла. Слезы текли по ее впалым щекам. — Мы верили, что ты найдешь нас.
Я рыдала, держа ее сухую, морщинистую руку. Пять лет в темноте, в неволе, в нескольких шагах от свободы.
— Он говорил, что ты знаешь, — голос отца звучал надтреснуто, когда я пришла к нему. — Что ты согласилась... держать нас там. Мы не верили.
***
Реабилитация была долгой. Психологи, терапевты, длинные часы разговоров. Мы с детьми перебрались на другой конец страны — в безымянный приморский городок, где морской воздух постепенно выветривал из нас прошлое.
Детям сказали полуправду — что у папы болезнь разума, которую нужно долго лечить, и что иногда люди с такой болезнью делают очень плохие вещи, сами того не понимая.
На суде выяснилось, что Павел инсценировал аварию, подстроив всё так, чтобы машину моих родителей нашли в овраге. Экспертиза признала его вменяемым — он действовал обдуманно, планировал каждый шаг.
— Мы имеем дело с редким типом личности, — объяснял психиатр на закрытом заседании. — Он создал в своем сознании идеальную картину семьи и устранял всё, что ей угрожало.
Ваши родители были помехой в его воображаемом совершенном мире.
Павел получил множество лет строгого режима.
Прошло два года. Мы с детьми и родителями живем в небольшом доме на окраине приморского городка.
Мама и отец почти восстановились физически, хотя кошмары всё еще преследуют их по ночам.
Сегодня особенный день — у Лизы день рождения, ей исполняется шесть. Дом полон гостей, смеха, музыки.
Она задувает свечи на торте, загадывает желание. Артем, теперь уже совсем взрослый, серьезный не по годам, помогает ей резать первый кусок.
Я стою у окна, наблюдая за этой картиной. Родители сидят рядом с детьми, их глаза светятся любовью и болью пережитого. Мы все изменились, стали другими людьми.
Иногда по ночам я просыпаюсь в холодном поту, думая о том, что почти пять лет спала рядом с чудовищем. Как не замечала, не понимала. Как игнорировала тревожные знаки.
Но потом смотрю на своих детей, на родителей, на наш новый дом и понимаю — мы выжили. Мы победили. И теперь я доверяю своим инстинктам безоговорочно.
На столе лежит конверт — письмо из места, где сидит Павел. Я не стала его открывать, просто сожгла в саду, глядя, как пепел разносит ветер.
Когда праздник стихает и дети засыпают, я выхожу на террасу. Шум моря успокаивает. Мама выходит вслед за мной, накидывает шаль на мои плечи.
— Спасибо тебе, дочка
Горячие рассказы:
Спасибо за прочтение, мои дорогие!
Подписывайтесь и пишите как вам моя история! С вами Лера!