оглавление канала, часть 1-я
Спасибо Власу, что фонарь держал высоко над головой, иначе бы мы с сестрой загремели с лестницы, которая уходила круто вниз сразу после узкой площадки возле входа. Наш провожатый дождался, пока мы протиснемся внутрь, и произвел какие-то манипуляции, после которых дверь закрылась. И было бы сложно угадать, где эта самая дверь, если не знаешь. Она была настолько искусно замаскирована безупречной кладкой, что неопытному глазу было бы сложно найти тут выход.
Закрыв дверь, Влас пошел осторожно вперед. Точнее, он стал спускаться вниз по ступеням. По всей вероятности, когда строился этот проход, люди были куда как выше, чем мы сейчас. Потому что со ступеней приходилось чуть ли не спрыгивать. Вряд ли древние мастера экономили камень, сделав такие высокие ступени. Скорее, мой вывод насчет роста предков был верным. Да и высота коридора внушала некоторое благоговение перед габаритами ушедших пращуров. Влас спускался медленно, что давало нам с сестрой возможность не переломать себе кости, торопясь за ним. По моим скромным прикидкам, мы уже опустились под землю никак не меньше двухсот метров, когда начался ровный коридор. Мы присели на последнюю ступень, чтобы немного отдышаться от трудного спуска и унять дрожь в ногах. И я даже не стала представлять себе, сколько сил и времени занимает подъем и как нам придется карабкаться наверх, когда придет время. Не думаю, что нас выпустят из монастыря через центральные ворота.
Стены подземного коридора были выложены из того же камня, что и лестница, а вот плиты пола, как мне показалось, были намного старше. Камни были подогнаны друг к другу так, что даже тонкое лезвие ножа между ними вставить было невозможно. Никакого мха, плесени или потеков грунтовой воды здесь не было и в помине. Я попыталась представить тех, кто когда-то строил этот ход. Но моей фантазии и знаний было для этого недостаточно.
Влас смотрел на наши уставшие физиономии с некоторой усмешкой, впрочем, вполне себе человеческой, безо всякой ядовитости. А я про себя подумала, что ему, наверняка, приходилось не единожды ходить этими путями. Но вслух ничего не сказала. По лицу сестрицы было видно, что ей не терпится задать какой-нибудь вопрос, но она сдерживалась изо всех сил. Надо полагать, копила, чтобы вывалить все накопившееся за время молчания одной кучей сразу, одним махом. Думаю, и наш провожатый это понял, потому что заговорил с некоторой скрытой усмешкой:
- Эти подземелья намного старше самой обители, которая была построена на остатках древней крепости. Говорят, что эта крепость когда-то принадлежала Журавлиному братству, и за все время ее существования ни один враг не мог ее взять силой. А рухнула она в одночасье из-за предательства. Один из служащих Журавлям передал тайну подземелий врагу, и их орды хлынули внутрь. В самый последний момент Журавлям удалось спасти Великий Круг носителей. Говорят, они сами взорвали крепость, чтобы врагам не досталось наследие Журавлей. Тогда многие Журавли погибли, и почти некому было провожать их души на ту сторону. Среди погибших были и мои предки…
Сенька тут же, было, открыла рот, чтобы задать вопрос, но Влас, будто прочитал ее мысли, ответил:
- Нет… Мои предки не принадлежали к Журавлям. Они были из тех, кто служил Журавлиному братству. И по сей день, я так же, как и мои прадеды, продолжаю эту службу. В этом я вижу свое предназначение. И мои дети, я надеюсь, посвятят себя этой благой цели.
Тут уже сестрица совсем не выдержала, влезла со своим вопросом:
- А что, у вас есть дети? Вы же, вроде бы, монах…
Стремительный переход от «смотри, мужик» к «вы» меня ничуть не удивил. Воинский дух покинул сестрицу, и вне поля боя она опять стала самой собой. А хорошее воспитание было ее кредо. Влас усмехнулся и проговорил с некоторым смущением:
- Разумеется, у меня есть дети. Ведь я же не родился монахом. А в монастырь пошел по зову сердца, хотел продолжить свое служение…
Я была немного раздражена на Сеньку. Вечно она влезала со своими вопросами, совсем не относящимися к теме. Меня больше интересовала история Журавлиного братства, чем наличие потомства у Власа. Но встревать в разговор я не стала, хотя один вопрос меня очень сильно интересовал. Влас сказал, что оставшиеся взорвали крепость. Но мне, почему-то, казалось, что тут дело не обошлось без ключей. Не знаю, почему, но я так чувствовала, и все. Нужно будет при случае спросить отца Андрея. Он, наверняка, должен это знать. Впрочем, я одернула себя от этих мыслей, мне бы сейчас следовало больше интересоваться настоящим, чем прошлым. Первая Дуська, пробудившись от долгой дремы, менторским тоном вдруг заявила: «Не помнящий прошлого не имеет будущего…» Я только отмахнулась. Не ко времени было сейчас затевать спор с самой собой.
Вскоре мы оказались на развилке, от которой отходило еще два коридора. Я вопросительно глянула на нашего провожатого, и он снова, будто прочел мои мысли, ответил:
- Да, этот ход не единственный. Есть еще один, он ведет за реку. А третий ход, по всей вероятности, уводил в леса, но он, к сожалению, был завален во время строительства монастыря.
Сенька опять стала приставать к Власу, интересуясь его родословной, а я стала думать о своем. К примеру, как нам отвязаться от людей Казимира? Ключи я сейчас отдам, но проблема-то с этим не исчезнет. Сташевский вряд ли проглотит то, что я у него увела все так долго собираемые ключи. Но тут возникал вопрос. Что он собирается делать? Четвертовать меня или сестру? Ключи-то все равно уже тю-тю. Я попыталась даже поставить себя на его место. Получилось плохо. Тут на своем-то месте не знаешь, что делать! А уж на чужое громоздиться и вовсе в моем положении не стоило. Но, в любом случае, перспективе Казимира я не завидовала. Те, кто стоят за ним, такого промаха ему не простят. Впрочем, Казимир был и сам достаточно силен, чтобы противостоять им. Не зря же он не отдал этим неизвестным гражданам уже собранные ключи. Скорее всего, решил их оставить себе. Не зря же по его душу приехал киллер. И вот, тоже еще заноза. Вроде бы, я для этого самого «совы», как его назвал Юрик, мы-то с сестрицей совсем без надобности. Он же, в конце концов, не по наши души явился! Поэтому, казалось, бояться вроде бы и нечего. Однако само по себе то, что за нами может наблюдать какой-то киллер экстра-класса, меня напрягало. И это, мягко выражаясь. В общем, спокойная жизнь в ближайшем будущем у меня как-то не просматривалась.
Размышления мне пришлось прервать, потому что мы, кажется, пришли. Точнее, уперлись в глухую стену. Влас, попросив Сеньку подержать фонарь, поколдовал с камнями, и часть стены со скрежетом выдвинулась наружу. А я про себя хмыкнула. Похоже, они с сестрицей нашли друг друга за время путешествия по коридору. Оказывается, чтобы вызвать симпатию у мужчины (даже и монаха), нужно как следует приложить его палкой по голове.
Мне пришлось оставить свои дурацкие мысли и последовать за монахом, который «монахом не родился». Мы оказались в небольшой комнате круглой формы, сводчатый потолок которой подпирали массивные колонны из того же камня, из которого и был сложен подземный ход. Чуть ближе к стене в этом зале (или келье, даже не знаю, как лучше назвать это помещение) стоял небольшой прямоугольный стол, собранный из строганных, потемневших от времени дубовых досок с двумя лавками по сторонам. На столе стояла керосиновая лампа и лежал какой-то старинный фолиант, склонившись над которым, сидел отец Андрей. В теплом неверном свете керосинки его лицо выглядело совсем осунувшимся. Его посох, на который он опирался, когда я увидела его перед церковью, стоял тут же, прислоненный к скамье. Услышав звук открываемой потайной двери, благочинный оторвался от своего занятия и протер пальцами глаза жестом очень утомленного человека.
Мы подошли ближе и поздоровались, словно две робкие монашки, не поднимая глаз. Ну я-то, понятное дело, вроде бы накосячила, но вот с чего вдруг на Сеньку напала такая робость, было непонятно. Скорее всего, волшебное действие вина уже прекратилось, и сестрица опять вошла в свое нормальное состояние. Вместо ответа отец Андрей просто кивнул нам головой и обратился к Власу:
- Постой снаружи на страже, чтобы нам никто не помешал. Когда время придет, я тебя кликну.
Влас поклонился и, не говоря ни слова, скрылся за дверью. Обычной дверью, которая здесь тоже имела место быть. А благочинный обратился к нам:
- Ну… Присаживайтесь, воительницы… Рассказывайте…
Ну, Сеньке-то, понятное дело, рассказывать ему было особо нечего. Разве только о том, как она посланца по голове отоварила. Но, видя упрямо сжатые губы сестрицы, подозреваю, что каяться она не торопилась. Да и вряд ли ее покаяние было сейчас интересно благочинному. Его, скорее, интересовали мои похождения. Упрямиться я не стала. Молча достала из-за пазухи шкатулку и, положив ее перед монахом, скромно проговорила:
- Вот… Здесь пять ключей, включая и тот, что мне отдала баба Настя. Если вы сейчас будете мне читать лекцию на тему «что же ты наделала», хочу сразу предупредить – не стоит тратить ваше время и силы. На тот момент у меня не было другого выхода. Ключи у Сташевского оставлять было нельзя, а вступать в рукопашную с его бугаями у меня настроения не было. Собственно, там было без вариантов. К тому же, они похитили мою сестру и шантажировали нагло и неприкрыто ее жизнью. Так что… Получилось так, как получилось. А теперь, что хотите, то и делайте…
Точеные брови благочинного поднялись на разумную высоту, выражая некоторое удивление, впрочем, я почему-то подумала, что наигранное. Он проговорил тихим голосом:
- А с чего ты решила, что я собираюсь читать тебе лекцию, да еще на такую тему?
В его глазах мелькнула искорка веселья. Кажется, он, не скажу, что издевался, а так, легко подтрунивал надо мной. Если совсем честно, то мне сейчас было совсем не до шуток, что я и продемонстрировала нахмуренными бровями. Отец Андрей тяжело вздохнул, погладил свою бороду и проговорил уставшим голосом:
- Я просто диву даюсь, как ты смогла вообще это сделать и при этом не разрушить город… Судя по всему, силища у тебя немеряная. Но ею нужно уметь управлять. И это умение приходит только с годами. До сего дня о другом я и не слыхал. Чтобы вот так, слету… Ну ладно… Теперь-то чего уж. Сделанного не воротишь. Но я надеюсь, матушка, что урок ты усвоила.
Он осторожно пододвинул шкатулку с ключами к себе поближе и аккуратно, если не сказать, с трепетом, открыл крышку. Посмотрел несколько секунд на ключи и, не прикасаясь к содержимому, коробочку закрыл.
- Свой-то ключ забери… Поди, не перепутаешь? – И с некоторым лукавством глянул на меня.
Я фыркнула. Язык так и чесался брякнуть, что, мол, все испытываешь, пенек старый. Сдержалась. Не отрывая от него взгляда, не глядя, открыла крышку и взяла свой ключ. Отец Андрей с большим интересом смотрел на меня, а потом спросил:
- А как ты поняла, какой ключ твой? Они же, вроде, все одинаковые…
Я пожала плечами:
- Я его слышу… Он звучит во мне. Не могу лучше сказать. Только… Не будет у вас какого шнурка? Так боюсь потерять…
Благочинный усмехнулся:
- Отчего же не будет… Я ведь вас ждал. Каждый из ключей следует на шнурок привязать. – И достал откуда-то из складок монашеской рясы небольшой пучок кожаных тесемок. Выдернул одну и протянул мне. – На, держи… С этой не оборвется.
Помолчал немного, над чем-то раздумывая, а потом спросил:
- И что ты теперь собираешься делать? – И поспешно пояснил свой вопрос: – Надеюсь, ты понимаешь, что после того, как темные увидели воочию силу ключей, они с еще большим рвением начнут за ними охоту. Со дня на день Анисим должен вернуться и привести новых носителей. Думаю, старых, тех, кому ключи принадлежали, теперь уж нет в живых. Каким путем Сташевскому удалось их выманить – разговор отдельный. Это нам еще предстоит выяснить, чтобы избежать повторения подобного. А вот то, что главный ключ у тебя, Сташевский знает теперь наверняка. Конечно, сейчас он в больнице. Но…
Он замолчал, а мне стало как-то тоскливо. Что следовало за этим его «но», я прекрасно понимала. Если коротко, то спокойной жизни у меня больше не будет. Да что там, у меня! Ее теперь не будет и у Сеньки! А вот как уберечь сестру от этой напасти, я, увы, не знала.
