— Мам, хлопья кончились! — Варя, не отрываясь от экрана телефона, скребёт ложкой пустую тарелку.
— Посмотри в шкафу, я же вчера пачку купила.
— Уже рылась — пусто!
— Варя, ты же всегда так: мельком глянешь и уверена, что ничего нет. По‑нормальному проверь.
— Ну и что, что всегда? Всё равно нет!
Светлана машинально переворачивает яичницу, следит, чтобы каша не убежала, и мысленно перебирает дела: закинуть стирку, придумать ужин, не забыть о родительском собрании.
Из ванной выходит Александр, вытирает волосы, широко зевает и застывает у зеркала.
— Надо бы снова в тренажёрку, — втягивает живот. — Ты ведь раньше была симпатичнее…
Светлана замирает.
Фраза вроде знакомая — он давно «шутит» о её внешности. Но сегодня слова режут, как лезвие.
— Я и сейчас симпатичная, — спокойно отвечает она, переливая кофе.
Александр усмехается, садится за стол, мажет тост вареньем.
— Без масла? — Светлана автоматически тянется к маслёнке.
— Мне можно, я не толстею, — скользит взглядом по её тарелке. — А тебе лучше воздержаться.
— Паа… — Варя кривится.
— Что? Я же из лучших побуждений, — пожимает плечами Александр. — Света понимает. Да, Свет?
Светлана делает вид, что не слышит.
— Мам, а я красивая? — вдруг спрашивает Варя.
— Конечно, зайчик.
— А если я растолстею, меня тоже перестанут любить?
Ложка грохотом падает в миску.
— Варя, откуда такие мысли?
— Ну ты же раньше была красивой… — дочь копирует отцовскую интонацию. — Теперь, значит, нет?
Александр фыркает:
— Ой, только без драм. Мне некогда в ваших «женских комплексах» копаться.
На ходу надевает пиджак и бросает напоследок:
— Свет, надеюсь, ты не собираешься ещё прибавить?
Дверь захлопывается. Внутри у Светланы что‑то дрожит. Что‑то новое.
— Ты серьёзно это терпишь? — Татьяна откидывается на спинку стула в маленьком кафе.
— Он ведь шутит… — Светлана пытается улыбнуться, помешивая чай.
— «Раньше ты была красивой» — смешно? А «не планируешь ли потолстеть» — тоже юмор?
Светлана пожимает плечами.
— Что мне делать?
— Для начала перестать оправдывать. Скажи: «А ты сам в зеркало давно смотрел?»
— Он обидится.
— И что? Это муж, а не начальник с премией.
Светлана молчит.
Дома — тишина. Александр смотрит телевизор, рядом пустая тарелка.
Светлана тянется убрать посуду.
— Оставь, я ещё доем, — лениво бросает он.
— Ты же уже ел. Что именно?
— Торт.
— Какой торт?
— Тот, что в холодильнике был.
— Мой?
Пожимает плечами.
— Тебе же не надо.
В груди у неё туго сворачивается комок. Но она снова молчит.
Перед зеркалом в ванной Светлана рассматривает отражение: тени под глазами, прикушенная губа.
«Ты же раньше была красивой…»
Когда это «раньше»? До трёх детей? До ночных кормлений и бесконечной стирки?
Из кухни доносится голос мужа:
— Может, начнёшь бегать по утрам? Я кроссовки куплю.
— Ты слышишь себя? — выходит она в коридор.
— Я хочу, чтобы ты была… ухоженной.
— То есть бегать надо, чтобы ты был доволен?
— Ты же не собираешься ещё набрать?
Пауза. Варя поднимает глаза от учебника.
— Пап, серьёзно?
— Тебя не спрашивают.
— А сам перестанешь ночью жрать?
Александр краснеет.
Светлана вдруг понимает: молчит она всегда.
И что‑то внутри ломается.
— Саша, — она ставит чашку, — Варя права.
— Да ладно.
— Ты в зеркало смотрелся?
Тишина.
Светлана больше не молчит
Александр, стоя в дверях кухни, пытается сообразить, что сказать.
— Каждое моё слово теперь под лупой? — осторожно спрашивает.
— А раньше я, по‑твоему, глотала их с радостью?
— Я забочусь!
— Забота не должна звучать как упрёк.
— Опять женская истерика…
— Нет. Это первый раз, когда я говорю, что меня не устраивает.
Она чувствует, как будто расправила плечи.
— Ты изменилась.
— Естественно. Я рожала, работала, держала дом. И устала притворяться.
— То есть?
— Я не позволю унижать себя. И не хочу, чтобы Варя думала, будто ценность женщины — в цифрах на весах.
Он открывает рот, но слов нет.
Прошла неделя.
В квартире стало просторнее — воздух больше не натянут, как струна. Александр молчит, но и колкостей не бросает. Смотрит исподлобья, словно ищет правильные слова.
Поздним вечером он тихо спрашивает:
— Ты всерьёз тогда сказала?
— Да.
— Если я опять…?
— Сразу скажу, что это недопустимо.
— Ты… не уйдёшь?
— Зависит от тебя, Саша. От того, изменишься ли.
Он опускает глаза. Похоже, впервые понимает: она больше не безмолвная тень.
Она не устроила скандал, не мстила. Просто перестала молчать.
Теперь решение за ним: остаться прежним или меняться.
Потому что отныне главный голос в этом доме — её.