– Ты зачем всем светишь деньгами? – продолжала Аленка, кивнув на торчащий из сумки конверт. – Мама, ты не у себя на ферме. И папы с ружьем рядом нет. Убери, спрячь и никому не показывай от греха подальше. Я не хочу, чтобы нас прирезали за эти бумажки.
Глава 1
Глава 4
Люба решила не посвящать детей в детали сделки с Никитой. При Ване так повелось: дети не вмешивались в финансовые вопросы родителей, и Люба не видела причин менять эту традицию сейчас.
Однако, она недооценила свою дочь. Аленка, несмотря на юный возраст, тонко чувствовала настроение матери. Последние дни Люба ходила как тень, глаза покраснели от слез, улыбка совсем пропала с лица. Девочка видела, как мать бесцельно бродит по дому, перебирает старые фотографии, подолгу смотрит в окно. В воздухе висело тяжелое предчувствие чего-то непоправимого.
Аленка не стала донимать мать расспросами. Она просто подошла к Любе, сидевшей на диване, и обняла ее.
– Не горюй, мамочка, – прошептала она, взяв горячую руку матери в свою ладонь. – У тебя все обязательно получится.
В этот момент Любу будто током прошибло. Ком в горле, который стоял там последние дни, растворился. Она обняла дочь в ответ, прижала к себе, вдыхая запах ее волос. На глаза навернулись слезы, но это были уже не слезы отчаяния, а слезы благодарности и любви. В этот миг Люба поняла, что она не одна. У нее есть дети, ради которых стоит бороться, ради которых нужно жить. И эта мысль придала ей сил.
В гостиную вошел Сережа. Он будто прочитал мысли матери.
– Ну что, девчонки, – сказал он, бросив на диван спортивную сумку. – Пакуем чемоданы?
– Кстати, да, – кивнула Люба, вытирая слезы. – Можем выезжать хоть сейчас.
Аленка медленно обвела взглядом гостиную: старый диван с вытертыми подлокотниками, кресло-качалка, в котором часто читал отец, большой обеденный стол, за которым собиралась вся семья. Сердце сжалось от боли. Здесь она родилась, здесь прошло все ее детство. Здесь каждый предмет дышал воспоминаниями. Как же тяжело уезжать, оставляя позади кусочек своей души.
Любе было еще труднее. Каждый уголок фермы был связан с ее трудом, с ее заботой. Она вышла во двор, чтобы попрощаться со своими питомцами. Подошла к клеткам с кроликами. Пушистые комочки, не подозревая ни о чем, сновали туда-сюда, грызли подсохшую травку, шевелили носами. Люба протянула руку и погладила одного из них. Теплый, мягкий мех… Как же тяжело все это бросать.
Она прошла в птичий двор. Гуси важно расхаживали по территории, куры копошились в земле, утки плескались в небольшом искусственном прудике. Знакомые звуки, знакомые запахи… Все это скоро останется лишь в ее памяти.
В этот момент зазвонил телефон. На экране высветилось имя «Никита». Любе совсем не хотелось отвечать, но она пересилила себя.
– Привет, наконец-то дозвонился! – раздался в трубке приветливый голос Никиты. – Ты мне скажи, любезная, когда вы съезжаете?
– Как вещи соберем, так и съедем, – ответила Люба, не понимая, к чему такие вопросы.
– А… когда вы соберете вещи? – настаивал Никита.
– Слушай, тебе не стыдно? – не выдержала Люба. – Ты буквально выставил нас на улицу. Заплатил сущие гроши за действующую ферму. И тебе хватает наглости торопить нас со сборами?!
– Ага, значит так?! – тон Никиты резко изменился. – Делаем так. Даю время до завтрашнего вечера. Если вы будете все еще там в восемь часов, вызываю полицию. А то привыкла, что ее все жалеют, вдовушка… тьфу! Учти, с моей стороны жалости не будет. Я и так был к тебе слишком добр все это время. Я все сказал. Все.
Никита бросил трубку. Люба продолжала держать телефон у уха. Наглость и бесцеремонность Никиты будто парализовали ее. Она стояла, не шевелясь, глядя в одну точку.
– Мама, с тобой все нормально?
Люба вздрогнула, обернулась. Рядом стоял Сережа и с тревогой смотрел на нее.
Она грустно улыбнулась сыну, молча кивнула и пошла в дом.
Сережа стоял за углом сарайчика во время разговора матери по телефону и все слышал. Он слышал, каким тоном Никита разговаривал с его матерью. В груди мальчика закипала ярость. Он поклялся себе, что отомстит дяде Никите за такое отношение к матери, тем более в такой сложный для нее период. Он пока не представлял как, но знал, что обязательно это сделает.
***
Весь оставшийся день прошел в суматохе сборов. Горы вещей, коробок, пакетов росли с пугающей скоростью. Сложнее всего было решить, что брать с собой в новую жизнь, а что безжалостно отправить на свалку. Марго, подруга Любы, обещала снять для них двухкомнатную квартиру в городе. Но что такое городская «двушка» в сравнении с просторным домом на ферме?
– Берем только самое необходимое, – твердо решила Люба. – Одежду, документы, фотографии, минимум вещей… Остальное – на выброс.
Часть вещей Сергей пообещал сжечь в уличной печи. Остальное – пусть остается новым хозяевам. Сердце сжималось от боли при мысли, что чужие люди будут ходить по их дому, пользоваться их вещами.
Когда основная часть сборов была позади, семья собралась за ужином в просторной гостиной. Это был последний ужин в родном доме, прощальный ужин. Несмотря на суету и усталость, Люба нашла время приготовить что-то особенное. На столе красовался запеченный с яблоками гусь, свежие салаты из овощей с грядки и, конечно же, румяный пирог с грибами – фирменное блюдо Любы, которое больше всех любил Иван.
Ели молча. Каждый был погружен в свои мысли. В воздухе висела грусть. Никто не хотел верить, что этот ужин на ферме – последний.
Завтра начнется новая жизнь, от которой никто не ждал чудес. Сергею предстояло искать работу, Аленке – готовиться к выпускному классу в новой школе, а Любе – просто жить дальше. Теперь она была главой семьи, и все решения лежали на ее плечах.
После ужина дети разошлись по комнатам. Люба осталась сидеть за столом, глядя на недоеденного гуся. Вспомнила, как раньше, когда семья была полной, такого гуся едва хватало на всех. Все шутили, смеялись, делились новостями, строили планы… Было тепло и уютно. Жаль, что эти времена уже никогда не вернутся.
***
Утром следующего дня машина, которую прислала Марго, приехала на час позже. Водитель, молодой парень с проколотым ухом, извинился за опоздание и сразу принялся помогать с погрузкой вещей. Сумки, мешки, коробки быстро исчезали в просторном кузове, покрытом тентом. Сергей сел рядом с водителем, а Люба с Аленкой устроились на заднем диване.
Ехали молча. Все смотрели в окна, но видели не мелькающие за стеклом пейзажи, а картины прошлой жизни.
– Приехали, – объявил водитель, останавливаясь возле старого трехэтажного кирпичного дома.
Люба и дети вышли из машины. Перед ними раскинулся унылый двор со ржавой детской площадкой. Ни одного дерева, ни кустика. Резкий контраст с зеленым, утопающим в цветах двором их фермы, с аккуратными плиточными дорожками и уютными беседками. Но это была их новая реальность.
Водитель помог выгрузить вещи. Помахал рукой на прощание и умчался, оставив после себя только клубы дорожной пыли.
Люба вздохнула и предложила детям подняться на второй этаж. Там их уже ждала тетя Маша – грузная женщина с суровым лицом, хозяйка квартиры.
– Вот кухня, вот ванная, – без лишних церемоний начала тетя Маша. – Балкон наполовину забит моими вещами – не трогайте. С остальным, думаю, разберетесь. Если что, звоните.
И она многозначительно посмотрела на Любу. Та сначала не поняла, в чем дело, а потом спохватилась и достала из сумки конверт с деньгами. Отсчитала нужную сумму и протянула хозяйке. Тетя Маша, довольно улыбнувшись, сунула деньги в карман халата и вышла.
– Мама, это что сейчас такое было? – спросила Аленка, строго глядя на мать.
– Ты о чем, доченька? – не поняла Люба.
– Ты зачем всем светишь деньгами? – продолжала Аленка, кивнув на торчащий из сумки конверт. – Мама, ты не у себя на ферме. И папы с ружьем рядом нет. Убери, спрячь и никому не показывай от греха подальше. Я не хочу, чтобы нас прирезали за эти бумажки.
Люба послушно кивнула и переложила конверт в потайной карман сумки. Потом огляделась. Вот он, их новый, пусть и временный, дом.