1892 год
«Таганрогский округ. В конце ноября прошлого года из экономического погреба Я. С. Полякова, в с. Ново-Марьинском, Мыс-Добро-Надеждинской волости, Таганрогского округа, посредством подобранного ключа, было похищено из погреба 12 бутылок разного иностранного вина: шампанского, коньяку и др., а в ночь на 24 декабря из постояло двора той же экономии похищена шкатулка с деньгами. Похитители в обеих случаях скрылись.
29 декабря, один из экономических рабочих, временно находясь в Таганроге, встретился с раньше служившим в экономии крестьянином Алексеем Журавлем, который в разговоре с ним узнал от него, что в похищенной на постоялом дворе шкатулке находилось 60 рублей, как бы про себя сказал: «Надул меня, подлец, а сказал, что было всего 33 рубля». Последние слова Журавля заинтересовали рабочего и для того, чтобы получить на них объяснение, рабочий пригласил Журавля в ближайший кабак, где последний за рюмкой водки и рассказал приятелю «по душе», что вино и шкатулку похитил он совместно с товарищем своим, также служившим в экономии Полякова, Иваном Сагуном, с которым он для совершения этих краж ходил из Таганрога в Ново-Марьинскую экономию. При этом добавил, что похищенное вино было ими распито у одного из квартирантов в имении Алфераки, а порожние бутылки заброшены там же. Относительно же кражи шкатулки он объяснил, что она похищена ими при следующих обстоятельствах. Вечером 24 декабря, он, Журавель, вместе с Сагуном пришли из города к постоялому двору, стали поодаль и, пользуясь незапертыми оконными ставнями, начали наблюдать за движениями сидельца. Когда же последний пошел в соседнюю комнату и уселся с семьею ужинать, то Журавель остался настороже, а Сагун вошел в буфетную комнату, где взял из-за стойки шкатулку с деньгами и бросился бежать, но при этом произвел шум, заставивший сидельца возвратиться в буфетную, где им и было замечено похищение шкатулки, почему он выбежал во двор и начал кричать о помощи. Вследствие этого крика и темноты ночи Журавель и Сагун разбежались, и лишь на другой день они сошлись в Таганроге, где Сагун объяснил, что в похищенной шкатулке было денег всего лишь 33 рубля, из коих он дал Журавлю 15 рублей, а себе оставил18 рублей. Журавель стал подозревать Сагуна в утайке некоторой части похищенных денег. Поводом к тому послужило то, что Сагун, сделав кое-какие покупки, имел на праздник до 25 рублей, коих он до совершения кражи совсем не имел. Подозрение это подтвердилось объяснением рабочего, что сильно взволновало Журавля и потому он решил рассказать своему приятелю. Местный полицейский урядник, узнав об этом, отправился в Таганрог, где дал 1 рубль двум рабочим и просил их разыскать Журавля и Сагуна и привести их в трактир Белова. Рабочие в точности исполнили поручение урядника. Через час Журавель и Сагун были арестованы и препровождены в полицейский участок, где и было произведено дознание. При дознании было обнаружено, что Сагун и Журавель несколько раз привлекались к ответственности за кражу». (Приазовский край. От 09.01.1892 г.).
1894 год
«Ростов-на-Дону. Ростовские рыбные торговцы, уклонившиеся от исполнения постановления управы, о чем мы недавно сообщали, по-видимому, не только руководствовались «удобством места», как они говорят, а еще «кой-чем, о чем сказать нельзя». Как известно, на торговых площадках существуют особо-устроенные городские или, как их называю торговцы, казенные веса, на которых производится перевеска товаров. Весы эти, проверенные городской управой и полицией, гарантируют продавца от обмана и обвеса со стороны покупателя, принимающего товар на своих весах, и наоборот. И вот они-то и не дают покоя некоторым из наших рыбников, которые стараются во что бы то ни стало не покупать рыбы в пределах города, предпочитая принимать ее на своих собственных весах и по своему усмотрению. Такая приемка практиковалась раньше в течение долгого времени, пока управа не обратила на это внимание, пока арендатор городских весов, инженер И. Кац, не предъявил иск к некоторым торговцам, производившим приемку рыбы на своих весах. Иск этот был уважен судебными учреждениями, и в пользу г. Каца присуждено было получить провесной платы за 29000 пудов рыбы».
«Ростов-на-Дону. (С натуры). В приемную фотографа входят два, несколько подвыпившие, купца со своими половинами.
- Вот, явились к тебе, господин снимающий, - обращается к фотографу купец с рыжей бородой. – Лики наши изобразить желаем. Почем с образины возьмешь?
- Какие же мы образины? – обижается одна из купчих. – Постоянно со своей несуразной критикой в конфуз дам вводите.
- Ну, завела машину! – машет на нее муж, чернобородый купец. – Без огрызки ваша длинноязычная нация никак обойтись не может. Почем возьмешь за нас и вот за эти купидонские физии? (Кивает он фотографу на купчих).
- Вы желаете сняться группой?
- Группой или труппой – все равно, как знаешь. Только чтобы все вкупе были. Чтобы все вместе сидели и друг на друга глядели. Премированные наши красавицы в средине, а мы, вроде телохранителей ихних, по бокам.
- А размер какой желаете?
- Да побольше. Нимфы-то наши вишь какие – что твои слоны из цирка.
- Как вам не стыдно, Кузьма Петрович! – снов обижается одна из купчих. – Человеческое подобие к заграничному зверю приравниваете!
- Да к чему же тебя приравнять, когда ты и впрямь на слона смахиваешь, а характером вроде тигры, особенно когда выпимши…
- За дюжину вот такого размера, - показывает фотограф, - я возьму сорок рублей.
- По двадцать на брата… Жарь, мил человек, только физии наши пофасонистей намалюй! Вон, у Степановича после трактирного енцидента правую щеку расперло малость, так ты подмажь так, чтоб незаметно было.
- Это можно. Пожалуйте в галерею.
Компания направляется за фотографом в галерею, где тот и принимается за устройство декорации.
- Вы как желали бы сняться: на воздухе или в комнате? – спрашивает фотограф.
- А вот как наши брандебургские марграфини пожелают. Где желаете, принцессы политанские, на чистом воздухе или в комнате
- Пожалуйста, без насмешек! А если сниматься, то, конечно, на воздухе приятнее.
- И я так думаю, - соглашается чернобородый купец. – Так чтобы вроде лесочка, пташки чтоб пели, самоварчик кипел…
- И, если бы еще полсолдатика с приличной закуской, - вставляет рыжебородый, - совсем бы разлюбезное дело.
- Мало вы еще сегодня набрались, - сердито бормочут купчихи.
Фотограф начинает рассаживать компанию и затем направляется к аппарату.
- Сидите, господа, спокойно, - обращается он к снимающимся, - сейчас буду наводить на фокус.
- Вот те раз! – восклицают купцы. – Фокусы начинаются!
- Вона! Под покрывало полез – тень что ли, мил человек, наводить на нас хочешь?
- Господа! – кричит из-под сукна фотограф. – Сидите смирно перед камерой.
- Вот туда наши – камера! Еще и неделя не прошла, как мы за буйство в камеру приглашались и опять камера. Нельзя ли без камеры?
- Нельзя. Да это и камера не такая, как вы думаете. Она без мирового.
- А, ну, это другое дело! Тогда валяй!
- Ну, что же? – обращаются купцы к фотографу, когда сеанс окончен. – Лики наши сейчас получим?
- Нет, через неделю. Сейчас можно только негатив посмотреть.
- Негатив? Что за штука? Покажи!
Фотограф приносит негатив.
- Батюшки! – восклицают купчихи. – Никакого подобия! Ефиопы какие-то, а не мы!
- Верно, верно! – изумляются купцы. – Точно вроде мухоеданы какие-то сидят. Рожы черные, а одежда белая! Как есть в белых арапов превратились! Вот так навел тень!
- Да, ведь, это негатив! Обратное изображение! – успокаивает фотограф. – На карточках вы выйдете не так!
- То-то же! А то кому приятно арапской пашой быть! Сделай, пожалуйста, как следовает!
- Да уж не беспокойтесь. Купцы вручают задаток и уходят».
«Ростов-на-Дону. Темные уголки Ростова. Николаевский переулок. Это, собственно говоря, не переулок, а настоящая улица, если взять во внимание его ширину и большие каменные дома, которыми он застроен с обеих сторон. Но нужно заметить, что не таков он на всем своем протяжении. Прорезывая Большую Садовую улицу, Николаевский переулок разделяется на две равные, но совершенно не похожие друг на друга части. Та часть его, которая идет по направлению к Дону, представляет собой одну из лучших улиц Ростова, каковых, к слову сказать, в нашем милом городе не больше, чем волос на голове у князя Бисмарка; та же часть переулка, что идет к выгону, напоминает грязную зловонную клоаку, о которой и писать-то не следовало бы, если бы там не жили, к несчастью, живые люди. Достаточно стать на Большой Садовой, на том самом месте ее, где находятся наши знаменитые фруктовые, с позволения сказать, магазины, от которых пахнет не столько фруктами, сколько копчеными селедками, тухлой колбасой и тому подобной гадостью, и взглянуть на ту часть Николаевского переулка, откуда красуются «гигиенические бани», ныне, слава Богу, закрытые, чтобы прийти в крайнее недоумение, как один и тот же переулок, находящийся в самом центре города, может совместить в себе и такое хорошее, и такое дурное. Единственным украшением этой части переулка служит огромная стена дома Игнатенко, на которой с недавних пор появилась шикарная вывеска г. Токарева. Господин Токарев, будучи, по-видимому, человеком практичным, счел излишним повесить над своим складом многословную рекламу, как то делают его конкуренты, а крупными золотыми буквами вывел одно только слово «Токарев». И этого вполне, мне кажется, довольно, потому что с тех пор, как появилось на стене дома Игнатенко столь магическое для наших ростовцев слово, означенное место в переулке сделалось одним из самых оживленных уголков города. Жаль только, что г. Игнатенко, во внимание к такой завидной популярности своего дома, не починил около него тротуар, который давно уже напоминает собой почву города Верного после знаменитого землетрясения. Должен же он знать, что не все покупатели г. Токарева могут похвастать своим нормальным физическим состоянием, что таким одним проходить по такому тротуару немного рискованно. Впрочем, стоит ли говорить о каком-то тротуаре, когда вся эта часть Николаевского переулка ничуть не лучше Собачьего хутора?
Кроме вывески г. Токарева, других украшений и достопримечательностей в Николаевском переулке не встречается. Правда, многочисленные кузницы, которых здесь, на расстоянии двух кварталов, больше, чем во всей Области войска Донского, могли бы послужить некоторой орнаментикой, если бы не голодные стаи собак, находящиеся во множестве в каждой кузнице. Не знаю, право, выдрессированы ли уж так кузнецами эти псы, или же они действуют по врожденному инстинкту, по «естеству вещей», только никогда почти не случается, чтобы они пропустили хоть одного прохожего без того, чтобы не ухватиться зубами за его икры. Не менее аккуратны в этом отношении и посетители вертепов, которых здесь также насчитывают чуть ли не десятками. Эти двуноги доги хотя и редко кусаются, но зато уж если кусаются, то больно. Действуют они только ночью, втихомолку, причем не лают и не ворчат, но раздевают прохожего так быстро и с таким искусством, что любая няня могла бы им позавидовать. Раньше, всего два месяца тому назад, когда парные фонари «веселых домов» ярко освещали переулок, этим любителям чужой собственности не совсем удавались их ночные экскурсии; но теперь, когда, к их удовольствию, «пансионы без древних языков» закрыты, когда Николаевский переулок утопает во мраке ночном, им, добрым молодцам, есть где разгуляться. Горе запоздалому путнику: не миновать ему рук удалой дружины, как не видеть более своей шубы меховой и часов золотых, если таковые на нем имелись. Оставят франта в чем мать родила…».
«Ростов-на-Дону. 7-го января перед мировым судьей 1-го участка города Ростова-на-Дону предстал известный в городе ростовщик, некий Х. Элькинд, по обвинению его во взимании лихвенных процентов.
Так как это первый случай применения у нас нового закона о преследовании ростовщических действий, то считаем небезынтересным ознакомить читателя с обстоятельствами настоящего дела, насколько они выяснились в заседании.
В июне месяце прошлого года, учитель танцев А. Г. Семяновский, неоднократно ссужавший деньги у Элькинда и переплативший ему чудовищные проценты (не менее 20), наконец, задался мыслью наказать алчного ростовщика. И вот, господин Семяновский приглашает к себе на квартиру Элькинда для совершения нового займа и, чтобы иметь свидетелей, устраивает западню, т. е. в соседней комнате, за полуоткрытой дверью помещает трех своих знакомых, которым все и видно, и слышно. А сделка между почтенным ростовщиком и заимодавцем, действительно, может служить образцом для многих ростовщиков, которыми так изобилует Ростов и по сию пору: Семяновский занимает у Элькинда 100 рублей, из 20%, выдает бланковую подпись на 200 рублей, получает наличными только 70 рублей, а затем в скором времени Элькинд предъявляет к нему иск на всю сумму 200 рублей, не предвидя, конечно, фортеля со стороны Семяновского и рассчитывая на полную безнаказанность своего лихоимства. Все эти обстоятельства на суде вполне выяснились показаниями упомянутых трех свидетелей.
Кроме векселя, Семяновским была выдана Элькинду записка для канцелярии реального училища, где первый состоит учителем танцев. Записку эту мы приводим дословно: «Согласно выданному мною векселю от 5-го числа с. м. в займе из двести рублей на 10 месяцев разрешаю выдавать канцелярии ростовского реального училища ежемесячно по 50 ударов по шее для его, Элькинда удовлетворения. А. Семяновский».
Элькинд, будучи совершенно безграмотным, принял эту записку, как еще более верную гарантию получения долга из жалования Семяновского в реальном училище.
Приговором мирового судьи Элькинд признан виновным и присужден к двухмесячному заключению в тюрьме.
Конечно, если бы побольше было таких назидательных случаев, то у многих наших ростовщиков пропала бы охота подвизаться на этом «похвальном поприще». (Приазовский край.7 от 09.01.1894 г.).
1895 год
«Область войска Донского. Весной наступившего года из Области войска Донского отправятся в Уссурийский край свыше 1400 душ казаков-переселенцев. Всего записано в настоящее время в число переселенцев из различных округов Области 187 семейств, в числе которых 785 душ мужского пола и 637 женского. Первая партия переселенцев должна прибыть в Одессу дня за три до времени отхода парохода Добровольного флота «Москва» на Дальний Восток; пароход этот отходит 15 марта. Вторая партия будет перевезена на пароходе «Тамбов», который отойдет из Одессы 28 марта». (Приазовский Край.7от 09.01.1895 г.).