Замысел картины «Ленинградский трамвай» появился еще во время учебы в Средней Художественной школе, однако, в полной мере я попытался воплотить его лишь в 2004 году. Желание реализовать эту тему возникло, с одной стороны, благодаря рассказам моей матери, жившей и работавшей в блокадном Ленинграде, а с другой—по причине интереса к городскому транспорту, особенно к трамваям и троллейбусам, которые всегда казались мне очень колоритными и привлекательными. Хотелось, чтобы фоном и местом действия был город, где памятники архитектуры органично входили бы в изобразительную ткань картины. М. Кудреватый. Триптих «Ленинградский трамвай»
Еще в годы учебы в Средней Художественной школе мною был выполнен ряд эскизов на тему «Ополченцы», где местом действия была Нарвская застава и также присутствовал трамвай, однако он являлся лишь частью фона, окружения главных героев. Тесная группа ополченцев, изображенная с низкого горизонта, образовывала ясный, монументальный силуэт на фоне Нарвских триумфальных ворот. Изгибы трамвайных рельсов, противотанковые ежи, сети проводов, брусчатка мостовой—все это являлось своеобразным орнаментальным обрамлением композиционного центра. Этот эскиз получил высокую оценку на итоговой школьной выставке и стал для меня определенным этапом и стимулом творческого роста. Позже эта пластическая идея была развита мной в дипломной работе- мозаичным панно «Народовольцы», где основой композиционного решения был ритм вертикальных фигур, создававших ощущение величия и скорби.
При разработке дипломных эскизов я вдохновлялся произведениями многих художников. Мой учитель Андрей Андреевич Мыльников всячески поощрял в студентах стремление изучить как можно больше стилей и направлений искусства разных стран и эпох, находя в них созвучия собственным творческим идеям. Меня воодушевляла пластика роденовской группы «Граждане Кале», светотень и драматизм поздних работ Н.Н. Ге, а также картина моего учителя «Клятва Балтийцев», в которой прекрасна решена традиционная в мировом искусстве тема героического реквиема—тема трагическая, скорбная, но трактованная вдохновенно и возвышенно.
В 2004 году, найдя старые школьные эскизы, я решил вновь обратиться к ленинградской блокадной теме. Отчасти это было вызвано знакомством с работниками ленинградского трамвайного парка, в частности, с главным хранителем музея городского электротранспорта на Среднем проспекте Васильевского острова. Из рассказов этих людей стало ясно, что трамвай в осажденном городе был в определенном смысле символом жизни и победы над врагом. Сеть троллейбусов в те годы была невелика, и трамвай был основным видом транспорта.
Еще до начала осады города трамвай был переведен на военное положение. На нем не только перевозили пассажиров, но и доставляли солдат и боеприпасы прямо на передовую. Были специальные санитарные трамвайные поезда. Грузовые трамваи доставляли к железнодорожным станциям оборудование, предназначенное для эвакуации, на них возили сырье и топливо на заводы и фабрики, продукты в магазины, песок для нужд МПВО и литейного производства.
Вспоминаются поэтические строки Веры Инбер:
«Суровый, цвета стали,
Холодный горизонт…
Трамвай идет к заставе,
Трамвай идет на фронт.
Фанера вместо стекол,
Но это—ничего,
И граждане потоком
Вливаются в него.»
Трамвайное сообщение в городе было приостановлено лишь один раз: в декабре 1941 года прекратилась подача электроэнергии и трамваи остановились. Но уже в марте пошел первый грузовой состав, а 15 апреля был пущен пассажирский трамвай. Блокадный трамвай навсегда останется в памяти петербуржцев, как символ самоотверженности и героизма защитников осажденного города.
Преодолевая голод и холод, несмотря на постоянные обстрелы, трамвайщики не прекращали работу. Они выполняли заказы для фронта, ремонтировали вагоны, трудились на торфоразработках и лесозаготовках.
Для того чтобы лучше проникнуться идеей, которая меня увлекла, я досконально изучил облик старых трамвайных вагонов изнутри и снаружи и сделал ряд эскизов, где сюжет разворачивался внутри вагона. Это был по-своему интересный ход. Крупными планами изображались люди на скамьях и в проходах между ними, возникали выразительные силуэты на фоне светлых оконных проемов и т.д. При этом, к сожалению, почти не было возможности показать блокадный город, который также являлся участником этих событий. Было решено перенести точку зрения вовне, на улицу. Это несколько расширило изобразительные возможности, и городская архитектура заняла свое место в эскизах.
Долго оставалось неясным, какое место действия стоит предпочесть—Невский проспект с Думской башней и Адмиралтейством вдали или стрелку Васильевского острова с Ростральными колоннами. В обоих этих местах привлекало наличие активных вертикалей, архитектурных доминант, окрашенных в красный цвет, перекликающийся с цветом трамвайного вагона. Следует заметить, что и Думская башня, и Ростральные колонны не случайно относятся к числу наиболее эффектных и любимых петербуржцами сооружений города. Кажется, что органичные очертания и пропорции делают их похожими на живые существа, одним своим видом символизирующие идею мужества и непреклонности.
В первых эскизах, где присутствовала стрелка Васильевского острова, я попытался передать атмосферу солнечного дня, когда лишь некоторые незначительные детали указывали бы на военное время. При этом был сделан акцент на фигуру молодой женщины-кондуктора, выглядывающей из движущегося почти на зрителя вагона. Вероятно, подсознательно в этом я ориентировался на скульптуру Ники Самофракийской в обдуваемых ветром одеждах—образ, знакомый еще по академическому музею античных слепков, а затем увиденный в парижском Лувре. Хотелось, чтобы главная героиня картины тоже напоминала «Ленинградскую Нику», символ Победы, торжество света над мраком блокады. Возможно, эти первые варианты картины грешили некоторой излишней пафосностью и мажорностью, что вызвало справедливые критические замечания известного петербургского искусствоведа А.Ф. Дмитренко, которому были показаны эскизы.
В дальнейшей работе над картиной усилия были направлены на то, чтобы усилить ощущение драматизма и сделать персонажи более достоверными. Было решено перенести действие на середину Невского проспекта, к Думской башне. Подобный ракурс позволил более резко показать перспективу, прибавилась некоторая «острота» изображения, обусловленная наличием строгих прямых линий (крыши домов, трамвайные рельсы, грани вагона и Думской башни, лучи прожекторов в ночном небе). В своеобразном «фокусе», точке схода этой перспективы оказались башня Адмиралтейства и главная в композиции фигура женщины-кондуктора, играющая в картине роль основной смысловой и пластической доминанты, которая должна привлекать внимание зрителя в первую очередь и создавать вокруг себя своеобразную зону повышенного визуального интереса.
Прямоугольные формы вагона, из которого выглядывает главная героиня, дополнительно подчеркивают и усиливают значимость этого объекта, поскольку правильные и геометрические формы всегда имеют зрительные преимущества перед произвольными. Такой значимой формой в данном случае является выдвинутая на зрителя квадратная, окрашенная в активный красный цвет передняя часть трамвая.
Далее в процессе работы возникла мысль укрупнить и приблизить к зрителю группу ожидающих трамвай людей на остановке слева. Хотелось показать в этих трех фигурах разные характеры и профессии, избежав, по возможности, стандарта и плакатности. В формальном смысле эта группа должна была явиться необходимой субдоминантой картины, ее второй по значимости частью, подчиненной главному композиционному центру.
Один из этих персонажей—старый музыкант со скрипичным футляром в опущенных руках. В дальнейшем скрипка приобрела вертикальное положение, более перекликающееся с предметами, находящимися в руках у двух соседних персонажей—женщины с лопатой на плече и солдата с винтовкой. Таким образом, музыкальный инструмент как бы «влился» в единый ритм вертикальных доминант.
В некоторых эскизах эти персонажи были размещены внутри вагона, но в небольших просветах окон они были бы плохо различимы, поэтому пришлось «перенести» их наружу. Теперь в окнах вагона можно было разглядеть фигуру пожилого водителя, тесно сжатую группу людей на передней площадке и переплетенные в полумраке силуэты рук. При этом происходил поиск наиболее выразительных пятен—групп пассажиров в вагоне и людей на остановке. Сначала я пытался выделять светом отдельные детали—головы, руки, как бы «выхватывая их из общей темной глубины вагона, но потом тонально объединил группу людей в единое темное пятно, которое стало лучше читаться на фоне светлого потолка. При этом возникал оригинальный крестообразный силуэт оконного переплета на первом плане, перекликающийся с почти таким же, но светлым пересечением лучей прожектора в ночном небе.
Параллельно с поиском тональных пятен и силуэтов шел поиск цветового решения. Как уже упоминалось, первоначальный светлый, солнечный колорит был изменен в сторону более сумеречных, темных тонов. Преобладающими цветами стали различные оттенки красного. Этот цвет распространился на значительную часть картины, достигая своей кульминации в формах Думской башни и трамвая. Горячий красный тон заполнил и нижнюю часть ночного неба (оттенки заката или зарева пожаров), отражаясь от борта трамвая, оживляя рефлексами бледные, изможденные лица людей, стоящих рядом. Почти такие же теплые рефлексы появляются на лицах пассажиров внутри вагона. Таким образом, появился естественный контраст с холодным синим светом военного маскировочного освещения. Это цветовое решение отражено в варианте картины, относящемся к 2004, 2005 годам, однако, впоследствии, оно стало казаться излишне декоративным.
В последней серии эскизов количество красных тонов значительно уменьшилось. Это, с одной стороны, дало возможность сделать главенствующими холодные синие, стальные оттенки, с другой—усилить контрастное звучание оставшихся пятен красного (Думская башня и трамвай). Выдвигающийся на зрителя красный квадрат передней части вагона, рассекающий темную и тоже почти квадратную плоскость картины, может восприниматься подобно знаку жизни, побеждающей ледяное безмолвие блокадной зимы.
Свет на лицах людей и почти на всех предметах переднего плана приобрел холодный, до зеленоватого, оттенок. Теплые рефлексы в тенях сохранили свою активную роль—дробясь по плоскостям форм, обращенных к трамваю, они постепенно гаснут в глубинах заснеженного проспекта. Это взаимодействие двух цветовых начал—холодного и горячего красного, определяющее центр полотна и кульминацию события, помогает «прочитать» основной смысл и идею картины
Работа над этой и другими историческими темами—это то, что всегда приносит огромное удовольствие. Мало что может сравниться с возможностью вживаться в образы исторических героев, проживать вместе с ними сложные коллизии, искать в своей душе созвучие их переживаниям и ответы на вечные вопросы бытия, поддерживая тем самым связь времен, животворную преемственность традиций.
