На высоком крыльце сельпо сидел, покачиваясь, малец лет 5 в девичьем платье. Из-под подола время от времени показывался конец петушка, но парнишка, подперев грязной ладошкой щёку, над чем-то усердно размышлял и конфуза не замечал.
Рядом с ним в кургузом плаще и малахае набекрень, сидел его дед Игнат. Дед усердно дымил самокруткой из самосада, щурился от едкого дыма, поглаживал свою бороду, и поглядывал искоса на внука.
— Витьк, а Витьк! А пошто ты в Мотькином-то платье?
— Дык, мамка штаны спрятала.
— Пошто спратала-то?
— Боится, чтоб опять на войну не утёк.
— А-а-а, ну тогда понятно.
Дед с внуком помолчали. Наконец дед смахнул крошки махорки с бороды и вытер навернувшуюся от дыма слезу.
— А ты всё же хочешь удрать на войну?
— Дык, у тятьки броня, он все в МТСе пропадает, и кто же будет фрицев бить?
— Так войне, однако, скоро конец, ужо фрицев-то хорошо погнали, сводки слушаешь, однако?
Витька хорошо знал, что взрослые каждый день обсуждали новости с фронта, которые слушали в конторе из большой чёрной тарелки, но глубоко сомневался, что войну смогут закончить без его помощи.
Поэтому он тщательно готовился. Получил, наконец, после долгих уговоров от старшего брата крепкую рогатку с запасом пулек из проволоки. Запасся провиантом.
Последнее было особенно трудно. Во-первых, всё время хотелось есть, во-вторых, спрятать запас еды в многодетной семье очень трудно.
Долго Витькин взгляд блуждал по двору в поисках укромного места, наконец, вояка спрятал у коровы Маруськи в яслях свой узелок с тремя яйцами, пятком огурцов и куском хлеба.
С хлебом повезло. Его крёстная угостила, когда он пришел ей помогать грядки полоть.
По причине Маруськиного отсутствия, в яслях ещё с весны лежала только сенная труха. С тех пор, как Маруська стала на летний выгон ходить, она перестала интересоваться яслями, и Витька резонно решил, что ясли в данный момент самое безопасное место.
Тем не менее, он переживал, что хлебный дух может привлечь Маруську, поэтому и думал, как же быстрее найти штаны, и куда же их мамка заховала?
— Витьк, а Витьк, ты яблок мочёных хочешь?
Вопрос деда явно пролетел мимо ушей внука, он продолжал морщить лоб и слегка раскачиваться из стороны в сторону, при этом из-под подола продолжал кокетливо выныривать и прятаться кончик петуха.
Дед повторил вопрос. На этот раз Витька очнулся. За свою пятилетнюю жизнь такого словосочетания, как «мочёные яблоки», он еще не слышал, но на всякий случай сказал:
— Много хочу.
Дед, кряхтя, поднялся и поковылял внутрь магазина. Через некоторое время он выполз назад, держа в руках полы плаща, с которых стекала какая-то жидкость.
— Держи скорее — сок бежит.
Витька подхватился, заглянул в подол плаща, увидел плавающие в соке яблоки, ухватил пару грязными руками и сразу впился в одно из них. Сок сбегал по грязным рукам, Витька щурился от удовольствия, чмокал, подставляя щербатый рот под сладкие капли. Дед заторопился домой.
— Ну, ты тут давай, ешь, а я побёг домой, отнесу Мотьке с Настей яблочек.
Он спустился с крыльца, поддерживая бережно полы плащишка, и бодренько заковылял вдоль плетня к своей хате.
Витька быстро управился с яблоками, и стратегические мысли опять вернулись в его вихрастую голову.
Сам факт того, что он в платье сестры Мотьки вынужден ходить, Витьку не очень волновал. Подумаешь платье, все лучше, чем голяком щеголять по деревне.
Он уже успокоился и не так болезненно стал гонять картинки в своей голове, с каким позором его водворили домой после первой провальной попытки удрать из дома на фронт.
И кто же думал, что запас продуктов так быстро закончится, и поезд вовремя к разъезду не подойдет, и что милиционер окажется таким зорким.
С чувством некоторого стыда и недовольства собой Витька вспоминал, как он бодренько направился из села в сторону разъезда сразу, как только мамка с тётками скрылась за поворотом колхозного двора.
Узелок с провиантом болтался за спиной на палке. И каждый раз, когда он кубарем скатывался в придорожную канаву, заслышав скрип подводы, узелок толкался ему в спину, напоминая о себе.
Пока Витька сидел в засаде, он потихоньку откусывал от огурца, щипал кусочек хлебца, терпеливо пережидая, пока подвода скроется из вида. Тогда Витька выбирался на дорогу и бодро двигался дальше.
Путь лежал нелёгкий, до разъезда от села было семь километров, но вояке казалась дорога бесконечной, солнышко поднялось высоко и припекало затылок. Ныряния в канаву были кстати, все-таки хоть и вынужденный, но привал.
Витька знал дорогу, однажды его брал с собой отец, когда ездил зимой сдавать мороженое молоко. Витька даже поезд видел и решил тогда, что на фронт он поедет непременно на поезде.
До разъезда вояка добрался, когда солнышко начало клониться на закат, он по дороге даже вздремнул нечаянно, пока пережидал очередную подводу.
Подойдя к будке смотрителя, Витька осторожно заглянул в окошко, там сидели двое мужиков, оба были в форме. Вот форма-то и погубила Витьку.
