Поклонение волхвов. Рельеф алтаря лангобардского короля Рахиса. VIII век, северная Италия.
Очень интересный пример «варварского» христианского искусства. После падения Рима на обломках античной культуры зарождается нечто новое, что позже назовут Средневековьем. Это новое, конечно, повлекло за собой огромные разрушения и утрату прежней культуры, но парадоксальным образом оно и восприняло многое из этой разрушаемой культуры, тянулось к ней, считало образцом. Так для варварских вождей, оказавшихся хозяевами Италии, да и всей Западной Европы, идеалом всё равно оставалась фигура римского императора.
В искусстве в этих новых условиях греческие и римские мастера продолжали свою раннехристианскую (и связанную с античностью) традицию, но создавались и вот такие произведения, как этот алтарь, уже художниками-варварами, если их так позволительно назвать. Тоже в каком-то смысле раннехристианское, но ощутимо иное искусство.
Здесь мы видим иконографию, известную по более ранним изображениям на тот же сюжет: Богоматерь на троне с младенцем Христом на руках принимает трёх волхвов с дарами, в подчёркнуто заморских, восточных одеждах, которые изображены друг за другом; над ними летит ангел. Но на этом связь с предшествующей традицией заканчивается. В изображении фигур меньше внимания к пропорциям и гармонии. Важно подчеркнуть значимость Богоматери, поэтому она намного больше волхвов. Так выделяли фигуры фараонов и царей в египетском и ассирийском искусстве, но для античных раннехристианских изображений это не характерно. Хотя тело Богоматери и Христа изображено в профиль, лица их развёрнуты в фас, что тоже напоминает о древневосточных фресках и рельефах. Огромные глаза, очень своеобразные выражения лиц, напоминающие грустные смайлики ☹️. Ангел и Иосиф (это он, видимо, справа) с такими же лицами. На лбу Богоматери крест, тоже неожиданная деталь. Вместо восьмиконечной Вифлеемской звезды над Младенцем – три звезды, которые разбросаны по небу, заполняя пустые места.
При всей этой условности и как будто неумелости, даже забавности, на современный взгляд, есть в таких произведениях, безусловно, своя притягательность. Может быть, вообще нам, после всех перипетий искусства в XX веке, они ближе, чем более утончённые и рафинированные религиозные изображения, скомпрометированные современным их тиражированием в иконках, образках и слащавых рождественских картинках, пересылаемых в мессенджерах.
