Зоя тысячу раз слышала, какое счастье – материнство. Как просыпается любовь к новорожденному, стоит ему только оказаться на материнской груди. Сколько песен, рассказов и картин посвящено материнству! Зоя так и думала, вынашивая ребенка. Все девять месяцев она воображала, как будет любить своего малыша, как будет целовать его розовые пяточки и радоваться его первой улыбке.
Ничего не получилось. Роды оказались тяжелыми и затяжными. Если бы не ювелирная работа врачей, лежать бы Зое в красивом гробу и кормить червей. И ребенку – тоже. Он не желал помогать юной маме и не хотел появляться на свет. Опытная акушерка раз сто пожалела, что вышла на работу, ведь не ее смена была, Геннадьевна попросила подменить! Сама, кобыла, юбилей празднует, пока тут все корячатся! Семь потов сошло – давно такого не было!
Зоя, измученная, увидев сморщенного, багрового лягушенка, который причинил ей невыносимые страдания, бог весть за какие грехи, попросила убрать «это» от нее. Нянечка торопливо исполнила просьбу обезумевшей женщины. Когда принесли малыша на первое кормление, Зоя отвернулась – запеленутое создание не вызывало ничего, кроме отвращения. И только после серьезного разговора с главврачом родильного отделения Зоя нехотя, из под палки, взяла ребенка на руки.
Тот смотрел на нее долгим, серьезным, совершенно взрослым взглядом. Зоя читала про реинкарнацию. Наверное «этот» - какой-нибудь идиот, так некстати померший и оказавшийся в Зоиной утробе, преступник или самоубийца. Урод, одним словом. Папаша – урод, и этот вырастет таким же.
Папаша Зойку поматросил и бросил. Она сама виновата, ей же не раз мать говорила, подружки предупреждали – не суйся к этому Боре, он – кобель безответственный. А Зоя сунулась. И теперь ей придется самой кашу расхлебывать. Дела…
Со временем она, конечно, успокоилась. Ненависть ушла. Послеродовой психоз – бывает. Зоя ухаживала за маленьким Юриком, подстригала крошечные ноготочки, дисциплинированно кормила его грудью четыре месяца, меняла пеленки, укачивала по ночам, делала все, что делают миллионы матерей во всем мире. Только мамы возились со своими младенцами от души, подчиняясь слепому инстинкту, а Зоя подчинялась инструкции по уходу за новорожденным. Из нее вышла отличная, обязательная медсестра. Но… Матерью она себя так и не почувствовала.
Юрик словно знал, что не любим. И от этого знания, вел себя очень тихо и покорно. Никогда не плакал, не капризничал, не шалил. В три года не валился на пол в магазине игрушек, требуя купить ему что-нибудь, быстро приучился к горшку, если мать была занята – не приставал к ней с вопросами. Идеальный ребенок – придраться не к чему. Но Зоя не замечала этого. Зоя работала. С работы возвращаясь, сына не баловала. Шоколадки ему не совала, польку-бабочку вокруг него не танцевала. Пусть знает – мать устала, и нечего устраивать цирк.
Юрка привык к яслям безболезненно, без соплей и слез. Зое не хотелось сидеть в декрете. Деньги нужны были до зарезу. Так и повелось – мать вечно на работе, а за Юрой следила бабушка. Она и буквам научила, и сказки ему рассказывала, и заменила собой маму. Юра не скучал – мама не любила, когда он ластился к ней. И в школе сын не нуждался в ее поддержке. После смерти бабушки он понял – больше не будет нежностей и милых причитаний. Не будет утренних блинцов и субботних пирожков. Задушевных бесед – тоже. С матерью были только разговоры короткие и по существу.
Коротко и по существу обсудили перспективы дальнейшей жизни – или в армию, или в институт поступать. Решили: устроиться в техникум с какой-нибудь полезной профессией и отсрочкой, потом отслужить в армии – срочная служба – хороший рывок, сейчас это учитывается в карьерном росте. Вышку получить можно и заочно. А там – все дороги открыты. Мама была суха и деловита: все по полочкам разложила. Юре все стало ясно и понятно – у всех бы так.
Он очень красивым парнем удался, Зоин Юра. Высокий, тоненький, жилистый, сильный. В голубых глазах светилась доброта, но за себя постоять умел, к маме жаловаться никогда не бегал. И на Зою смотрел кротко, с любовью.
«За что? - думала Зоя, - меня не за что любить. Я ничего хорошего не дала этому мальчику»
Он писал ей из армии веселые письма, много шутил. Зоя удивлялась, почему так боятся другие мамы этой армии? Потому что любят. А она – нет! Вот и весь сказ.
Юра вернулся повзрослевшим. А дальше – пошло-поехало. Трудился, смело шел по карьерной лестнице и ничего не боялся. Зоя не вмешивалась. Живет и живет. Его проблемы. Ей что, она не лезет со своими советами, как другие. О том, что сын женится, Зоя узнала за месяц до свадьбы – сын привел девушку познакомиться. После свадьбы Зоя не приставала к молодым, не устраивала досмотры их квартиры, не придиралась к молоденькой невестке, не напрашивалась в гости, не судила и не жаловалась на то, что «нынче молодежь неправильно живет».
Когда родился первенец, Зоя (нехотя, из чувства элементарного приличия) отправилась вместе с сыном к окнам роддома. Юра выглядел полным дураком, каких-то шариков-фонариков навертел, квартиру вылизал до блеска, Светке своей золотые серьги и цепочку купил… Зое взгрустнулось: ее никто из родилки не встречал. Мама на работе была. Одна со свертком домой шла по страшенному гололеду, боясь поскользнуться и уронить ребенка.
Светка показала младенца. Юрка был на седьмом небе от счастья. А Зоя, помахав невестке рукой, подумала, какие они дураки. И тайно пожалела Светку – каково ей было? Но ничего не сказала – ее дело – сторона.
Светку с сыном забирали через три дня. Надо было «обмыть ножки». Тихонько посидели – Юрку сморило от пережитых переживаний, Светка тоже уснула. А Зоя решила помыть посуду. Из вежливости. Она терпеть не могла, когда не убрано со стола. Вот намоет и уйдет к себе домой. Пусть сами разбираются потом. Она с внуком сидеть не собирается. Ей некогда – работа и личная жизнь.
В кроватке закряхтел маленький Сашка. Закряхтел, закряхтел, и перешел на крик. Зоя с неудовольствием слушала, как кричит младенец, и ждала, когда хоть неразумная Светка поднимется. А Светка даже не проснулась. Ну и мамаша!
Зоя достала из кроватки, убранной кружевами и симпатичным пологом, ребенка. Развернула его, критически осмотрела – ничего, аккуратненький. Здоровый. Она сменила памперс (приучились к памперсам, а мальчикам это вредно), покачала немного и подогрела смесь. Светка, зараза, «яловая», ни капли молока в груди третьего размера. И кому эта грудь сдалась, если сына прокормить не сможет?
Зоя никуда в тот вечер не ушла – разве Сашку оставишь с такими растяпами? Дрыхнут, будто смену на шахте отпахали. Утром только глаза разлепили – вспомнили, что у них сын есть! Закудахтали, забегали: ой, ах. Зоя ушла из дома сына с растрёпанными нервами – угробят парня. Как пить дать – изведут. Отработав смену, Зоя бежала к внуку на всех парусах.
Правильно сделала: ребенок криком кричит, Светка ревет, дома бардак, Юрка на работе, поесть ему, конечно, не приготовлено – тайфун!
- Зоя Михайловна! Я не вывожу! Он все кричит, и кричит! Чего он кричит? – рыдала Светка.
Бестолковка. Кричит Сашка, потому что молока нормального нет! И смесь холодная. Ну и дурочка. Истеричка!
Зоя молча прошла на кухню. Развела смесь, попробовала, накормила малыша, помассировала ему животик. Сбегала в аптеку за укропной водой. Укачала Сашку, успокоила Светку, намыла посуду, поставила кастрюлю с мясом на огонь. Провела ликбез чокнутой невестке: как, что и когда. Чокнутая невестка вняла словам свекрови. А кому еще внимать? У нее мамка в Новосибирске живет. Тоже рыдает. И ее пришлось успокаивать.
К приходу сына дома был готов и ужин. И Сашку вместе искупали. Он таращил голубые глазки, его малышовое пузико непроизвольно втягивалось, а ножонки дрыгались как у лягушонка, честное слово. Родители расплывались в улыбке, а Зоя ничего такого не чувствовала – ребенок и ребенок. Воз проблем и забот. Внука она тоже так и не полюбила.
Она не полюбила его и через месяц, когда сидела с ним целую неделю – Светка-дура загремела в больницу. И через год, когда учила внука говорить, а он сказал: Ба! И через семь лет, когда повела Саню в первый класс, а потом учила с ним уроки. В мать пошел – бестолковый.
И через десять лет не полюбила, когда Шурик уехал к другой бабушке в Новосибирск на каникулы – только извелась вся, всякие страхи мерещились – та, другая бабка – не углядит ведь за парнем. Сашка же не ребенок – шило в заднице. С ним ни на минуту нельзя расстаться, даже в бассейн Зоя его водит каждый день и напряженно следит за ним, оболтусом, с трибун, пока тот барахтается в воде.
Она просто добросовестно исполняла свои бабушкины обязанности. Кроме Зои – кто? Юрка кормит семью, квартиру строит (ипотеку взяли), Светка-дура, второго рожать собралась (деньги ведь дадут дуре). А что, Сашке брошенному ходить? Не кормленному, поди во что одетому? Да отвернись только от него, разом двоек полный портфель принесет! А потом – что? По миру идти без образования-то?
Светка родила девку. Зоя ревниво к внучке дернулась, но Светка-дура, аккуратненько бабку Зою от этакой обузы отстранила. Сама. Все сама. И молоко у нее откуда-то взялось, и внимание, и терпение.
- Не надо, мама. И так с Сашкой столько возитесь – дай вам Бог долгой жизни и счастья! – сказала она.
Хоть догадалась свекрови спасибо сказать. А то бегала, как росомаха, ни ума, ни фантазии. Может, дочку хоть полюбит по-настоящему. Сашку-то не любит нисколько. Зоя не судила невестку за это – сама никого так и не полюбила. Просто свой долг отдавала и очень боялась умереть, Шурика не вырастив.
Вырастила. Успела. И правнуков дождалась. На юбилей в Зоиной квартире вся семья собралась. И даже сватья, мать Светки-дуры из Новосибирска прилетела. Шурик тогда из-за стола поднялся, бабку Зою обнял и крепко расцеловал:
- Моя любимая бабулечка! Спасибо тебе за то, что ты есть!
А там и Юрка с поцелуями (мамочка моя любимая), и Светка, и внучки (их две народилось) – до слез Зою довели.
Ей хотелось крикнуть:
- Что вы, деточки! Не верьте! Не любила я вас! Ехидна я, деточки!
Но она не крикнула. А и крикнула – никто бы ей и не поверил.
Автор рассказа: Анна Лебедева