Причудливыми белыми лепнинами, посеребренными боками уходили на горизонт облака. Степь уже давно ожила, налетели с дальних стран птицы: уже заливисто перебирал трели скворец, подражая то игривому жеребенку, то посвистывал как мальчишка хулиган, то как будто пулеметными очередями косил невидимых врагов. Хохлатый и пестрый удод, смешно подрагивал хохолком, гугукал где то среди джингила, а воробьи, эти постоянные задиры, чирикая, словно ругаясь меж собой засели среди кустов. В синеве, где то там, черной точкой как будто застыл жаворонок, трелью заливая вокруг себя, а вокруг шебеча стремительно рассекали воздух ласточки. С дальних стран и теплых краев, ведомые древними инстинктами возвращался род пернатых, неся на крыльях тепло, а может быть и жар солнечных морских побережий. Только, нахохлившись кое-где сидели вороны, вечные соседи людей, словно осуждая всех других птиц за их излишнюю суету. Изредка тревожный стрекот сорок, словно предупреждал и вклинивался в пернатое многолосье.
Совсем скоро придет большая вода, разольется по лугам да поймам, принесет с собой косяки рыб, которые плывут, чтобы разметать икру, да обнести их молоками, чтобы из этих икринок появились тысячи и миллионы мальков, которые вернутся в море уже половозрелыми, и на следующий год соберутся на свой очередной ход. Из года в год, из века в век продолжалось эти шествия, и до нас и после нас будут возвращаться птицы и рыбы.
Ход рыбы внесет суету и ажиотаж в весенний распорядок людей. Взбудораженные предстоящей добычей, начнут по ночам перебирать сети и готовить снасти. Снимут с чердаков и со стен сараев вентеря, отряхнут годовую пыль с них, да разложат во дворе, чиня и латая прорехи и дыры.
Ночью поставят вентеря у прибрежных камышей, на ход рыбе, отворотив крылья вентерей, чтобы глупая рыба шла по этим крыльям и угодила в ловушку. Набивалась в вентеря рыба: тут и увалень карась, что на сковороде сахарком отдает, и широкий как лопата лещ, меднисто-золотой молодой сазан, что "торманом" у нас зовётся. Заискрится серебром вобла, тараща черными глазами, красноперка мелькнет алыми плавниками, поленом черным затешется среди мелкой рыбы усатый сом, темной медью чешуи отметится и линь, этой редкий, но желанный гость, варят из него уху, что целебной зовётся... Иногда попадались и лысухи с черепахами, нелепо умирая без воздуха...
Но не только рыбой богата большая вода. Богата разлившаяся река и суевериями да рассказами, нечистой силой. Плачут вроде у лодок русалки, среди камышей видится и кажется людям всякая нечисть. Русалки, что өовутся у нас "су пері", что в переводе " водяная фея. Манит она молодых людей прельщая голосом, да красивым телом, который белизной отдает и как будто сидит в большой кувшинке, прячет она туда свой хвост или ноги с перепонками. Иногда русалка в образе может показаться и родных людей, сестер и матерей умерших и тогда потеряет дар речи человек и теряет волю, забирает тогда русалка на дно и пропадает в большой воде жизнь человеческая.
Рассказы есть еще такие, что как будто у реки еще бродит старичок, вроде заблудившийся странник, в длинных штанах. Начинает старичок просить дорогу показать, да незаметно человека уведёт в сторону, в камыши, чтобы там усыпить его, захохочет страшным хохотом старичок. Проснется утром человек, да уже больной, с помутнением рассудка, со сведенной гримасой лица.
Страшные разговоры ведутся у рыбацких костров в весеннюю пору, что стынет в жилах кровь, боязно смотреть в сторону камышей, и жутко становится, как будто слышишь голос русалки, что манит белым бескровным телом.
Так и проходят ночи рыбацкие, с рассказами под звездным небом, у реки, в темные безлунные ночи...