Когда едва распустившая свои весенние бутоны Редиска пожелала проколоть нос, моя ладонь превратилась в кукиш. Ведь девица с кольцом в носу подобна козе и овечке: любой чёрный трансплантолог, любой сутенёр и бордельщик возьмёт её за пирсинг и уведёт в самые страшные дали. Дочка обиделась и перестала есть. Каждый вечер Увалень театрально хватался за сердце, а я – за прадедовский офицерский ремень. Хлопнув дверью, Рэдис уходила в холод и тьму, что в истории человечества было не ново. От горя я развела на рабочем месте бардак, перестала мыть свою чашку, а однажды забила туалетной бумагою унитаз: пришлось даже сантехника вызвать в редакцию
- Твою беду руками разведу, - сказал Колян Коляныч Жужиков, выслушав мою исповедь. – Выпишу тебе, Василиса, командировку на ближайший север, к мамонтам и зайчикам белым. А если серьёзно, то про Институт Магнитного Влияния слышала? Полусекретный, их на всю страну четыре, в Магадане ещё, на Аляске и на острове Александра Первого, в Антарктиде который. Напишешь о том, как учёные с глобальным потеплением борются: чуть скакнёт где не надо температура – они туда шандарах своими приборами! И опять зимою сугробы, весной полноводные реки, в реках рыба, в лесах грибы-ягоды…
- Я бы с радостью, Колян Коляныч, да она ж без меня совсем сбесится, - вздохнула я, кладя в рот конфету. – Пойдёт и вставит это кольцо проклятущее..
- Если девочка хочет, чтобы ей вставили, то однажды ей вставят, - глубокомысленно произнёс редактор. – Главное, чтобы всё было сделано грамотно и аккуратно.
Жужиков пошевелил мышью, нашаривая на экране компьютера нужную папку. Среди множества фотографий он отыскал одну: бритоголовый юноша похваляется растущими из черепа рожками.
- Кузя, младшенький мой. – с гордостью объявил Колян Коляныч. – Когда он рога захотел, мы с женой упёрлись: не подпишем никакого согласия! Он вены порезал – еле спасли дурака. А через месяц летел я в Токио и одноклассницу свою встретил. Надо же, места рядом оказались. Она и в школе-то умная была, а сейчас так вообще замначальника сверхсекретной лаборатории. В этом самом институте. Только не по технической, а по психологической части. Верка Булкина, по мужу Изюмцева. Не переживай, Жужиков, говорит она мне, рога не навсегда, пусть твой Кузьма к нам ляжет. Мы ему не только рожки наставим, но и разум в голову вложим такой, что он всё как надо делать будет. Как тебе надо, так и сделает. И визитку дала. С мозгами нарисованными.
- И как теперь, поумнел? – спросила я.
- Не то, что поумнел, но успокоился. Школу закончил, в университет поступил, сессию сдал. Может, говорит, и рога скоро спилю, несолидно взрослому человеку с ними ходить. Ты, Василиса, про это никому не рассказывай, потому как секрет. А Булкиной, Изюмцевой то есть, я позвоню, словечко за тебя замолвлю…
Под крылом снижающегося самолёта расстилалась окружённая тайгою долина. В долине паслись мохнатые хоботные животные – мамонты… Моя бабушка любила вспоминать своё раннее детство, проведённое в Княж-Погосте: деревянный детсад, деревянные дома, деревянные тротуары и деревянные вышки за деревянными заборами. Треть населения сидела, треть – охраняла. Остальные были детьми, пенсионерами и бюджетниками.
- Сейчас, в принципе, то же самое, - сказал радушно встретивший меня директор Института Магнитных Влияний Данила Викторович Лосев. – Но за последние сорок лет посёлок превратился в город. Заключённые осваивают строительные профессии – от каменщиков до архитекторов и инженеров-проектировщиков. Бараки и деревянные дома ушли в прошлое. Современные жилые здания не только комфортабельны и практичны, но они ещё уходят нижними этажами глубоко под землю: можно спуститься в метро и проехаться хоть до Вологды, хоть до Сыктывкара… Но это известно всем, а вас ведь интересует климатология, если я не ошибаюсь?
В первом, незасекреченном, зале светилась огромная, во всю стену, карта Отечества. Северный Полюс сиял высоко под потолком, огни Индийского океана плескались у самого пола. На полу переливалась бирюзово-мятная Антарктика – я отчётливо видела её застывшие волны.
- Нажмите стеклянную кнопку, Василиса Гогеновна, - как бы невзначай обнимая меня за талию, Лосев протянул серебряный пульт. Видите луч? Куда посветите, там и увидите, где какая температура. Вот в столице у вас, например, сейчас не по-апрельски жарко. Хотите, чтобы стало прохладней?
Я подумала о своём доме. Старая липа заглядывает в по-летнему распахнутое окно. Ветерок шевелит тюлевые занавески. Весеннее солнце смотрится в купол далёкого Исаакия. Родители, наверно, пьют чай, читают вслух что-нибудь из новой классики – житие недавно причисленного к лику святых царя Ивана Четвёртого, например. Муж Увалень в другой комнате пишет исторический роман о мудром правителе Иосифе. И только педагогически запущенная Редиска бегает по улицам: в куцем платье, без рукавов…
- Не надо прохладней. Пусть пока будет жарко…
Замначальника сверхсекретной лабораторией Вера Александровна Изюмцева сама разыскала меня в коридоре.
- Колян Жужиков рассказал мне о вашей проблеме, - сказала она. – Какая это, в сущности, ерунда. Сейчас мы пойдём ко мне в кабинет и всё уладим. У вас есть фотография вашей дочки?
- Худенькая, - сказала она, глядя на фотографию. – Но шея коротковата. Да и лицо явно обещает стать круглым. Есть куда расти, как говорится… Спокойная девочка?
- Была спокойной, - ответила я. – А в последнее время как с цепи сорвалась, орёт на нас по любому поводу!
- Подростковый бунт. Вы, как и все нормальные родители, хотите, чтоб она стала прежней Редисочкой, послушною и удобной. А в ней борются два начала: рассудительность, сосредоточенность и неторопливость с одной стороны, и эмоциональность, демонстративность и суетливость – с другой. Обычно в человеке берёт верх то, что было задано природой. Природа проявляется в дошкольном возрасте, когда ребёнок ещё не знает о модных стереотипах. А подростки, да и девушки постарше – все хотят быть резкими, дерзкими, истеричными и нервными даже, лишь бы показать свою силу. За последнюю сотню лет не осталось девочки, которая бы не примерила на себя этот имидж. Некоторые застряли в нём на всю жизнь, мучая других и мучаясь сами, потому что притворство тоже труд. Впрочем, ваша цель – вернуть дочь в заданное ей природою состояние, а моя цель – помочь вам это сделать. Ваша девочка родилась в мае? Тельцу подойдёт агат, но не чёрный, а тёмно-коричневый. Этот цвет подсознательно делает человека более вдумчивым – не зря же оттенки коричневого ассоциируются у большинства людей со стабильностью. А поскольку она ещё и в год Быка родилась, то подберём ей тёмно-зелёный нефрит. Зелёное успокаивает, особенно травоядных. Соприкоснувшись с родным камнем, человек обретает спокойствие. И уже не желает расставаться со своим амулетом. Но главное, конечно, не сам амулет: внутрь сделанного из агата и нефрита кольца будут вставлены датчики, которые вы всегда сможете тайно подключить к своему компьютеру. Я не буду говорить об этом вслух – вы сами всё увидите, когда она вставит украшение в нос. Поверьте, она не захочет его вынимать, она спать даже с ним будет. Вы увидите на мониторе её сны. И, чтобы понять то, что происходит в душе вашего ребёнка, вам достаточно будет открыть созданный в нашей лаборатории сонник…
На столе у Веры Александровны деревянная сова – символ мудрости – побеждала деревянную лису, символ хитрости. А на лацкане пиджака начальницы секретной лаборатории сверкала драгоценными камнями брошь-бабочка, символ лёгкости бытия.
- А если, наоборот, человек спокоен, но хочет стать более шустрым и ловким? – спросила я, любуясь сидящим на книжной полке плюшевым мишкой, символом силы и доброты.
- Поверьте мне, мы к любой душе подберём ключик, - заверила меня Изюмцева. – и раскроем все явные и тайные чакры человеческой натуры. На пользу обществу разумеется…
Мы сводили Рэдис в косметический кабинет, и она, провертевшись полдня возле зеркала, так и заснула с кольцом в носу. Во сне она попала во дворец древнего восточного царя – огромного сорокалетнего дядьки со смоляной бородой. Жил он и вправду как царь и одет был как царь: красный дворец, золотые колонны, красный халат, золотая корона. По саду гуляли павлины, жар-птицы и индюки, на деревьях росли золотые яблоки. Он усадил перепуганную и маленькую, как третьеклассница, Редиску за низенький золотой столик, уставленный золотыми блюдами. На блюдах лежали различные яства: розовые кубики рахат-лукума, разноцветная нуга и единожды привезённый мною из Ташкента сочащийся виноградною карамелью шакан-пердын.
- Только бы приставать не начал, - прорычал Увалень. – Если она в будущем свяжется с таким вот самодовольным бородачом, я его порррву!
Но восточный правитель не лез к нашей девочке. Он угощал её сладостями, а она – сначала робко и деликатно, а потом всё нахальнее и нахальнее – их уписывала.
- Если снится сладкое, ребёнку не хватает любви, - прошептала я. – Когда она проснётся, поцелуй её, обними покрепче… Скажи, что она самая красивая девочка в мире… А я в магазин сбегаю, за вкусненьким.
- А кто твои мама и папа, девочка? – спросил царь громовым голосом.
- Моя мама актриса и певица, - угадала дочь мою детскую мечту. – А папа президент земного шара…
Проснувшаяся Редиска сидела за накрытым золотой скатертью столом. На столе красовался чёрный виноград, зефир и горячие тандырные лепёшки из ближайшей пекарни.
- Вот бывает же иногда стоящий завтрак, - проговорила она, поглощая еду. – А то всё каши да сырники, вареники да блины…
- Пойдёшь сегодня куда-нибудь? – спросил муж, доставая бумажник.
- Не! Холодно как-то на улице… Лучше дома посижу, что-нибудь почитаю. Может быть, «Войну и мир» начать? В следующем году проходить будем…
Рэдис читает Толстого, и настольная лампа отражается в агате и нефрите. Ценою малого зла приобретается большое добро. А я сижу и вспоминаю недавно увиденное: анфилада роскошных комнат: полированные стены, инкрустированные плинтусы, ажурные, словно царские врата, двери. В какой комнате ты ждёшь меня, любимый? Наяву-то твоя квартира была обычною двушкой. Хотя было и в ней что-то необычное: может быть, книги с вытесненной на обложке ценою? Пыльные кисти в стеклянной банке? Прислонённая к стене гитара с оборванною струной? Или ты сам, стремительно теряющий ко мне интерес?
-Где ты, свинюшок? – кричу я. Распахиваю очередную дверь и просыпаюсь. «Я здесь, моя свинка,» - довольным голосом отвечает Увалень, не зная, что я звала другого.
Поэтому я не хочу себе в нос никого кольца. Да и от других украшений я отказалась: а ну как мой муж перестанет быть Увальнем и разыщет Веру Александровну Изюмцеву, в девичестве Булкину, одноклассницу моего редактора? И, подарив мне спроектированные ею серёжки, проникнет в мой то и дело повторяющийся сон? А я-то в сны мужа проникать не хочу: меня в нём всё полностью устраивает.
