Дела у Байбулата неважны. С наступлением ненастных дней, по осени и весне, особенно в пасмурную, промозглую погоду, у него ноют раны. Ветеран, участник сражений на полях Великой Отечественной начинает чувствовать во всем теле разбитость, слабость, усталость, быстро утомляется. Он, конечно, старается не показывать этого, на людях держится молодцом и бодрячком.
…Воевал он на Украине, затем участвовал в жесточайших сражениях под Курском. Удостоился медали «За отвагу». Когда освобождали городок Перятин, от разорвавшейся совсем рядом вражеской гранаты получил тяжелое ранение. Санитары подобрали его уже в бессознательном состоянии. На операционном столе из тела бойца вытащили девятнадцать крупных осколков. А мелким и счета не было. Два из них застряли, едва не достигнув сердца. Пролежав в лазарете около полугода, Байбулат демобилизовался. Но только прежнего, известного борца на сабантуях, с утра до вечера стучавшего по раскаленным железкам богатыря уже не было в помине. Вытянувшееся, увядшее лицо стало бледно-желтым…
А вот приветливости, радушия, открытости, шутливости – ничуть не убавилось, все те же. На другой же день, как вернулся, обошел все поля, по пути на кузницу заглянул, со всеми деревенскими, от мала до велика, за руку поздоровался. На вопросы о здоровье, о делах на фронте отвечал так:
– Здоровье – слава богу. А что касается фронта, тут вы и сами, думаю, в курсе: немец положил хвост на загривок и драпает. Одно жаль, до Берлина не довелось дойти.
Когда пришел в правление колхоза, учитывая его состояние после ранения, ему предложили работу полегче. Однако оказалось, что у Байбулата были свои расчеты.
– Я уж такой, друзья, кузнец с рождения, – сказал он. – Если не постучу по железу, ночью спать не смогу.
Минсылу была на седьмом небе от радости и счастья: вернулся ведь ее муж, вернулся с медалью на груди, настоящим батыром вернулся.
Постоянное внимание и теплая забота жены, удовлетворенность любимой работой, живительный воздух родных мест – все это было хорошим лекарством. Байбулат на глазах поправлялся, казалось, и с виду стал краше, здоровее.
Но в последние годы раны стали очень сильно давать о себе знать. Врачи районной больницы уже несколько раз приглашали его, предлагая оформить инвалидность. Только Байбулат и слышать не хотел об этом. Он считал, что выйти на инвалидность – это равносильно тому, что совсем уйти, исчезнуть из жизни.
Как бы не настаивали, он и в санатории не ездил. Правда, в первый раз, когда дали путевку, вроде поехал с большим желанием. Да ведь не куда-нибудь, а прямо в Сочи, к Черному морю! И все же не выдержал, не прожив там и двух недель, вернулся домой.
– Тоже мне, занятие! – сказал он, махнув рукой. – Поел, и ходи, как идиот. Умрешь тут от тоски, ей-богу.
Но разве от истинного положения вещей спрячешься?
Минсылу на полном серьезе беспокоится, переживает за здоровье мужа. Она несколько раз предлагала ему оставить работу.
– Забудь ты эту свою кузницу. Сиди дома. Отдыхай. Я же работаю, и дочка наша Фируза уже выросла, скоро самостоятельной станет. Какая еще у нас нужда? Лишь бы ты, отец, выздоровел.
Фируза тоже очень переживает за отца.
– Атай, – говорит она, прижимаясь к нему, как в детстве, – послушайся, пожалуйста, маму. Если ты выздоровеешь, какая радость будет всем нам.
В самом деле, Фирузе казалось, что так и должно случиться: стоит только отцу уйти с работы, и он сразу станет здоровым.
Как-то в один из дней Байбулат, поглаживая дочь по голове, сказал:
– Ладно, пусть будет по-вашему. С завтрашнего дня ноги моей там не будет.
– Вот и хорошо, атай! – обняла и поцеловала отца Фируза. Теперь она была спокойна за отца.
Байбулат и в самом деле на следующий день пошел в правление колхоза и попросил подыскать ему замену.
Несмотря на то, что с уходом Байбулата колхоз лишался «золотых рук», противиться его просьбе не стали.
Вот только…
Если положить волчонка даже в шапку, он все равно будет смотреть в сторону леса, или еще так говорят: сколько волка не корми, все равно в лес смотрит. Вот и Байбулату тоже, никак не сидится дома. Безделье мучит его даже больше, чем раны. Грустно ему дома, тоскливо. Как будто чего-то не хватает, словно потерял что-то…
В последнее время почти каждый день наведывается в кузницу. Кузнецом туда поставили бывшего комбайнера по имени Халил. Хотя сил у парня и через край, но опыта, толка и сноровки пока еще маловато. Работы выстроились в очередь… Не успевает, и все тут, шабаш! Да и то сказать, время горячее – и сенокос, и уборочная страда подоспела.
Байбулат не может спокойно, равнодушно смотреть на это, и сам не заметил, как впрягся в работу. Парень доволен, что есть помощник. Да к тому же уроки берет, учится у мастера, опыта набирается.
Однако в «помощниках» Байбулату недолго пришлось ходить. Молодой комбайнер, только в этом году вставший за штурвал «степного корабля», по неопытности во время чистки барабана случайно лишился пальцев руки, после чего Халила снова посадили за штурвал комбайна. В итоге, Байбулат опять, как прежде, засучив рукава приступил к работе.
Старается кузнец. С какой-то внутренней энергией, задором, на подъеме трудится. Погода может в любую минуту испортиться. Если уж зарядят дожди – вряд ли уберешь тогда зерновые сполна. Разве мало бывало таких трудных уборочных прежде?
Из-за сжатых сроков уборки урожая сегодня в кузнице особенно много народа со своими нуждами. Один комбайнер пришел с какой-то четырехугольной железкой. Надо бы, говорит, привести ее в порядок. Другой принес сломанный пополам рычаг и не знает, куда ступить: надо, говорит, вот по этому образцу новый рычаг сделать. Третий, четвертый… И все спешат, всем надо быстро, срочно, все торопят в раздражении. Заведующий фермой Ахметсафа зашел с целой охапкой широких металлических кусков и с грохотом бросил их на пол перед Байбулатом.
– Новый коровник, наконец, завершили, – сказал он, даже не поздоровавшись. – Здорово получилось! А бревна, я тебе скажу… Теперь все дело в тебя уперлось, кореш: ступени нужны. Завтра с утра должна прибыть комиссия для приемки здания… Небось, и из района приедут, вполне может быть…
– Постараемся, – сказал Байбулат, вытирая пот со лба. – Только давай сначала механизаторов отпустим. Видишь ведь, как плачут, бьются.
– Так-то оно так… Но ведь и ферма – важный объект, товарищи, дело-то только за ступеньками осталось. Неужели уж из-за такой мелочи задержка случится? Очень нужно, ребята, в срочном порядке надо сделать…
Если уж Ахметсафа к чему привяжется, что-то втемяшится ему – не отстанет, как слепень, будет жужжать над душой, и не прогонишь никак. Вот и сейчас: только после того, как взял с Байбулата твердое обещание, сказав, что придет к вечеру, наконец, ушел.
Разве же Байбулат может не выполнить данного слова? Хотя уже и ближе к вечеру – очень поздно освободился от жнецов – сделал все же эти ступени. Даже когда уже почувствовал страшную усталость, когда руки уже не слушались, голова начала кружиться и вот-вот мог потерять сознание, все равно не перестал работать. «Успеть надо, успеть... Минсылу ведь вон тоже, каждый день, придя с дойки, с радостью и воодушевлением рассказывает про это новое здание фермы».
Погрузив на повозку вместе с присланным Ахметсафой подростком готовые ступени, Байбулат пошел домой. В пути показалось, что голова начала еще больше кружиться, сердце стучало учащенно, перед глазами появлялись черные круги. «Неужели так перетрудился? – мелькнула в голове Байбулата мысль. – Никогда еще такого не было».
Когда уже дошел до озера и повернул в проулок, почувствовал, что внутри будто что-то оборвалось, и на него сверху начали надвигаться тучи вместе с небосводом, а потом он и сам начал валиться вместе с ними на землю. Пытаясь зацепиться за что-нибудь, Байбулат раскинул руки...
…У Минсылу день сегодня тоже был наполнен разными хлопотами, переживаниями. Одна из ее коров была уже на сносях, весь день мучились с ней, помогая отелиться. Корова тужится, мычит жалобно, а теленок, вот беда так беда, никак не может родиться. Наконец, пошел, но не головой, а ногами. Долго еще мучились, пытаясь повернуть теленка в чреве коровы. Но все было напрасно. Ветеринарный фельдшер, оборвав все надежды, сказал, что придется корову зарезать, другого выхода нет. Однако Ахметсафа и Минсылу были против и продолжили манипуляции. Ведь эта корова была самой умной, самой удойной, дающей больше других молока. Как же поднимется на нее рука. Начали вдвоем тянуть за ноги теленка. И тут было одно из двух: сейчас корова разродится, либо…
Но все обошлось, приняли теленка. Обессиленная буренка повернула голову в сторону новорожденного и довольно промычала.
– Избавилась, родная, избавилась! – погладила Минсылу буренку по спине. Она еще долго оставалась рядом с коровой: напоила ее теплой водой, положила перед ней охапку сухого сена, выдоила молозиво и через соску дала его теленку.
Домой она шла в приподнятом настроении, окрыленная. Ведь это какая же радостная новость, можно будет от души поделиться ею с мужем! Конечно, Байбулат, как обычно, будет внимательно, с улыбкой слушать ее, а потом обнимет за плечи и скажет с радостью:
– Получается все у моей женушки. Вон ведь, не растерялась, две жизни животинок от смерти спасла!
Байбулата не было дома, он еще не пришел с работы. «Припозднился что-то сегодня, неужели до сих пор не закончил дела? – подумала она с беспокойством. – Ох ты, боже мой, ну вот что не сидится ему дома, совсем не бережет себя».
В другое время, когда он вот так задерживался, Фируза бежала звать отца домой. Но сегодня девушка на работе, вместе со своими сверстницами на току занята очисткой зерна.
Все-таки придется сходить за ним, иначе не придет. Впредь, что бы ни случилось, Минсылу не пустит мужа на работу. Хватит! Нельзя так шутить со здоровьем. Ее слово – закон!
Минсылу пошагала в сторону кузницы. А на душе какое-то беспокойство, тревога… Вдруг ни с того ни с сего поднялся сильный ветер. Все вокруг посерело, окуталось пугающей темнотой. «День как-то странно и резко испортился...»
Кузница была закрыта. В сторонке парень занимался ремонтом стогомета.
– Байбулат-агай нужен? – спросил он. – Домой ушел он, недавно ушел.
– Домой не приходил. И по дороге не встретился.
– Может, зашел к кому?
Минсылу поспешила в обратный путь. Она хорошо знала, что у Байбулата нет привычки просто так, без нужды заходить к кому-то.
Неожиданно в переулке показалась Фируза. Она, запыхавшись, подбежала к матери – на ней лица не было – обняла ее и заплакала:
– Мама… папу… в очень тяжелом состоянии в больницу… увезли.
Минсылу сразу обмякла. О Господи, и зачем только она отпустила его на работу? Зачем отпустила?! Почему не уговорила его не ходить, почему не плакала, не валялась у него в ногах?!
Как же мы порой, ссылаясь на занятость, разные повседневные хлопоты, становимся равнодушны к судьбе близких нам людей. Зачем же потворствовать этому, почему позволили больному человеку оставаться на столь тяжелой работе, почему не подошли к нему, аккуратно не взяли у него из рук молоток и не отправили его домой? Нет, никому и в голову не пришла такая мысль. Ладно, мол, раз сам пожелал, пускай работает.
Эх, Байбулат, Байбулат…
Сев в первую же попавшуюся попутную машину, мать с дочерью поспешили в больницу, которая располагалась в шести километрах, в поселке Бадраш. Всю дорогу Минсылу про себя повторяла одни и те же слова: «Лишь бы выкарабкался, лишь бы здоров был, лишь бы вылечили. Тогда бы уж знала, как беречь своего старичка, точно бы знала!»
Оригинал публикации находится на сайте журнала "Бельские просторы"
Автор: Гаян Лукманов
Журнал "Бельские просторы" приглашает посетить наш сайт, где Вы найдете много интересного и нового, а также хорошо забытого старого.