- Дядь! Дядь! – проник в сон Толика чей-то зов, - Ты спишь? – плечо чуть походило ходуном, а затем поползло вверх веко, прихваченное маленьким пальцем.
Пацан заглянул в приоткрытый им Толиков глаз и хмыкнул, убрав ручонку. Сопение раздалось у самого уха. Толик резко сел на кровати и подхватил малого руками. В Яшиных глазах мелькнул испуг, но почти сразу мальчишка, закинутый на кровать, залился весёлым смехом от щекотки. А Толик, щекоча брыкающегося пацана, хохотал вместе с ним и над ним. Бабка Ганна, присеменившая на шум, откинула шторку, висевшую в дверном проёме, чтобы шикнуть на мальца, помешавшего спать её разлюбезному Толику, но увидав хохочущий клубок, в умилении застыла, попеременке вытирая заслезившиеся глаза кончиками повязанного на голове платочка.
- Сынки, - позвала она, - Сынки, ну будя вам, будя! Оладьи стынуть!
Толик вскочил с кровати первым и, натянув штаны, чмокнул бабусю в щёку, отправившись умываться. Яша, чуть покопошившись, спрыгнул на пол и сунул свою ладошку в бабушкину руку, потянув её в кухню. Бабка Ганна засуетилась, разливая чай по кружкам, а Толик с Яшей уже выхватили по оладышку из внушительной горки и зачмокали от удовольствия.
- Бабуся Гануся, вкусно! – Яша отправил в рот полную ложку варенья.
- Поддерживаю! – кивнул Толик с набитым ртом.
Бабка Ганна, опустившись на табурет и подперев рукой щёку, залюбовалась на жующих сынков. Сбил с благодушного настроя бабусю стук во входную дверь. Яша первым выскочил из-за стола и в одну секунду исчез в сенцах. Вернулся он тут же, впустив в избу клубы морозных облачков и двоих здоровенных мужиков с изморозью на усах и бородах. Яша льнул к одному из них, а точнее, к толстозадому, мохнатому, большенькому щенку, болтавшемуся подмышкой у мужика.
- Здравы будьте, - пробасил тот.
- Мир в хату, - поприветствовал второй гость, помоложе.
- Савелий Михалыч! – встал навстречу им Толик, - Глеб! – он пожал мужикам руки, не скрывая радости от встречи, - Какими судьбами? Стряслось что?
- Да вот, одарить тебя решили, Романыч, - хохотнул Савелий Михалыч, передавая Толику щенка, - Тунгус велел, от него приплод.
- Сам велел? – поддержал шутку Толик, разглядывая бутуза на вытянутых руках.
- Сам-сам, - весело подтвердил Михалыч, скидывая доху, и усаживаясь на табурет, влекомый любопытным Яшкой.
- Чайку с дороги? – вынырнула из-за Толиковой спины бабка Ганна, обращаясь к гостям, - Сынок, цуцика-то пусти, вона, трусится весь, - подпихнула она в бок парня, тут же опустившего собачьего ребятёнка на пол. Щенок гавкнул басом, очевидно обидевшись на «цуцика», но сразу же, переваливаясь, заспешил к бабусе, протягивавшей ему пряник.
- Спасибо, мать, откажемся, - уважительно поклонился бабке Ганне Савелий Михалыч, - Дело у нас до Романыча, беда.
Без лишних вопросов, бабуся сразу поманила Яшу, попытавшегося было возразить, мол он тоже мужик, и тоже могёт помочь, из кухни в комнату, глянув так, что малец чуток стушевался, и спорить не решился. Только щенка за собой кликнул, чтоб не так обидно было.
- Макарыч сказал до тебя подаваться сразу, - завёл сказ Савелий Михалыч, проводив взглядом мальчишку и бабку Ганну, - Дальний сенник у нас спалили давеча ночью, Романыч, подчистую. Мы вчерась с Глебом и Никитой как раз из тайги вернулись, а сегодня планировали сено к коровнику свезти. С утра прибыли, а там пожарище, так-то. Отродясь у нас такой чертовщины не было, - он спешно перекрестился и прокашлялся, - Поселковые это, точно тебе говорю, троицкие, у нашенских так счёты сводить не принято. Да и нет у нас ни с кем распрей, Романыч. Сыщи супостата, а? Век не забуду!
- Сыщем, - вскочил Толик, - Пару минут мне дай, Михалыч, одеться, и двинем. На чём вы? – не теряя времени, лейтенант застёгивал пуговицы и натягивал носки, заботливо связанные бабкой Ганной, чтобы «унучик держал ноги в тепле».
- На подводе, - крикнул Савелий Михалыч скрывшемуся за шторкой в комнату Толику.
- Хорошо, - лейтенант уже возник рядом, - Яшка! – позвал он, обуваясь, и заговорил скороговоркой вынырнувшему на кухню пацану, - В больницу без меня не суйся! Дела порешаю, сходим вместе! Бабусю слушайся! И, да! Задание тебе, Яшка, важнейшей важности! Имя щену придумать! С бабусей советуйся! Он в батю, крупным будет, так что «тузики» с «бобиками» не подойдут!
Яша часто кивал, преисполненный наделённой дядей Толиком важности. Бабка Ганна, посокрушавшись, что гости отказались от угощения, убирала со стола. Безымянный пока щенок крутился тут же, привыкая к духу нового дома. А Толик, улыбнувшись им напоследок, поспешил за мужиками, продолжая «пытать» Савелия Михалыча:
- А скажи-ка ты мне, Михалыч, чего нынче нового на ваших хуторах? – он поудобней устроился в телеге.
- Нового? – протянул тот, будто что припоминая, - Да по-прежнему, вроде, всё. Зверя бьём, план выполняем. С хозяйством управляемся. А, да! – встрепенулся он, - Глебка-то наш жениться собрался! Невеста не из нашенских будет, не из хуторских, мирянка, - Михалыч повозился и покряхтел неодобрительно, - Да Глеб настоял. И Аннушка моя сына поддержала. Катерина – дивчина хорошая, конечно, - будто сам себя уговаривал Савелий, - Учительница! Сирота из местных. Уважительная, хозяйственная. Илюха наш в ней души не чает. Да и я, что, зверь какой что ли, раз любовь у них?! – он вздохнул и махнул рукой, вроде как прогоняя последние сомнения, - Хлопцы за ней, говорят, табуном ходили, особливо Коська Залежный, только она – ни-ни. Глебку нашего ждала, видать, да, Глебка? – крикнул он сыну, правившему подводой.
- Куда ехать, бать? – отозвался Глеб, - Сразу на пожарище?
- Успеем на пожарище, - встрял Толик, - Давай к Залежным, Глеб, - он прищурился и смолк, обмозговывая полученную информацию.
Залежные, чем-то особо значимым, плохим ли, хорошим, в людской молве никогда не славились. Мать, Мария Игнатьевна, трудилась всю жизнь дояркой на ферме. Отец, Фёдор Александрович, утонул в путину, задолго до Толикова приезда. Константин работал в леспромхозе, не так, чтоб рьяно, но без нареканий. Обычная советская семья. И что чуйка понесла Толика до их дома, он знать не знал, решив поспрошать и разобраться в своих мыслях уже на месте. И мать, вернувшаяся с утренней дойки, и сын, сказавшийся больным, были дома. Костя сам впустил лейтенанта в калитку, захлопнув её перед носом Савелия Михалыча, проворчав что-то и пряча глаза от прямого взгляда Семенчука.
- Твоих рук дело? – не то вопросительно, не то утвердительно изрёк лейтенант, едва войдя в избу.
Костя сник, замерев посреди горницы соляным столпом. А потом резко вскинул голову и закричал:
- Люблю я её! Понимаешь ты, лейтенант? Люблю! Думал, спалю этих бирюков, он от Катерины и отступится! – в два шага он преодолел расстояние до стола и плюхнулся на табурет.
- Дурак ты, Костя! – помотал головой Семенчук, - Как есть дурак! И за дурость свою сядешь.
Мария Игнатьевна, бледная, с заломленными руками показалась в дверном проёме горницы. Ступая мелкими шажками в сторону Толика, она тихонько завыла, не пытаясь сдержать слёз, а потом упала на колени и поползла, не замечая оторопи лейтенанта и вскочившего на ноги сына.
- Я скопила…, - шептала она синеющими губами, - Скотину продам, дом… Не губи, Анатолий Романыч…, - женщина потянула из кармана юбки газетный свёрток и судорожно всхлипывая, попыталась его развернуть, протягивая содержимое Семенчуку, - Отдай…. Отдай им… За убытки… Я ещё… Один он у меня… Сынооок, - мать взвыла чуть громче и завалилась набок, под ноги Толику, теряя сознание.
Семенчук пришёл в себя через мгновение и выскочил за дверь, тихо матерясь, впервые в жизни, наплевав на свои принципы.
- Глеб! – заорал он, не добежав до калитки, - Скорую, Глеб!
Калитка чуть не слетела с петель, от пинка Савелия Михалыча. Он ворвался в дом, в секунду оценив ситуацию. Огромный кулак прилетел растерянно зависшему над матерью Косте в скулу.
- За мать! – гаркнул Михалыч, - За сенник потом добавлю! – и подхватив с пола женщину, легонько, будто вовсе невесомую, он стремглав бросился на улицу, - Гони, Глебка! – велел он сыну.
Толик, сорвав с вешалки тулуп, рванул следом, успев запрыгнуть в телегу в последнюю минуту и уже на ходу кутая женщину.
Через полчаса Савелий Михалыч, Глеб и Толик сидели прямо на полу приёмного покоя ивантеевской больницы, переводя дух и хохоча в три глотки оттого, что смогли обогнать смерть. Тётя Шура, снова не пожалевшая хлорки, намывая полы, косилась на эту троицу, готовая в любой момент припустить за помощью для «поехавших мозгами» староверов и связавшегося с ними «на свою беду» товарища лейтенанта.
Продолжение следует.