— Штёртебекер?
— Штёртебекер.
— Штёрте…бекер?
— Да, пёс возьми, Штёртебекер! Ну, тот самый пират, ловелас, пройдоха, каких не сыскать, и мерзавец!
— Кхе-кхе… Штёртебекер? Я знаю кое-что про Штёртебекера.
Зеваки, облепившие замызганный стол в углу корчмы, притихли. Даже Клаус, сидевший по соседству, невольно повёл усами и прислушался к мужицким пересудам.
Толстый корчмарь, не прекращая протирать грязную кружку грязным полотенцем, дождался, пока молодой помощник наполнит чаши и кубки собравшихся мужиков, и только потом заговорил:
— Капитан Штёртебекер — гроза Северного моря!
— Тьфу ты! Да ну это и без тебя все знают, чтоб тебя! — крикнул кто-то.
— Про него говорят столько плохого, — авторитетно сообщил чернобородый гигант со свирепым лицом, — что у меня нет сомнений, он — достойный человек!
— А я, эт самое, слыхал, что он был рыбаком с Гедебю, — прохрипел старый плешивый дед и постучал себя по груди. — Грят, он дочку местного барона совратил. Ну и того, бежал с нею в море на шлюпке. А там его подобрал старый капер из Ганзы, ну Харальд Рыжий бес, значится, и пристроил к себе на когг.
— А с девкой что? Матросне отдал, что ль? Ха! — возмутился чернобородый, потрясая полной кружкой. — Молчи лучше, дряхлая развалина, со своими небылицами. Пёс бы тебя побрал!
Клаус порядочно отхлебнул тёмного эля. Дубовый вкус приятно растёкся по нутру. Как раз то, чего не хватало после тяжёлого дня. Он причмокнул губами, рыгнул и отправил в рот копчёную колбаску.
Разговор в углу между тем разгорался.
— Брехня, — грозно повёл бровями бритоголовый кантиец, — капером он был. Да ещё и датским, прости господи. Как пить дать, я тебе говорю.
Для пущей убедительность перекрестился.
— Ар-р-р! Вот это как раз и брехня! — вклинился в перебранку одноглазый и беззубый северянин. — В Новгороде он уродился. Где, как не в вольном городе, появиться такому бравому корсару?
— Точно-точно, — протараторил молодой кучерявый помощник корчмаря с бараньим пушком на щеках. — Бедняком он был, служил тамошнему барину. Поговаривали, что он выпил из барского праздничного рога.
— Вот-вот, — подхватил одноглазый беззубец. — Хозяин приказал наказать стервеца. Для него наполнили огромный кубок, куда вошёл целый пивной бочонок, и заставили выпить.
— Ну и? — Народ вокруг затаил дыхание. — Выпил?
— А как же! Штёртебекер выпил всё до дна, забил хозяина этим самым кубком до смерти и попросил добавки! За то его и прозвали потом на шведский манер Штёртебекером, то бишь Опрокидывателем чаш.
Толпа рассмеялась, но тут вмешался чернобородый здоровяк. Он с грохотом опустил кружку на стол и на миг привстал.
— На «шведский манер»? Это в Новгороде-то? Тьфу! А корсаром-то он как стал, пёс тебя возьми? — Он погрозил кулаком одноглазому. — Заткнись лучше, пока последние зубы тебе не выбили. Этой сказке уже сто лет в обед.
Клаус отхлебнул ещё, посмаковал привкус и откинулся к стене. Он закутался в тени, надвинул капюшон на глаза и намеревался немного вздремнуть. Но не вышло. И виной тому была не перепалка за соседним столом, которая стала походить на собачью свару. Старый шрам на щеке ныл весь день. А сейчас и вообще начинал разгораться, как уголь на костре. Клаус погладил рубец кончиками пальцев и угрюмо вздохнул.
— Из местечка Ведель он, под Гамбургом, — сказал вдруг длинноволосый незнакомец в тёмном плаще, весь вечер до этого молчавший.
Мужики разом примолкли, и даже Клаус невольно приоткрыл глаз и навострил уши.
— С десяток лет назад, когда Дания воевала с Нортумбрией, Штёртебекера призвали на службу во флот. Он из обедневших дворян, без земель и людей, но воевать был обязан по закону. Его приписали к флагману Второго флота, Катерине Златовласой, первому датскому трёхмачтовому коггу, но Штёртебекер служить не собирался. Он сговорился с другими матросами, поднял бунт, самолично прикончил шкипера и увёл корабль в Нортумбрию, где стал капером. С тех пор ходит под северными баронами, выбивает долги и грабит суда по всему Северному морю без разбору.
— Я слыхал, у его корабля мачты из чистого золота и только для виду обёрнуты деревом, — вновь подал голос парень с бараньим пушком на морде, — а паруса из тонкого серебра!
— А плавает он вниз парусами? — усмехнулся чернобородый.
— Это почему это, вниз парусами? — недоумённо спросил молодой.
— Да потому что будь его корабль из золота и серебра, он бы потонул ещё в порту, дурья ты башка! Молчи, сопля, когда взрослые говорят!
— Дык, это, какая разница? — вставил свои пять монет плешивый дед. — Грят, Штёртебекера давно казнили на главной площади Гамбурга. Голову ему рубили целый час, а потом он ещё бегал от палача и стращал народ.
— Ох, без головы бегал? — судорожно вздохнул кто-то из толпы.
— Без головы, вот те зуб! — старик ударил себя в грудь. — На одиннадцать шагов без башки убежал!
— Замолчи, старый хрыч, если ничего путного сказать не можешь, — отмахнулся чернобородый. Он осушил кружку и уставился на незнакомца в капюшоне. — Интересные ты истории рассказываешь, голубчик. Откуда сам будешь? Чёй-то я тебя тут не припомню. А ну как шпик датский? Или смутьян ганзейский? Ни разу не слышал такой байки про Штëртебекера. Выкладывай, кто ты такой, лазутчик?!
Незнакомец отставил в сторону свою чарку и развязал тесёмки грязного, покрытого дорожной пылью плаща. Воздух в таверне резко загустел. Голоса притихли. Табачный дым и пар от тарелок на столах задрожал. Даже сидя в дальнем тёмном углу, Клаус почувствовал привычный железный привкус на губах. Приближалась заварушка. У него задрожали коленки. А когда дрожат коленки — это верный признак того, что скоро начнётся свалка. В ход пойдут кулаки. Потом кружки и тарелки. А там и до крайностей дойдёт — все вооружатся ножками от столов и стульев.
— Не шпик, — медленно заговорил мужчина в капюшоне. — Не смутьян. Не лазутчик. А история моя правдивая.
— И почëм нам знать, что так оно и есть?
— Шкипер Катерины Златовласой, убитый Штёртебекером, был мне братом.
О, нет. Ножками от стульев дело не ограничится. В ход пойдут вилки и ножи.
Толпа вздохнула в изумлении и благоговении. Какое-то время повисшую тишину нарушали лишь треск огня из очага и топот поварской девки на кухне.
Однако лицо чернобородого оставалось мрачным и настороженным. Он по привычке опустил ладонь на эфес сабли, но, вспомнив, что всë оружие осталось при входе в корчму, потянулся к кухонному ножу на столе.
— Малой, тащи ещё пива! — Здоровяк, отправив помощника корчмаря за добавкой, оскалился неприятной хищной улыбкой, какой обычно одаривал тех, кому собирался выпустить потроха. — Не расслышал твоего имени. Не напомнишь?
Незнакомец ответил холодным высокомерным взглядом.
— Симон ван Утрехт, бывший адмирал флота Ганзейского союза.
Этому Симону в отваге не занимать, отметил про себя Клаус. В отваге — либо в глупости. Заявился сюда, возмутительно себя ведёт и точно собирается учинить проблем. Пришлось даже открыть второй глаз, чтобы получше рассмотреть залётного выскочку.
— Немец, значит, — скривился чернобородый, — да ещё и из благородных. Тьфу! Почему же блох у тебя больше, чем обычно бывает у благородных, а, немец?
Симон по очереди вгляделся в лица окруживших его людей. Толстый корчмарь смотрел с неодобрением, явно опасаясь за судьбу своего заведения. На губах бритоголового кантийца играла ехидная ухмылка. В зловещей улыбке же одноглазого северянина было слишком много чёрных отверстий вместо зубов. Глаза огромного бородача стремительно наливались кровью. Даже плешивый дед позыркивал с укором.
Пришелец покачал головой и отпил из кружки. Только потом коротко сказал:
— Путь сюда был долог и непрост.
Здоровяк подался вперёд.
— И как этот твой путь завёл тебя в этот богом забытый клоповник?
— Я бы попросил… — начал было возмущённый хозяин корчмы, но чернобородый отмахнулся от него, как от назойливой мухи.
— Заткнись. Отвечай, Симон-ван-как-там-дальше, пёс бы тебя взял! Мы здесь среди своих и не любим пришлых чужаков.
— Вот как? — тот изобразил удивление. — Что-то я не заметил при входе надписи: «Только для своих». Хм… может, ты родился в этом… «клоповнике»?
— Вот только хамить не надо, — насупился здоровяк. — А то мы немцев-то тоже не особо жалуем. Я от них нервничать начинаю. А когда я нервничаю, мне хочется оторвать кому-нибудь… что-нибудь… Зачем ты здесь?
— Во-первых, я не немец. Фландриец, — с этими словами Симон неспешно достал из-под плаща изысканную саблю и продемонстрировал собравшимся. — Во-вторых, я прибыл сюда, чтобы убить Штёртебекера.
Блестящая сталь, совсем новая на вид, искрилась в свете свечей и ламп. Украшенная золотом и гранатами гарда стоила больше, чем корчма и вся округа в придачу. Оружие сияло богатством и славой, какой не видывал никто из местных зевак. Даже сказки о золотых мачтах и серебряных парусах не могли сравниться с этим клинком. Идеально заточенное лезвие сулило много крови и боли, что приводило окружающих мужиков в ужас.
Но любопытство оказалось сильнее страха.
Послышались удивлённые вздохи и восторженные перешёптывания. Клаус же утомлённо откинулся на спинку стула и закрыл глаза. На чернобородого дорогая побрякушка тоже не произвела впечатления.
— С такой штукой только по борделям ходить, — он плюнул под ноги и нахмурился. — Здесь нельзя находиться с оружием, приятель.
Симон ван Утрехт не растерялся.
— Видимо, это правило только для «своих», — он хитро улыбнулся. — Думается, наш уважаемый хозяин знает о своих завсегдатаях что-то такое, отчего даже разрешил мне оставить оружие при себе.
Здоровяк с омерзением поглядел на корчмаря. Тот втянул голову в плечи, будто пытался провалиться под землю.
— С этим болваном мы ещё разберёмся. Вот только он никакой не хозяин. Корчма принадлежит не ему.
— О да, мне это известно. Эта дыра построена на кровавые деньги капитана Штëртебекера. Потому я и пришёл сюда. Ты ведь слышал меня? Я хочу его убить.
— Послушай, немец или кто ты там. Хотеть ты можешь чего угодно, хоть старушку королеву Маргариту Бургундскую прямо на этом столе. Но если хочешь выйти отсюда живым, оставь оружие и кошелёк и топай…
Симон резко взмахнул саблей. В загустевшем воздухе промелькнула короткая ослепительная вспышка. В следующий миг на стол посыпались кудрявые клочки чёрной бороды. Здоровяк с ужасом отпрянул, едва не повалив остальных мужиков.
Клаус нехотя открыл глаза и вновь покосился на пришельца. Ему начинало надоедать развернувшееся представление. Он проверил, хорошо ли выходит кинжал из ножен на поясе, чтобы унять волнение.
Выходил хорошо.
— Этим мечом, — заговорил Симон ван Утрехт, — был убит мой брат. Этим мечом в том же бою был ранен ваш хвалёный Штёртебекер. Я потратил много лет, чтобы найти сий клинок. И ещё больше, чтобы превратить его в нечто особенное.
Мужчина неспешно поднялся и навострил саблю в направлении побледневшего здоровяка.
— Мойры с Готланда, последние, кто ведает древними знаниями своего народа, зачаровали это оружие, и теперь на моей стороне сила древних богов. Стоит Штёртебекеру скрестить со мной мечи, как его поразят муки и страдания. Такие же, — Симон обвёл зрителей тяжёлым взглядом, — какие выпали на долю моего усопшего брата.
— Ох-ох, — четырежды перекрестился плешивый дед. — Ворожба!
— Ведьмовство! — выкрикнул кантиец.
Подошедший с полным кувшином пенного помощник корчмаря, услыхав такое, свалился без чувств под стол. Даже оставшийся без бороды здоровяк немного струхнул.
— Ты это… Убери-ка эту штуку подальше… Мы тут люди честные, все католики, как один. Ведьмовство в этих краях не в почёте.
— Я пришёл только за одной жизнью, — во весь голос объявил Симон, выходя из-за стола. — Скажите, где Штёртебекер, и никто не пострадает.
— С чего ты взял, — внезапно нарушил повисшую тишину Клаус, — что эти пустобрёхи знают, где искать твоего Штёртебекера?
Не переставая потирать горящий шрам на щеке, громко скрипнув лавкой, он поднялся и подошёл ближе к мужчинам. Остановившись на границе между светом свечей и вечерней темнотой, Клаус безразлично посмотрел на нарушителя спокойствия. Тот, в свою очередь, тоже лишился покоя. Рука, сжимавшая саблю, задрожала, на лбу выступила испарина. Симон без конца облизывал губы и беспорядочно разглядывал Клауса, словно пытался найти слабое место перед предстоящим боем.
— Этот пират часто бывает здесь, в этом городе. Его корабль видели в порту буквально на днях.
— Но теперь его там нет, верно? — Клаус недоумённо покачал головой. — Так как же ты собираешься искать того, кто давно уплыл отсюда?
— Кто ты такой, мать твою?
— Я — тот, кому ты помешал отдыхать. У меня был тяжёлый день и ужасная неделя. Мне пришлось сражаться со штормом, я потерял несколько людей и вернулся из плаванья с пустыми руками. Но даже в любимой корчме мне не найти покоя, ведь именно сегодня, в единственный вечер, когда я могу расслабиться с чаркой эля, появился ты, начал вопить как недорезанный баран и угрожать этим честным людям.
— Плевать на твой покой! — взорвался Симон. От его прежней самоуверенности не осталось и следа. Теперь он походил скорее на скитальца, страждущего еды и воды. — Плевать на всех вас! Сдайте мне Штёртебекера и убирайтесь!
Испуганные мужики сгрудились подальше. Никто не осмелился вступить в перепалку. Многие из них даже были рады, что вдруг откуда ни возьмись объявился Клаус и отвёл от них беду. Даже оставшийся без бороды здоровяк проглотил язык.
— Как же ты собираешься убить того, на чьей стороне целый пиратский флот и тысячи бойцов?
— Зачарованным мечом! — Симон потряс саблей перед собой. — Стоит Штёртебекеру вступить со мной в бой, как его ждёт смерть. Будь он рядом, то наверняка бы уже страдал от боли, ведь этот самый клинок однажды испробовал его крови и помнит её вкус до сих пор.
Клаус дотронулся до горящего рубца на щеке и усмехнулся.
— Что ж, кажется, это правда. Тогда нет смысла сражаться с тобой… честно.
— Что? Нет… — Симон застыл в изумлении. Осознание пришло к нему быстро, но Штёртебекер оказался ещё быстрее.
Клаус выбросил руку вперёд. С его пальцев сорвался небольшой нож. Тёмной стрелой он разрезал клубы тьмы и света и вонзился в сердце пришельца.
Симон ван Утрехт кашлянул. С его губ сорвались брызги крови. Он выронил саблю и рухнул на колени. Наполнившиеся слезами глаза устремились к Клаусу. Тот навис над поверженным противником, сложив руки на груди.
— Я — капитан Клаус Штёртебекер. И я не убивал твоего брата. Не успел, к сожалению, его растерзала команда. Однако он получил то, что заслуживал.
— Лжёшь… — из последних сил выдохнул Симон.
— Он хотел использовать военный корабль для перевозки рабов и грабежа мирных деревень вдоль побережья Нортумбрии. Служба службой, но с таким мириться я не собирался. Ты посвятил свою жизнь мести за брата-преступника, глупец.
— Не… верю…
— Плевать на твою веру. И на брата твоего тоже плевать.
Клаус подобрал золотую саблю, провёл пальцами по лезвию и бросил взгляд на хозяина корчмы.
— Налей всем за мой счёт. И приведи лекаря этому болвану.
После ухода Штёртебекера посетители ещё стояли какое-то время, не решаясь пошевелиться, пока наконец безбородый здоровяк не выкрикнул:
— Капитан Штёртебекер — гроза Северного моря!
— Золотой человек! — подхватили остальные.
— Да!!!
Автор: Том Белл
Больше рассказов в группе БОЛЬШОЙ ПРОИГРЫВАТЕЛЬ