«Вот я и дожил до того, чего боялся больше всего на свете – до одиночества и забвения». – пришла в голову Якова Давидовича непрошенная мысль. Он попытался отогнать ее, но она упорно пряталась в уголки сознания и выдавала свое присутствие болезненными уколами воспоминаний. Будто невидимый скрипач, поселившийся в голове, тянет одну единственную ноту, тоскливую, безысходную.
Второй месяц Яков Давидович пребывает в таком состоянии. Ранее любивший покойное одиночество, теперь он ощутил его, хлебнул полной мерой и пресытился им.
Его прежняя работа предполагала присутствие в большой компании, шумной, талантливой и остроумной, где каждый в одиночку ничего не представлял. Во всяком случае – ничего сверхординарного. Но вместе они были командой, призванной своим творчеством трогать сердца людей.
Яков Давидович почти всю свою жизнь был музыкантом в симфоническом оркестре. В пору расцвета своего таланта, он даже был концертмейстером – первой скрипкой оркестра – первой из первого пульта первых скрипок!
Но позже – пришли молодые талантливые исполнители и подвинули его в иерархии оркестра. И вот уже два месяца, как Яков Давидович на пенсии, не у дел…
Он вздохнул, руки сами потянулись к кофру, открыли его и бережно достали скрипку, которая досталась ему в наследство от отца, а тому – от деда. Ласково провел пальцами по верхней деке, полюбовался причудливым вырезом эфа – резонаторного отверстия. Сколько же тебе лет? По семейной легенде дед, часовых дел мастер и первый скрипач на еврейских свадьбах в Жмеринке, выиграл ее в карты у загулявшего, проезжего музыканта в далекие годы. Почти неграмотен был дед, но оценил волшебное звучание инструмента, сберег ее для своего сына - Давида, который уже в детском возрасте подавал большие надежды. Она и сберегла ему жизнь – когда семнадцатилетним парнем отправился Давид в Москву, поступать в консерваторию. Там он и остался – война началась. Через месяц Жмеринку заняли немцы, никогда больше не увидел он свою семью, сгинули они безвестно в местном гетто.
В сорок третьем ушел Давид на фронт, вернулся с победой и покалеченной рукой. Так и не стал он великим музыкантом, хотя мог бы. Скрипка ждала его в московской квартире, вместе с однокурсницей – Соней, которая стала Давиду женой, а Якову – матерью.
Отец научил Якова любить музыку, слышать, чувствовать ее настроение, понимать великий смысл, вложенный композиторами в каждую музыкальную фразу, в каждую ноту. Всю свою любовь к музыке передал он сыну вместе с семейной реликвией – скрипкой.
Вот этот гриф с изящным завитком трогал руками его дед, потом отец, мама. Он помнит и хранит тепло их рук. Нежно клали скрипку на плечо и вели смычком по ее струнам, прикрыв глаза и отдаваясь власти мелодии. Кажется Якову, что в ней до сих пор живут частички их душ, и его душа тоже останется в ней.
Он взял скрипку в руки, несколько раз провел по струнам смычком, тронул колки, прислушиваясь. Нет, он не будет играть здесь, дома. Он выйдет к людям, пусть и они услышат его музыку, его мысли, его чувства. Он расскажет им о своих несбывшихся мечтах, о счастье, которое ему довелось испытать в этой жизни. О незабываемой горечи потерь, которая останется с ним на всю оставшуюся жизнь. О жене, которая так рано покинула этот мир. Об обиде на сына, который променял родную землю, где остались его предки – на «землю обетованную», где и климат теплее, и жизнь сытнее…
***
Подземный переход стал для кошки местом обязательного посещения. Сюда почти не задувал холодный, пронизывающий ветер и острые снежинки не хлестали по впалым бокам. Среди закрытых павильонов, разместившихся здесь, были два или три торгующих фастфудом, где можно было отыскать съедобные остатки, а если повезет – прикорнуть часок в тепле. Люди, как правило, не обращали на нее внимания и только владельцы павильонов гнали ее, грозя и ругаясь. Но к этому она уже привыкла: - «Ругайте, только не бейте».
Сегодня ей не повезло – не успела она прошмыгнуть в переход, как ее заметил вредный торговец шаурмой и прогнал, не позволив пройти дальше. Кошка, дрожа, присела на нижнюю ступеньку широкой лестницы, ведущей в переход и принялась ждать удобного момента, когда торговец отвлечется на покупателя.
Она не обратила внимания на пожилого человека, который остановился у противоположной стены и достал из черного кофра скрипку. Он постоял молча, не отвлекаясь, словно что-то вспоминая, вскинул скрипку и тронул струны смычком.
Кошка вздрогнула, сердце ее тревожно забилось. Ей почудилось будто ее зовут. Так нежно ее звала мама, когда возвращалась с удачной охоты и радовалась, что сможет накормить ее. А так ее – повзрослевшую кошку звали котята, рожденные и вскормленные ей. Котята, которые повзрослев покинули кошку и те, другие, которым так и не удалось повзрослеть…
Люди шли мимо, кто-то останавливался на несколько минут, внимательно слушая. Временами улыбались, иногда смахивали слезы. Кошка, прошмыгнув под их ногами, уселась напротив одинокого музыканта и во все глаза смотрела на него:
- Ты знаешь?! – читалось в ее глазах. – Ты тоже это знаешь?! Знаешь, как бывает нестерпимо трудно выживать? Как болит сердце, когда возвращаешься голодная к своим котятам, зная, что они ждут еды, а ее нет? Как трудно согреть их всех, когда в твоем тельце едва теплится жизнь?
- Ты знаешь, какое это счастье – дожить до теплых дней, греться на солнышке, в порыве безудержного восторга карабкаться на дерево, гоняться за бабочками и солнечными зайчиками?
- Тебе тоже привелось познать доброту незнакомых людей, которые готовы поделиться с бездомной кошкой едой? И тех, других – прогоняющих обессиленную, уставшую кошку из теплого подъезда, единственная вина которой – отсутствие собственного теплого дома?
- Тебе тоже знакомы безнадежность, отчаяние, надежда на лучшее, и тоска об ушедшем? Тебе тоже это знакомо?
Музыка стихла. Люди разошлись, и только кошка продолжала сидеть у его ног с немым вопросом в глазах: - «Откуда ты все это знаешь?»
Яков Давидович открыл глаза. Да. Он рассказал людям все, что хотел. Но мало кто услышал его. Он видел, что почти все проходили мимо. Не стоит их осуждать, ведь у каждого – свои проблемы, свои заботы. Только несколько человек задержались, и он был им благодарен.
- А ты слушала меня с самого начала и до финала. – наклонился он к кошке. – Похоже, что тебя моя музыка тронула больше других. Неужели ты поняла, что я хотел рассказать?
Кошка согласно мяукнула и принялась наблюдать, как он выгребает из кофра мелочь, оставленную людьми, и пакует в него скрипку. Вот сейчас он закроет его на защелку и уйдет. И все?
Но человек с улыбкой обернулся:
- Пойдешь со мной, меломанка? – предложил он. – Ты одна, и я один, а вместе нас будет двое. К тому-же ты, я вижу, разбираешься в музыке, значит нам будет о чем поговорить…
По заснеженному тротуару к подъезду дома шел пожилой человек со скрипичным футляром в руке, другой рукой он жестикулировал, что-то рассказывая бродячей кошке, а та неотступно следовала за ним и смотрела на него влюбленным взглядом.
- Ты знаешь, что это за инструмент? – говорил Яков Давидович, в полной уверенности, что его понимают. – Мне рассказал один реставратор, что эта скрипка – творение мастера Анатолия Лемана! И я ему верю.
- Не в этом дело! – отвечала кошка. – Дело в том, что она – живая, когда в твоих руках! Вот что главное…
Так, не прерывая беседы, и прекрасно понимая друг друга, человек и кошка шли домой…
Тагир Нурмухаметов