«Ты можешь идти один» — Василий Криптонов

Книга

Я впервые увидел Маленького Принца на перемене, когда Саня Рыбин, по прозвищу Рыба, поймал меня в коридоре. Рыба требовал денег, а я молчал, надеясь, что ураган как-нибудь пролетит мимо. Смотрел в его налитые кровью глаза, вдыхал вырывающийся из его рта отвратительный запах сигарет и мятной жвачки.

– Ну что, Димыч, давай по-хорошему, а? – говорил Рыба, потирая кулак. Костяшки покрыты коростами запекшейся крови.

Я молчал. Пытался разлепить губы и соврать, что денег нет, но не мог. Только смотрел в глаза своему мучителю и молил его мысленно: " Отстань от меня, пожалуйста! Сделай вид, будто меня не существует!" Если бы я мог тогда выбрать любую суперспособность из любого фантастического фильма, то стал бы невидимым.

– Ты чего на меня так смотришь? – Рыба дернул рукой, делая вид, что хочет ударить, и я инстинктивно согнулся пополам. Семен Волохин, маячивший за спиной Рыбы, засмеялся.

– Слышь, ты с "брони" слезай, пока не поздно, – сказал мне Рыба. – Я у тебя полтинник прошу. Не дашь – заберу все. И после школы тебя встретят. Тебя каждый день колошматить будут, если я так скажу, понял? Понял меня, я тебя спрашиваю?

Мысленно я распрощался с небольшим количеством мелочишки, которую оберегал до последнего. Рука потянулась к карману, когда раздался неприятный тонкий голос:

– Господа, не могли бы вы мне помочь?

Рыба и Семен повернулись и смерили взглядами стоящего перед ними коротышку. Тот смотрел на них, будто совсем не испытывая страха. Пухлый, круглолицый, с коротко стриженными светлыми волосами. При виде его мне, несмотря ни на что, захотелось улыбнуться.

– Тебе чего надо? – с угрозой в голосе спросил Рыба. – Ты кто такой?

По лицу паренька скользнуло нечто, поначалу показавшееся испугом. Но потом, воскрешая в памяти тот случай, я пришел к выводу, что он просто прищурился, словно пытаясь что-то вспомнить. Что до меня, то я радовался крошечной надежде спастись.

– Мне нужно узнать, где занимается одиннадцатый "Б" класс, – отчеканил парень. – С сегодняшнего дня я числюсь в этом классе. Меня зовут Борис Брик!

– Брик? – усмехнулся Рыба. – Немец, что ли? А что ты мне дашь, если скажу?

Пользуясь сложившейся ситуацией, я старался незаметно выскользнуть из угла, не совершая резких движений. Семен тоже отвлекся, так что я мог беспрепятственно улизнуть. О нависшем над пропастью новичке старался не думать. Сам виноват, нечего было влезать.

– Насколько мне известно, моя национальность – русский, – пожал плечами Брик. – Ты предоставляешь платные информационные услуги?

– А? – растерялся Рыба.

– Я так понимаю, что мне нужно внести некую плату за необходимую информацию, так?

– Ну, так. – В голосе послышалась неуверенность.

– Сколько я должен заплатить? – Брик полез в карман. Я остановился на месте и во все глаза смотрел на этого чудака. Он что, правда ничего не понимает?

Рыба и Семен переглянулись.

– А сколько у тебя есть? – подал голос Семен.

– В данный момент с собой – шесть тысяч сто двадцать рублей, – тут же ответил Брик. – Этого хватит?

Рыба присвистнул и выпучил глаза. У меня перехватило дыхание. Мое представление о карманных деньгах заканчивалось на двух сотнях, которых за глаза хватало на неделю, а то и больше.

– Шесть? – прохрипел Рыба, оглядываясь на проходящих мимо школьников. – Давай!

Брик выдал ему содержимое карманов.

– Учись, Димыч. – Рыба повернулся ко мне и махнул купюрами. – Вот, правильный пацан, нежадный. А ты за пятьдесят рублей жмешься. Пошли!

Они с Семеном поспешили прочь. На лице Брика появилось удивление. Он посмотрел на меня, и я почувствовал жалость к этому несчастному дурачку. Словно поняв, что помощи от меня не будет, Брик развернулся на каблуках и крикнул в спину Рыбе:

– Одну секунду!

Рыба обернулся.

– Чего тебе?

– Мне нужно узнать, где занимается одиннадцатый "Б" класс, – повторил Брик. – Я только что заплатил тебе за эту информацию.

– Да я вообще без понятия! Вон, у Димыча спрашивай, – посоветовал Рыба.

Тут в коридоре появился новый персонаж – завуч Александра Петровна. Седая женщина в круглых очках, в любую погоду кутающаяся в шаль. Она с осуждением поглядела на вымогателей, равнодушно – на меня и задержала взгляд на Боре. Тот, не обращая внимания на нее, заговорил так громко, что у меня в ушах зазвенело:

– Я заплатил шесть тысяч сто двадцать рублей тебе. Если ты не в состоянии оказать мне необходимую услугу, то передай деньги Димычу, раз уж мне придется обращаться к нему.

Рыба замер. Семен, пользуясь тем, что на него не смотрят, ускользнул. Несколько проходящих мимо учеников остановились, наблюдая за происходящим. Александра Петровна насторожилась.

– О чем идет речь? – спросила она.

– Без понятия вообще! – жалобно заныл Рыба. – Это новенький, он гонит!

– Ты Боря? – спросила Александра Петровна. – С утра не пришел, я уж думала, завтра только будешь.

– Я Борис Брик, – кивнул ей Боря. – К сожалению, с утра нужно было позаботиться о маме, и прийти на первый урок не получилось.

– Ясно. Что у тебя с этим охламоном приключилось? – Она перевела взгляд на Рыбу.

– Я спросил его, где занимается одиннадцатый "Б" класс. Он назначил цену за эту информацию – шесть тысяч сто двадцать рублей. Когда же я передал ему деньги, он отказался оказывать информационные услуги. Мне кажется, в таких ситуациях нужно вызывать милицию, но я пока не уверен.

Александра Петровна, когда начинала злиться, раздувалась, будто морская рыба в минуту опасности. Надулась она и в этот раз.

– Саша! – грянула она. – Опять начинается?

– Он врет! – заорал Рыба. – Нет у меня никаких денег!

– В правом кармане брюк лежат шесть тысяч сто двадцать рублей, – отрапортовал Боря. – Купюрами по пятьсот рублей, сто рублей и десять рублей. Номера купюр...

Когда он начал перечислять номера купюр, я потерял веру в реальность происходящего. В коридоре творилось что-то невообразимое. Собирался народ. Все переговаривались, спрашивая друг у друга подробности. Они глядели на смешного коротышку, который громким писклявым голосом называл какие-то цифры и буквы. Среди собравшихся я заметил Жанну. Она тоже бросила на меня взгляд, и я поспешил отвернуться. Полжизни за невидимость!

– Выверни-ка карманы! – Александра Петровна двинулась к Рыбе.

– Вы права не имеете! – отступил тот.

– Я? Не имею, конечно! Давай тогда позовем тех, кто имеет. Милицию вызовем, отчима твоего. Хочешь?

Рыба в ярости сплюнул, вытащил деньги, подошел быстрым шагом к Боре и протянул ему.

– На, забери. Разнылся!

Боря и пальцем не пошевелил.

– Передай деньги Димычу, – повелел он.

– Я тебе чего, на побегушках? – рявкнул Рыба.

– К тому же ты должен извиниться, – добавил Боря. – Из-за твоего непрофессионализма возникла конфликтная ситуация.

– Да я тебя сейчас!..

– Саша! – прикрикнула Александра Петровна.

– Да слышу, слышу!

Рыба подошел ко мне и сунул деньги с таким выражением лица, что я понял три вещи:

1. Если я не возьму деньги, он убьет меня прямо сейчас;

2. Если я возьму деньги, он убьет меня сегодня после уроков;

3. Если я внезапно умру до конца уроков, он достанет меня с того света и убьет.

Желая протянуть как можно дольше, я, не глядя в глаза Рыбе, взял деньги и сунул в карман. Ворча страшные ругательства, Рыба ушел. Ко мне приблизился Брик. Все собравшиеся смотрели на него, и я тоже внезапно оказался в центре внимания. Тогда я услышал эти слова, произнесенные непонятно кем: "Маленький Принц!" Действительно, несмотря на свою комическую внешность, Брик держался и говорил с безупречным достоинством.

– Расскажешь мне… – начал он.

– Да-да, пойдем! – Я схватил его за рукав и потащил в класс, желая как можно скорее скрыться от настойчивых взглядов.

Глава 2

Мы поднялись на третий этаж, зашли в кабинет, пустовавший перед уроком алгебры. Я покинул Борю и подошел к последней парте первого ряда. Усевшись, обнаружил, что Брик стоит рядом и внимательно смотрит на меня.

– Ты из одиннадцатого класса "Б"? – спросил он.

Я кивнул и, спохватившись, вытащил деньги из кармана. Был небольшой соблазн оставить их себе. На уровне секундной фантазии.

– Забери.

Боря посмотрел на протянутые купюры, потом перевел взгляд на меня.

– Почему? Я не имею никаких претензий...

– Боря, ты что, ничего не понял?

Его взгляд меня поразил. Он смотрел, как маленький ребенок, открывающий для себя мир. Ему было интересно, непонятно и немного смешно.

– Здесь в обращении другие денежные единицы?

Я откинулся на спинку стула и вздохнул. Новичок явно не в себе. Что, объяснять ему прописные истины? Придется.

– Тот парень, который взял у тебя деньги, просто хотел их отобрать. Он постоянно отбирает у всех деньги.

Боря снова нахмурился, то ли вспоминая что-то, то ли пытаясь осмыслить новые сведения.

– То есть, информационные услуги предоставляются бесплатно?

– Разумеется!

Он забрал деньги и положил их в карман. Наступило молчание. Я принялся готовиться к уроку: положил на парту учебник, тетрадь, дневник, ручку и карандаш. Боря с любопытством следил за моими приготовлениями.

– Все это нужно для обучения?

Я замер. Странности этого паренька перевалили за все мыслимые границы. Если сначала я записал его в клуб совершенно заучившихся "ботаников", то теперь он уверенно разрывал и эти рамки.

– Ну... Конечно!

– А если у меня этого нет? Что тогда?

Я вырвал из тетради двойной листок и отдал Боре, заодно пожертвовав запасную ручку.

– Это все меняет?

– Ну, не то чтобы все... Ты новичок, тебя сильно ругать не будут. Дома-то есть учебники, тетради?

Боря посмотрел на учебник, на тетрадь. Кивнул.

– Да, есть! Завтра возьму все это с собой. А где мне нужно сидеть?

– Где хочешь, на любом свободном месте, только...

Я не питал иллюзий относительно того, что кто-то захочет общаться со мной дольше необходимого. Не надеялся и обзавестись другом. Если уж за десять прошедших лет ничего не вышло, то и выпускной год исключением не станет.

– Спасибо, Димыч, – кивнул Боря и сел рядом со мной.

– Дима, – поправил я.

– Дима? – Боря нахмурился. – Это ведь... Дмитрий, если не ошибаюсь?

– Ну да, Дмитрий. Сокращенно – Дима.

– Ясно. Я понял тебя, Дима. Спасибо тебе.

В класс потянулись ученики. Каждый бросал взгляд на новенького. Борис, в свою очередь, внимательно разглядывал новых одноклассников и улыбался каждому. Никто не отвечал на его улыбку, кроме Насти Елизаровой. Она с первого класса старалась казаться воплощением доброты и милосердия.

Разговоров почти не слышно: каждый занимался своими делами. Зевая, доставали учебники. Девочки расчесывались, глядя в зеркало. Кто-то пытался за пять оставшихся минут написать домашнюю работу.

В класс вошла Жанна, и у меня перехватило дыхание. Она выделялась из всех, приковывала внимание, будто айсберг, внезапно выросший по соседству с египетскими пирамидами. Платиновые волосы, редко знавшиеся с расческой, торчат во все стороны, напоминая дикий куст – так же, как в первом классе. Белая блузка и джинсовая юбка безупречно чистые, но утюг для них – тема запретная. Девушка, которой плевать, как она выглядит. Но выглядела она сногсшибательно. Ее не портили даже веснушки, которые с годами становились все бледнее и теперь почти не бросались в глаза.

– Почему ты на нее так внимательно смотришь?

Я вздрогнул. Брик задал вопрос громко, на весь класс, и теперь все таращились на меня. И Жанна! Господи, как бы я хотел в этот момент снова оказаться лицом к лицу с Рыбой!

– Заткнись, – прошипел я, краснея.

Боря оценил ситуацию быстро. Он наклонился ко мне и, сквозь зарождающийся в классе смех, я услышал его шепот:

– Ты не хочешь, чтобы она знала, что ты на нее смотришь?

– Да, не хочу! – шепнул я, чувствуя, что на глаза наворачиваются слезы.

– Почему?

– Непочему. Отстань.

– Мне показалось, что она тебе нравится.

– Отвяжись, пожалуйста!

– Почему тогда ты боишься показать это? Мне действительно интересно. Кажется, людям свойственно сближаться с теми, кто им нравится.

– Не так все просто.

– Объяснишь?

– Потом. Урок начинается!

Но я не удержался и глянул-таки в сторону Жанны. Она сидела ближе к доске, на соседнем ряду, небрежно бросив на стол учебник и тетрадь. Поигрывала ручкой. Я почти не видел ее лица, но легко мог его представить: равнодушное и как будто немного усталое.

Одновременно со звонком в класс ворвалась Екатерина Михайловна, наша сумасшедшая математичка. Пожилая женщина с острым маленьким личиком, напоминающим мордочку лисы. Мы все подскочили и замерли в молчаливом приветствии. Боря некоторое время сидел, но потом неторопливо поднялся и с любопытством оглядел стоящих рядом учеников и Екатерину Михайловну, которая, раскрыв журнал на нужной странице, ждала безупречной тишины.

– Садитесь! – каркнула она.

Ученики единым порывом опустились за парты. Родился и быстро умер шепоток.

– Брик Борис, новенький, где?

– Я здесь! – откликнулся Боря.

– Где? Тебя руку поднимать не учили?

Боря, помешкав, поднял руку.

– Ясно. Первый день, и сразу без учебника. Молодец, ничего не скажешь. В какой школе учился?

Брик опустил руку на голову и почесал макушку, вызвав негромкий смех класса.

– Не уверен, что смогу сейчас ответить на этот вопрос, – признался он.

– Что? Это еще почему?

– Я думаю, в данной ситуации уместно говорить о шоке, вызванном резкой сменой обстановки. Из-за этого шока могут возникать небольшие провалы в памяти. Завтра я приду в себя и смогу дать подробный отчет о том, где учился ранее.

Тишина. Все пытались осмыслить слова Бори. Нелегкая задача, ведь обычно все изъясняются куда более простыми предложениями.

– Встань! – крикнула Екатерина Михайловна.

Боря послушался.

– Характер свой мне тут показывать не надо, понятно?

– Да, понятно, – кивнул Боря.

– Не знаю, какие были порядки в твоей бывшей школе, но тут ты будешь себя вести, как полагается!

– Я прикладываю к этому все усилия.

– Ты издеваешься?

– Нет, я поддерживаю диалог...

– Это тебе не диалог! Это я тебе говорю! Ты понял?

Боря на секунду задумался и кивнул:

– Не показывать характер, вести себя согласно установленным порядкам, не вступать в диалог. Да, я понял.

Екатерина Михайловна кипела, но продолжать прения не имело смысла. Все ее фирменные приемчики, доводящие до слез любого, словно падали в черную дыру.

– Садись!

Она сделала перекличку. Присутствовали все, кроме Рыбы. Напротив его фамилии Екатерина Михайловна поставила "Н", судя по венам, взбухшим на запястье, прорезая ручкой страницу насквозь. Урок начался.

Глава 3

Когда отзвенел последний на сегодня звонок, я схватил Брика за руку и провел к черному ходу. Мы вышли на задний двор школы, перелезли через забор и углубились в лес, окружающий поселок. Я увидел лежащее на земле трухлявое бревно и со вздохом облегчения уселся на него. Боря сел рядом.

На улице еще тепло. Совсем недавно минул август, и солнце по-прежнему светит ярко, воздух полнится свежестью и ароматами лета. На земле окурки, пустые бутылки и банки из-под пива и коктейлей. Очевидно, бревно пользовалось популярностью. Может, не самое безопасное место, но Рыба вряд ли станет нас здесь искать.

– Теперь ты можешь ответить на мои вопросы? – спросил Брик, оглядываясь по сторонам. Я тоже покрутил головой, но не увидел ничего, достойного внимания. А Боре, кажется, был интересен каждый сучок.

– Какие вопросы? – покорился я.

– Почему мы вышли из школы не как все?

– Из-за Рыбы.

– Мы пойдем на рыбалку?

Я засмеялся. Эта святая простота начинала меня забавлять.

– "Рыба" – это кличка. Так называют Саню Рыбина, который у тебя деньги хотел отобрать. Он сильно разозлился, и я думаю, что он подстерегает нас у выхода. Потому мы и убежали.

– А что он хочет, по-твоему, сделать?

– Ну, что... Избить нас, думаю.

– Зачем?

– Что "зачем"?

– Зачем ему нас бить?

Я задумался.

– Боря, скажи, где ты жил раньше?

Он повернулся ко мне, отвлекшись от созерцания мха на северной стороне дерева. Смотрел, будто размышляя о чем-то.

– Это очень непростой вопрос, Дима. Я отвечу тебе на него позже, при одном условии.

– Каком условии?

– Ты будешь моим другом?

Я чуть не рухнул с бревна. Вот так просто взял и спросил, как в фильмах делают предложение! В моем понимании дружба должна начинаться несколько иначе.

– Я? Другом?

– Ну да. У меня сложная ситуация, в которой необходим друг. Человек, который поможет мне. Я понимаю, что дружба – это процесс взаимовыгодный. Пока я, к сожалению, не знаю, какие услуги смогу оказать тебе взамен, но, наверное, что-нибудь придумаю.

Странный это был паренек, очень странный. Но явного неприятия он во мне не вызывал. Хм, друг... надо же...

– Ладно, – улыбнулся я и протянул ему руку. – Друзья?

– Друзья! – Боря скопировал мою улыбку и ответил на рукопожатие. – Итак, Дима, объясни мне, зачем этот Рыба бьет людей?

– Рыба считает себя крутым...

– Что значит, "крутым"?

– Значит, самым сильным, что ли... Он пьет, курит, общается с криминальным... миром. В общем, считает себя выше всех. И, чтобы доказать это, унижает людей.

Меня понесло. Чуть ли не впервые в жизни я общался с человеком, способным понять предложение, составленное более чем из трех слов.

– Видишь ли, есть общественная иерархия, включающая в себя уйму факторов. Первый фактор – возраст. Чем человек старше, тем он главнее. Другой фактор – интеллект, напрямую влияющий на образование. Человек более образованный будет главнее менее образованного. Так, люди с высшим образованием занимают руководящие посты, люди со средним специальным работают на них, а со средним или даже без среднего – работают на самой неблагодарной работе. Так живет мир. Понимаешь?

– Разумеется, – пожал плечами Боря.

– Ну вот. А что если человек очень хочет пробиться наверх, но при этом у него не хватает ума? Он ведет себя так, как Рыба. Он бьет и унижает тех, кто слабее. Дальнейшая его жизнь – это бандитизм. Бандиты убивают и грабят, паразитируя на обществе. Вот и все.

Боря улыбнулся.

– Я понял. Сильный порабощает слабого. Этот закон действует во всей Вселенной. Ладно, оставим. Думаю, остальное я смогу постепенно понять и сам. А теперь меня интересуют твои чувства к той девушке.

Я вздрогнул и почувствовал, как снова краснею.

– Что тебе интересно?

– Все. Это ведь любовь, так?

Я чуть не завыл в голос.

– Боря, да с какой ты планеты?

Настал черед Бори содрогнуться и выпучить на меня глаза.

– Почему ты задал такой вопрос? – пробормотал он.

– Потому что ты ведешь себя странно, не понимаешь очевидных вещей. Как будто инопланетянин, честное слово.

Боря встал с бревна, прошелся по небольшой полянке, потрогал сосну и повернулся ко мне. На его лице расцвела улыбка.

– Давай так, – сказал он. – Представь, будто я и вправду инопланетянин, и мне очень важно понять, как устроен ваш мир.

– Но на самом-то деле это не так? – с надеждой спросил я.

– Конечно, нет. Но мы же договорились, что я расскажу о себе позже. А до тех пор ты расскажи мне все, что сможешь. Меня очень интересует любовь!

Будь рядом со мной нормальный человек, я, может, и раскрыл бы перед ним душу. Но Боря ждал не откровений. Он жаждал информации, как одержимый биолог подстерегает очередную лягушку, готовя сачок и скальпель.

– В другой раз, – сказал я. – Когда расскажешь о себе.

Путь через лес с Борей превратился в целый поход. Он останавливался у каждого куста, поднимал листья, шишки, провожал взглядом птиц. Вел себя так, будто это не он двумя часами раньше разозлил самого свирепого парня в школе.

В поселок мы вышли возле частного сектора.

– Где ты живешь? – спросил я.

– Здесь.

Он показал на ближайший частный дом, который, сколько я себя помню, стоял заброшенным.

– Здесь?

– Да. Два дня назад переехал.

– Круто... Ну ладно. Давай тогда до завтра.

Я отошел на несколько шагов, когда Боря меня окликнул:

– Не хочешь зайти?

– В смысле? – обернулся я.

– Ну, зайти в гости. Друзья ведь так поступают, да?

Я озадачился. Почему-то приглашение меня встревожило. Может, звучало чересчур интимно, не знаю.

– На самом деле мне нужна твоя помощь, – признался Брик. – Там целая куча этих учебников и тетрадей. Ты можешь помочь отобрать те, что понадобятся завтра?

***

Половицы истошно скрипели под ногами, известка сыпалась со стен. Боря включил свет, и тот, прежде чем загореться, несколько раз мигнул. Я поежился, стараясь побороть чувство брезгливости.

– А здесь вообще жить можно? – поинтересовался я.

– Наверное. Никто не запрещал.

Одноэтажный домик состоял из двух просторных комнат, кухни и даже ванной с туалетом. Повсюду громоздились коробки и мешки – чувствовалось, что переехали недавно и не успели обжиться. В прихожей несколько банок с краской – видимо, мадам Брик планировала произвести хотя бы косметический ремонт. Я увидел и ее саму: в одной из комнат висела фотография, на которой Боря, совсем еще ребенок, сидел на коленях у седеющей женщины с усталым лицом. Мне стало грустно от этой фотографии. Матери Брика, должно быть, несладко пришлось в жизни. И наверняка она любит сына, раз уж первым делом повесила на стену фотографию.

Немало не смутившись беспорядком, Боря прошел в комнату и продемонстрировал старинный письменный стол, заваленный учебниками.

– Какие нужны?

Я, воскрешая в памяти расписание, отобрал необходимые учебники. Все тетради оказались чистыми, и я вложил в каждый учебник по одной.

– Вот так вот, – сказал я.

– Спасибо, Дима! – поблагодарил меня Брик. – Кажется, я понемногу осваиваюсь.

Я улыбнулся. Все-таки, он был очень смешон в своей манере говорить все, что приходит в голову.

***

– Как в школе? – спросил отец, заходя в кухню. Он жевал бутерброд и, кажется, вообще не обращал на меня внимания. Открыл холодильник, достал бутылку пива – первую за вечер.

– Нормально, – ответил я, ковыряя вилкой макароны.

Отец кивнул и вышел. Судя по звукам из комнаты, телевизор готовится показать крайне важный футбольный матч.

Мама сидела за столом напротив меня, уткнувшись в кроссворд. Уловив краем уха вопрос отца, встрепенулась и подняла взгляд:

– Чего наполучал? – Имелись в виду полученные мной оценки.

– "Четыре" по алгебре, – буркнул я.

– А почему "четыре"?

– Не знаю.

– Как ты не знаешь?

– Ну, не знаю. Вызвали, ответил. Поставили "четыре".

– Наверное, плохо ответил?

– Ответил бы плохо – поставили бы "два".

Мать отложила газету с кроссвордом и посмотрела на меня.

– Дима, ты когда за ум возьмешься? – начала она привычный монолог. – Ты понимаешь, что ты уже не ребенок? Это уже жизнь! Я десять лет с тобой бьюсь, а ты... Вот не дай бог в институт не поступишь, в армию тебя загребут – и все! Куда ты потом? Сантехником работать будешь? Стоило тогда учиться столько времени!

Эти разговоры преследуют меня с первого класса. Рассказы о том, что в армии меня если не убьют, то покалечат. Рассказы о том, что всем миром управляет злобное сантехническое божество, так и жаждущее заполучить в свои сваренные из труб лапы очередную зазевавшуюся жертву. Что я мог возразить? Я, не знающий жизни совершенно?

– Все нормально будет, – сказал я, теряя остатки аппетита.

– Ты уроки сделал?

– Нет еще, я ем.

– Ну так ешь быстрее и иди, занимайся!

Я заставил себя проглотить остатки макарон, положил в раковину тарелку и закрылся у себя в комнате. Уроки. Мертвые черные буквы на белой бумаге. Унылые синие линии, которые я вывожу в тетради. Это – жизнь?

Глава 4

В школу я пришел рано, чтобы не столкнуться у входа с Рыбой. Поднялся на второй этаж, посмотрел расписание и отправился на урок литературы. Литература – это мне нравится. По крайней мере, я люблю читать.

В жизни у меня были разные периоды. Иногда я боялся нового дня, иногда ждал его с нетерпением, и только в последнее время пришло равнодушие. Я все острее понимал, что новый день не принесет ничего. "Живи еще хоть четверть века – все будет так, исхода нет". Если уж взрослый человек, общепризнанный поэт и классик изрек такую истину, то почему я должен смотреть на жизнь с оптимизмом?

Но со вчерашнего дня кое-что изменилось. Вернулось беспокойство, пробирающее до глубины души. В первую очередь меня терзал страх. Я понимал, что Рыба в бешенстве, ведь его заставили отдать деньги, уже лежавшие в кармане!

А другое чувство, пробуждающее некий интерес к жизни, было надеждой. Непонятной и странной надеждой на то, что с появлением Брика, этого смешного невысокого паренька, что-то изменится. Глупо, конечно, но эта надежда и не была связана с разумом.

В класс зашел Петя Антонов, наш староста. Высокий светловолосый парень с надменным выражением лица. Заметив меня, поморщился и отвернулся. Петя всегда умудрялся одновременно хорошо учиться, вливаться в любую компанию, всей душой ратовать за общественную и учебную жизнь класса и даже быть полноценным лидером. Он гордился тем, что приходит в класс раньше всех. Я посягнул на его первенство, а значит, он мне отомстит. Нет, речь не об избиении. Просто подстроит какую-нибудь каверзу по учебе, или даст малоприятное поручение, от которого не отвертеться. Что ж, не в первый раз.

Пять минут спустя народ начинает собираться. Заходят Антон Дрокин, переживший немало неприятных часов из-за своей фамилии, Надя Зыкина – ничем не примечательная девочка, тихо-мирно отсидевшая за партой все десять лет. Серега Маклаков, некое подобие меня, только с обостренным чувством несправедливости мироздания.

Жанна пришла раньше обычного. Я, как всегда, проводил ее взглядом до парты. Мне даже пришлось выработать особый взгляд исподлобья, перехватить который невозможно. Хоть в чем-то я добился совершенства.

Краем глаза я ощутил какое-то движение и повернул голову. Петя поднялся со своей парты, подмигнул мне и сел рядом с Жанной. Они о чем-то заговорили. Я смотрел на них, и мое сердце колотилось все сильнее. Жанна засмеялась, и Петя придвинулся к ней ближе. До меня донеслись его слова:

– ... после уроков?

Жанна дернула плечами, потом кивнула. Петя вернулся на свое место, на прощание коснувшись плеча Жанны. Я закрыл глаза. Что произошло? О чем они говорили? Я был близок к тому, чтобы подбежать к ней и начать расспрашивать. Неизвестность невыносима.

Открыть глаза меня заставил дружный смех. В класс зашел Боря, и на плече у него висела растрескавшаяся от старости кожаная хозяйственная сумка. Я снова закрыл глаза. Причудам его, видимо, конца не будет.

– Борь, ты зачем такую сумку взял? – поинтересовался я, когда он сел рядом и расстегнул "молнию" на этом чудовище.

– А что? – Он извлек учебник литературы, тетрадь и целую россыпь разноцветных авторучек.

– С такими не ходят!

– А что в ней не так? – Боря приподнял сумку и покрутил перед глазами. – В нее влезают все учебники, она прочна и удобна. К тому же я взял еды, и она тоже прекрасно поместилась.

– Может, и так, – вздохнул я. – Но вот только над тобой будут смеяться. Это слишком необычно.

– Смех – это хорошо, – улыбнулся Боря.

В этот момент подал голос Петя:

– Боря, ты у мамы сумку отобрал, что ли?

Массовка расхохоталась. Еще бы, сам Петя пошутил! Я украдкой взглянул на Жанну, но и она тоже смеялась, глядя в нашу сторону. Как будто надо мной.

Боря, улыбаясь, окинул взглядом класс.

– Нет, не отобрал, – возразил он Пете. – Маму пришлось убить, она мешала. С тех пор я могу невозбранно пользоваться ее вещами.

Несколько секунд царит молчание. Класс решает, как отнестись к этой фразе. Если сейчас все засмеются, то Борю приняли, он – часть коллектива. А если промолчат и отвернутся, то он – навеки в разряде "чудиков". Но даже я не мог найти сил засмеяться. От этой остро́ты мороз пробирал до самых костей.

– Дурак, что ли? Нельзя так шутить, – тихо сказала Маша Шибаева.

Пару лет назад мать Маши умерла от рака гортани. Я представлял, как ей неприятны подобные шутки. Она бросила взгляд на меня, и я подавил свою искусственную улыбку. Наши отношения с Машей – это нечто особенное. Если бывает дружба без общения, то это она и есть.

– Я не...

Я с силой ударил Борю по плечу. Он повернулся ко мне.

– Перестань, – прошипел я. – Просто помолчи. Не надо такого говорить.

Боря кивнул и начал листать страницы учебника, просматривая краткие биографии писателей. Я снова встретил взгляд Маши и прочел в нем одобрение.

Класс быстро потерял интерес к Боре и его сумке. Тяжело смеяться над человеком, который не смущается. Я смотрел то на Петю, то на Жанну, пытаясь отгадать, что их связало.

За десять минут до начала урока в класс, громко хохоча и матерясь, ввалились Семен Волохин и Саня Рыбин. Они сразу увидели Борю.

– Опа! – заорал Рыба, направляясь к нашей парте. – Новенький! Как там тебя? Фриц?

– Брик, – улыбнулся ему Боря. Он закрыл учебник и сложил руки на парте с таким видом, будто он – директор крупной фирмы, а Рыба – младший помощник заместителя уборщика, пришедший к нему просить выходной.

Рыба внаглую уселся на наш стол и уставился на Борю. Семен встал так, чтобы отгородить нас широкой спиной от нежелательных взглядов. Я судорожно сглотнул. Вот и расплата. Хоть бы Софья Николаевна пришла раньше!

– Ну что, немец, как расплачиваться будешь? – Рыба взял учебник Бори, перевернул несколько страниц, швырнул в угол.

– Не припомню, чтобы я остался тебе должен. – Спокойствием Бори можно было только восхищаться.

– Ты как разговариваешь? – Семен дернулся, делая вид, что хочет ударить.

Боря перевел взгляд на него.

– Я разговариваю на русском языке, соблюдая правила вежливого общения, – сказал он. – С тобой нужно разговаривать как-то иначе?

– Мальчики! – Я повернул голову и увидел Настю, с озабоченным видом глядевшую на спины Рыбы и Семена. – Ну что там такое? Опять начинаете?

– Да все нормально, мы просто разговариваем! – отозвался Рыба, не сводя глаз с Бориса.

Семен дыхнул на кулак и покосился на Рыбу.

– Я ему пробью, а?

– Да я сам ему пробью сейчас, – ответил Рыба. – Ты чего так борзо начал, а? Учителям стучишь, хамишь. – Тут он ладонью несильно стукнул Бориса по лбу. – Деньги где?

– Мои деньги у меня в кармане, – отвечает Боря. – Некоторая их часть.

– Сюда давай.

– Зачем?

– Я тебе сейчас нос сломаю, дятел! Потому что я сказал! Деньги мне свои отдал, быстро!

Боря покачал головой и улыбнулся, словно разговаривал с ребенком.

– Ты путаешь понятия "почему" и "зачем". Я не спрашивал, почему ты хочешь заполучить мои деньги. Я спросил, зачем мне их отдавать. В чем мой интерес? Какая моя выгода? Что я приобрету за эти деньги? Отдавать их просто так я не собираюсь. Деньги нужны мне для приобретения пищи. Пища необходима, чтобы поддерживать процессы жизнедеятельности в этом теле. В принципе, ничего другого мне пока не нужно, поэтому, что бы ты ни предложил, я буду вынужден ответить отказом.

На середине этой речи Рыба закатил глаза. Семен фыркнул и огляделся по сторонам.

– Но, впрочем, я уже кое-что о тебе знаю, – продолжал Борис. – Тебе нужно избить меня, чтобы доказать свое превосходство. А все, что ты сейчас делаешь – это набор ритуальных слов и действий, предваряющих избиение. Мне неинтересны ритуалы. Я люблю сущность вещей. Давай сэкономим время.

Он резко встал и вышел из-за парты. Развел руки в стороны, напомнив мне образ распятого Христа.

– Бей!

Рыба вытаращил на него глаза.

– Ты чего, типа, "на броне", что ли? – прорычал он.

– Я не понимаю этого выражения. Ты хочешь меня избить, подняв свой авторитет в глазах класса. Бей.

Рыба огляделся. В классе собрались уже все ученики, и каждый смотрел в нашу сторону.

– Крутой, да? – Рыба сплюнул. – Пойдем, выйдем!

– Отказ, – ледяным тоном изрек Боря. – Пять минут до начала урока. Я не хочу пропускать занятия. Избить меня ты можешь и здесь. Или ты стыдишься этого действия? Тогда вели всем выйти.

Велеть всем выйти мог только Петя, а Рыба никогда не был лидером. Обратись он к классу с подобным требованием, девчонки, сейчас раскрывшие рты от удивления, мигом налетят на него с возмущенными воплями, и все обратится в фарс. Рыба понял это, и его злость прорвала плотины.

– Уродец! – зарычал он, кидаясь на Борю.

Рыба ударил его по лицу. Боря должен был упасть или даже отлететь на несколько шагов, но он всего лишь отшатнулся. Его голова повернулась от удара и заняла прежнее положение. Выражение лица осталось неизменным.

– Что, еще хочешь? – крикнул Рыба.

В классе стало тихо. Девочки поспешили отбежать подальше от опасного места. Только Жанна стояла возле своей парты, глядя на Брика. В ее взгляде светилось любопытство. И, словно издеваясь, рядом с ней встал Петя, закрыл ее собой, будто оберегая от опасности.

– Время тратишь, – сказал Боря, сверля взглядом Рыбу. – Ты хотел избить меня гораздо сильнее.

Рыба с Семеном налетели на него, как хищники. Борю избивали так сильно, так быстро, что я испугался. В этот момент у меня в голове пролетело миллион мыслей. Тысячи разных вариантов того, как поступить сейчас и как жить дальше. В конце концов, я сказал себе: "Это твой первый и единственный друг!"

Драться я не умел, поэтому просто схватил Рыбу за плечи и оттащил от Бори. Рыба развернулся, и кулак скользнул по моему лицу. На секунду я замер, но быстро сообразил, что зашел уже слишком далеко. Я удвоил усилия. Ко мне неожиданно присоединился Илья Киров. Он не только помог удержать Рыбу, но и заорал на него:

– Ты совсем съехал? Тебя ж отчислят, отчим убьет!

Это подействовало. Рыба сплюнул и окликнул Семена:

– Хорош. Потом с этим терпилой разберемся.

Когда они отошли, я помог Боре подняться, отряхнул его брюки.

– Как ты?

Выглядел он неважно. Лицо изрядно помято, нос распух, из разбитой губы сочилась кровь.

– В полном порядке! – улыбнулся Боря. – Зачем ты его остановил?

– Что? Ну, мы же, типа, друзья.

– Ах да, точно, я и забыл. Ну да, друзья заступаются друг за друга. Об этом я не подумал...

Прозвенел звонок, и мы сели за парту. Я протянул Боре носовой платок и жестом показал, чтобы он промокнул кровь на губе.

– Ты поцелуй его! – крикнул со своего места Рыба.

Некоторые засмеялись. Громче всех заливался Сережа Маклаков. Он наивно верил, что если будет гоготать над шуточками Рыбы, тот примет его за своего.

– Ты-то чего ржешь, Скрудж Макдак? – прикрикнул на Маклакова Рыба. Он швырнул в него авторучкой. Сережа весь сжался, прикрывая голову руками. Ручка отскочила от его плеча и покатилась по полу.

– Ручку принес, быстро!

Сережа побежал за ручкой и вернул ее Рыбе. Идя к своему месту, он изо всех сил пытался встретиться взглядом со мной или с Борей. Взгляд его говорил: "Вот какие они уроды, да?" Но Боря разглядывал испачканный кровью платок, а я не собирался поддерживать Сережу. К тому же я пытался поочередно встретиться взглядом с тремя людьми. Сначала – с Петей. Я хотел спросить его: "Ну и где ты был?" Но Петя сделал вид, будто всецело поглощен чтением учебника.

Мой второй взгляд был адресован Жанне. И в этом взгляде другой вопрос: "Как выглядел мой поступок для тебя?" Но Жанна смотрела не на меня, а на Борю.

И мой третий взгляд – в сторону Маши. "Все ли я правильно сделал?" Она кивнула и улыбнулась. На душе стало немного теплее.

– Свертываемость крови! – Боря, забывшись, снова заговорил громко, на весь класс. – Поистине великолепное свойство человеческого организма!

Наконец, появилась Софья Николаевна. Эту симпатичную молодую учительницу любили все без исключения. Как будто солнце заглянуло в класс.

– Здравствуйте! – мелодичным голосом произнесла Софья Николаевна. – Садитесь, пожалуйста.

Рыба и Семен пристально смотрели в мою сторону. Я занервничал, ожидая какой-нибудь каверзы, но потом понял причину их внимания. Они ждали, что мы станем жаловаться. Только вот Боря, кажется, был с головой поглощен своими занимательными опытами с кровью, а я не собирался "стучать", поскольку почти не пострадал. Да и вообще, от этих жалоб только хуже.

– Так, у нас тут новенький, как я вижу, – заметила Софья Николаевна. – Боря Брик, правильно?

Боря вскочил, как подброшенный пружиной.

– Вы абсолютно правы! Борис Брик, очень приятно.

– Ну, а я – Софья Николаевна, – засмеялась учительница. – Взаимно приятно. Садись!

Боря сел. Ученики заметно оживились, принялись шептаться и хихикать.

– Итак, Боря, в твоей прежней школе вы на каком произведении остановились?

– К сожалению, не могу ответить на этот вопрос, – развел руками Боря. – Я много болел и почти не посещал уроки. К тому же, после автокатастрофы, в которой погиб мой отец, у меня наблюдаются пробелы в памяти, вызванные, отчасти, посттравматическим шоком, а отчасти – глубоким психологическим потрясением. Тем не менее, сейчас я полностью готов к восприятию любой новой информации.

Софья Николаевна растерялась.

– Мне так жаль, – сказала она, собираясь с мыслями. – Да, жизнь порой неоправданно жестока. Что ж, я не буду давить. Мы просто начнем изучать новый материал, а если тебе будет что-то непонятно, захочется что-то обсудить, то ты подойди после урока, хорошо?

– Хорошо, – кивнул Боря.

– Кстати, у нас в школе действует литературный клуб, по средам в четыре часа. Ты любишь читать?

– Я много читаю.

– Вот и хорошо. Приходи! Заседания веду я. Будет очень интересно. Ты, Дима, кстати, тоже мог бы прийти. Раньше ходил ведь.

– Подумаю, – буркнул я.

Этот литературный клуб – настоящее проклятие. Конечно, мне было там интересно. Но я не видел никаких перспектив у этого увлечения. Чтение, на мой взгляд, могло быть приятным времяпрепровождением, к тому же – весьма интимным. Заседания клуба порождали у меня в сознании диссонанс. С одной стороны, взрослый человек, учитель организовал все это, а значит, есть какой-то смысл. А с другой, чтение так и оставалось способом скоротать часы досуга. Я не видел здесь мостика в будущее. Поэтому, посетив несколько заседаний, перестал на них ходить.

Но сейчас мысли о клубе меня не занимали. Отвлекся я и от Жанны с Петей. Меня беспокоил Брик. Помнится, вчера на алгебре Боря заявил, что перепугался учительницы и не может вспомнить номер своей бывшей школы. Теперь же он рассказывает об автокатастрофе и провалах в памяти. И то и другое – явная ложь. Его лицо не выражало ни страха, ни скорби. Странный – да. Но не сломленный. Такое чувство, будто все происходящее для него – не больше, чем игра.

Глава 5

Неприятности не заканчивались. Я на каждой перемене видел, как Петя разговаривает с Жанной. Я все ждал, когда же она нахмурится и отойдет от него, но Жанна только смеялась его шуткам. А на большой перемене они и вовсе ушли вместе в столовую.

Боря с аппетитом поглощал принесенные из дома бутерброды.

– Возьми бутерброд, – посоветовал Боря.

– Нет, спасибо.

Я никогда не питался в школе. С детства почему-то так пошло. К столовой у меня было ничем не объяснимое отвращение, а брать еду из дома не позволяла застенчивость. Нет, вернее взять-то я мог. Даже брал пару раз. Но ел, запершись в кабинке туалета. В этом оказалось мало приятного, и я предпочитал подождать с обедом до конца уроков.

– Это отличная белковая пища! – настаивал Брик.

– Это бутерброд с колбасой.

– И с сыром!

– И с сыром, – признал я.

– Слушай, я тебя опять не понимаю. Ты скрываешь любовь, скрываешь голод... Какой в этом смысл? Поев сейчас, ты освободишь мозг от мыслей о еде и сможешь лучше усвоить новый материал. Кстати, с любовью то же самое. Если бы ты вчера...

Поскольку на нас опять начинали оглядываться, я взял бутерброд, посмотрев при этом на Брика так, что он не стал заканчивать фразу.

– Спасибо, – сказал я сквозь зубы.

– Пожалуйста! – заулыбался Брик. – Кстати, можешь сегодня зайти ко мне опять?

– Что случилось?

Боря понизил голос и наклонился ко мне:

– Мне нужно научиться готовить пищу.

– Чего?

– Я успел изучить только эти бутерброды. А в книгах пишут, что питаться ими всегда – вредно для организма. Мое тело и так норовит умереть при каждом удобном случае! Дома есть какие-то продукты, но с ними нужно что-то сделать.

– Господи боже, а мама-то тебе на что? – Мне не хотелось никуда идти после уроков. Хотелось прийти домой и молча страдать, вызывая в памяти лицо Жанны.

– Маму я убил, я ведь говорил об этом, – напомнил Брик.

Я поморщился.

– Блин, Боря, перестань так говорить, у меня мурашки по коже. Я не очень-то хорошо готовлю. Суп устроит?

– Суп – да. Читал, что горячая жидкая пища очень полезна.

Я не мог долго концентрироваться на рассуждениях Брика о вкусной и здоровой пище. Немного успокоиться получилось лишь когда Жанна вернулась в класс, и они с Петей уселись за разные парты. Почему-то я считал, что пока они не сели вместе – все несерьезно.

На физике Боря вновь завладел вниманием класса. Анна Федоровна рассказывала о переменном токе, и Боря, раскрыв рот, слушал ее. Когда же с теорией покончили, он поднял руку.

– Да, Боря? – указала на него Анна Федоровна.

Брик встал.

– Вы хотите сказать, что в проводах реально все это происходит? – спросил он.

Я покраснел и уставился в парту. Почему мне стыдно за его нелепость? Это, что ли, называется дружбой?

– В смысле? – растерялась Анна Федоровна. – Конечно! Я весь урок об этом говорю!

– То есть, даже в такой плотной материи, как медный провод, действительно с огромной скоростью перемещаются электроны?

– Замолчи! – шипел я, что есть мочи, но Брик только отмахнулся от меня.

– Боря, ты издеваешься? – вздохнула Анна Федоровна.

– Нет, почему вы так думаете?

– Да, Боря, все так и есть.

– Но ведь любое движение само собой порождает энергию, насколько я успел усвоить. Значит, движение электронов, помимо того, что оно является электрической энергией, должно вырабатывать еще какую-то сопутствующую энергию.

Лицо Анны Федоровны просветлело.

– Ты совершенно прав! – Она повернулась к доске и принялась чертить какие-то завитки. – Эта энергия называется индукционной. Схематически ее можно изобразить как спираль, на всем протяжении проводника.

– И она никак не используется?!

– В бытовых условиях – нет.

– Это ведь колоссальные потери энергоресурсов!

К этому моменту я уже перестал стыдиться. Брик больше не выглядел дурачком, задающим глупые вопросы.

– В общем, да, – признала учительница. – Но современное развитие науки не позволяет ее использовать.

– Не могу поверить. Вы можете зафиксировать эту энергию, но не можете использовать?

– Ее используют, но не настолько широко...

– Зря.

– Боря, извини, конечно, но я не отвечаю за практическое использование энергии, – съязвила Анна Федоровна. – Моя задача – объяснить вам принцип действия. А уж движение вперед науки и техники – ваша забота. Вы молодые, амбициозные – вам и карты в руки. Садись.

Боря просто рухнул на место. На его лице появилось такое выражение, будто он внезапно узнал, что окружающий мир – матрица, а человечество давно порабощено машинами.

Глава 6

Я стоял на крыльце школы и провожал их взглядом. Жанна и Петя. Он держал ее за руку и тарахтел о чем-то без передышки. "Вот и все, – сказал я себе. – Конец истории, у которой и начала-то не было".

– Мерзкий тип, да?

Я вздрогнул и увидел рядом Брика. Он тоже смотрел вслед этой паре.

– Тебе-то что? – скривился я.

– Мне – ничего. Просто он, очевидно, тебе не нравится. Ну что, пойдем?

– Куда?

– Готовить суп!

– А, точно...

Дома у Бори стало гораздо чище. Он разобрал некоторые коробки, а остальные распихал по углам, чтобы не мешались. В холодильнике я обнаружил курицу, немного картофеля, морковь и лук.

– Порежешь лук? – спросил я, разбираясь с устройством плиты.

– Конечно. Пополам?

– Нет, мелкими кубиками. Сначала почисти, потом режь. Возьми доску.

Я занялся морковью. Почистил несколько штук и принялся тереть их на терке. А интересно, что сейчас делают Жанна с Петей, пока я готовлю Брику суп?

– Кстати, не расскажешь, что там у тебя с мамой? – спросил я, чтобы отвлечься от мрачных мыслей.

Вместо ответа Боря всхлипнул. У меня рука остановилась, сжимая морковку. Неужели он плачет?

– У меня нет мамы, – пробормотал Брик, вытирая слезы рукавом.

– Она... умерла?

– Нет. Она... Господи, да что это такое!

Боря бросил нож и отскочил от стола. Уставился на меня покрасневшими глазами.

– Ты хочешь меня убить? – крикнул он. – За что? Я ведь ничего плохого тебе не сделал!

– Я? Убить? Борь, ты рехнулся? – Я не знал, что и думать.

– Не надо прикидываться! Что ты используешь, как это называется? Нервно-паралитический газ? "Сыворотка правды"? Чего тебе нужно? Не денег ведь! Хочешь узнать правду, да? Я ведь обещал рассказать, зачем ты так?

Он остервенело тер глаза, как маленький мальчик. Мой взгляд упал на разделочную доску с порубленной в кашу луковицей. И тут до меня дошло.

– Боря, это лук, – сказал я.

– Спасибо, мы знакомы!

– Нет, я не об этом. Лук щиплет глаза. Когда его режешь, он выпускает какой-то сок, или типа того. От этого глаза слезятся.

Боря замер, глядя на меня.

– Ты хочешь сказать, что это все от лука?

– Ну да. А ты думал?

– Неважно. Но какой ужасный фрукт!

– Это овощ. Наверное. Не такой уж он и страшный, просто щиплет глаза. Зато в нем много витаминов. Отец зимой заставляет меня по целой луковице в день съедать, для укрепления организма.

Боря с опаской посмотрел на луковое месиво.

– И что мы с ним будем делать?

Я посмотрел на сковородку. Масло уже начинало шипеть. Я забрал со стола доску и осторожно пересыпал лук. Потом стал быстро дошинковывать морковь.

– Почисти штук пять картофелин, – велел я Брику.

Он безропотно принялся за дело. В его молчании мне виделось что-то странное. Маленький Принц явно хранил тайну.

– Так ты не ответил насчет мамы, – напомнил я. – Что с ней случилось?

Брик подумал над моим вопросом несколько секунд. За это время он дочистил первую картофелину и взялся за вторую.

– У меня нет мамы, – наконец, отозвался он.

– Она умерла?

– Нет. У меня ее вообще не было никогда. Меня создали в лаборатории искусственным путем. Вся моя жизнь, сколько я ее помню – череда бесконечных опытов и исследований.

Я пересыпал на сковородку морковь и смешал ее с луком. Вода в кастрюле начинала закипать, и я схватил курицу. Нельзя было терять ни секунды. Суп – это гонка с плитой, в которой нельзя проиграть.

– А потом ты сбежал из лаборатории и решил укрыться в маленьком поселке, раствориться в толпе? – подсказал я Брику.

– Да. Предсказуемо, правда?

– Вполне. Ты теперь поможешь мне завоевать сердце Жанны, побить Петю и Рыбу в честном бою и с отличием сдать выпускные экзамены. Но где-то в процессе твои создатели объявятся здесь, и мы начнем изобретать хитрые планы, укрывая тебя от них. Наконец, они поймут, что ты – простой ребенок, и тебе нужны не лабораторные условия, а настоящая жизнь.

– Вполне возможно, что так и получится, – невозмутимо отозвался Брик. – Ну, теперь твоя очередь.

– А? – Я оторвался от препарирования куриной тушки.

– Расскажи про Жанну, про любовь. Ты же обещал.

– Да, точно. Что ж, сдержу обещание. Видишь ли, Жанна на самом деле моя мать. Я прилетел сюда из будущего, чтобы спасти ее от пришельцев. Понятия не имею, зачем она сдалась пришельцам, но они за ней охотятся. Сперва я принял тебя за одного из них и применил луковую бомбу замедленного действия. Но теперь, когда ты все объяснил, я нейтрализую лук. Надеюсь, ты мне поможешь в борьбе с пришельцами?

Мы стояли посреди кухни, глядя друг на друга.

– Ты врешь! – воскликнул Брик.

– Как и ты.

– Как ты догадался?

– Фотография в комнате, где ты с мамой. И потом, я тоже иногда смотрю фантастические фильмы.

Боря засмеялся и протянул мне миску с почищенной картошкой.

– Извини, – сказал он. – Никак не могу решиться доверять тебе.

– Я думал, мы друзья.

Я порезал картошку и высыпал ее вместе с курицей в кастрюлю. Добавил поджарку, посолил и накрыл крышкой.

– Теперь остается ждать, – сказал я, споласкивая руки. – Наверное, пойду домой.

– Подожди! – Брик вцепился мне в рукав. – Это иррационально, но я чувствую, что ты обижен.

– Боря, понимаешь, я даже не обижен. Я просто ничего не понимаю. Таких странных людей, как ты, я еще не встречал. Мне кажется, что ты просто сумасшедший, вот и все. Честно говоря, мне немного не по себе.

"Немного" – это еще слабо сказано. Мне было жутко находиться рядом с Бриком в этом расположенном на отшибе домике. Что если он сейчас схватит нож и бросится на меня?

– Присядь, – попросил Брик. – Я расскажу правду.

Говорят, с сумасшедшими опасно спорить. Поэтому я сделал так, как он сказал. Выслушаю очередную байку, кивну с умным видом и уйду домой. Больше он меня сюда не затянет.

– Я не Брик, – сказал он, стоя у окна, вполоборота ко мне. – Вернее, Брик – это не я. А я являюсь сейчас неким смешением Брика и себя.

– Понимаю, – кивнул я.

– Не понимаешь. Просто не хочешь спорить и задавать вопросы. Ты хочешь скорее уйти домой. Что ж, я не буду тебя задерживать. Просто ты согласился быть моим другом, помогать мне, а теперь бежишь. Ладно, иди. Спасибо за то, что помогал. Попробую найти другого друга.

Может, он и был сумасшедшим, но его слова задели меня. В них звучали настоящие грусть и разочарование. Я посмотрел в сторону выхода. Потом перевел взгляд на прыгающую крышку кастрюли. Встал, помешал начинавшее вкусно пахнуть варево, попробовал на соль.

– Расскажи. Попробую поверить.

Брик кивнул. Его поза не изменилась.

– Я сильно пострадал. Меня практически уничтожили. Обычно в таких ситуациях ничего уже не сделать, но мне нельзя было погибать. Поэтому я пошел на отчаянный шаг, дававший крошечную надежду на спасение. Я вселился в мозг первого попавшегося человека. Им оказался Борис Брик. Здесь я пробуду до тех пор, пока процесс восстановления не завершится.

Он говорил иначе, чем когда пытался обмануть меня. Каждое слово рождалось с трудом, будто ему не хотелось говорить.

– Так все-таки, кто ты? Призрак?

Брик покачал головой.

– Нет. Призрак – это производное от человека. Если, конечно, призраки вообще существуют. Я не имею к людям никакого отношения. Учитывая мое состояние, я сейчас сам не могу толком понять, кто я такой. Я рассказал тебе практически все, что помню. Бесконечная черная Вселенная, и что-то еще более черное, стремящееся лишь разрушать, убивать. Кажется, я был не один. Но меня отрезали от остальных, расщепили мою сущность. Потом – вспышка света и бегство. Я бежал никуда. И когда очнулся, то уже был Бриком. Веришь?

Я помешивал суп. Боковым зрением я отметил, что Брик повернулся ко мне и внимательно смотрит.

– Не знаю. Непохоже, чтобы ты врал. Во всяком случае, я верю, что ты в это веришь.

Он улыбнулся. Его лицо выражало облегчение.

– Это хорошо. Спасибо, Дима. Обещаю больше никогда тебе не врать.

Суп сварился, и Брик предложил мне остаться на обед. Я согласился, потому что успел зверски проголодаться. Когда мы съели по две тарелки, я спросил:

– Ты не думал обратиться к специалистам?

– А что, у вас есть специалисты по таким ситуациям?

– Можно и так сказать. Я про врачей, психиатров.

Сказав это, я сразу же прикусил язык. Ну вот, сейчас он взбесится, закричит, что я держу его за психа... Но Брик только покачал головой.

– Психиатр мне не поможет. Пожалуй, только навредит, если сумеет заглушить ту часть, которая все еще принадлежит мне. От этого выиграет только Брик.

– Ну, в этом будет какая-то справедливость.

– В смысле?

– Брик вернет свое тело. Ты ведь не спрашивал разрешения, отбирая его.

– Нет, этого нельзя допустить! – Он стукнул кулаком по столу. – Я не должен погибнуть. Если я погибну, Разрушители победят.

– Кто?

Взгляд Брика расфокусировался. Он сидел, приоткрыв рот, и смотрел в пустоту.

– Не знаю. Только сейчас вспомнил. Разрушители... Они не должны победить.

Боря начал клевать носом. Почти уснув, тряхнул головой и вскочил.

– Проклятье! – воскликнул он. – Как я могу что-то вспомнить, находясь в этом теле? Оно столько всего требует и все равно не работает так, как нужно. Я что-то упускаю...

– Слушай, – сказал я, глядя на темнеющее небо за окном, – мне пора домой.

– Но ты мне поверил, да?

– Поверил. До завтра, Боря. Или как там тебя зовут.

– У меня нет имени, зови так.

– Хорошо. Пока!

Идя домой, я размышлял о словах Брика и ловил себя на мысли, что действительно верил ему. Никакого рационального зерна в этой вере не было. Просто, несмотря ни на что, мне хотелось верить, что даже в моей жизни может случиться что-нибудь фантастическое, выходящее из ряда вон. Я хотел ощутить себя причастным к некой глобальной тайне, пусть даже она не касается меня напрямую. И еще мне не хотелось терять друга.

***

Мать уже вернулась с работы, когда я пришел домой.

– Ты где так долго? – прокричала она из-за плиты.

Я скинул обувь, повесил куртку на крючок и прошел в кухню. Еще в коридоре мир казался мне огромным, вмещающим и любовь, и боль, и тайну. Но когда я оказался в тесной кухонке, мир сжался до ее размеров.

– Был у друга, – сказал я.

– Мог бы и ужин приготовить, чем по друзьям шляться, – проворчала мама. – Как в школе?

Я задумался на секунду. Всего лишь одну секунду размышлял как рассказать маме про Жанну, про Брика. Объяснить, что тревожит меня изо дня в день, раскрыть душу и попросить совета. Но маме оказалось достаточно и секунды, чтобы воздвигнуть стену:

– Чего наполучал?

– Ничего, – тихо сказал я, уставившись на пол.

– Как "ничего"?

– Ну так, ничего. Не спрашивали.

– А. Ну, ясно. Иди, уроки делай. Позову к ужину.

Ужин, уроки, болтовня ни о чем с родителями – все было как обычно. Уже лежа в кровати, готовый заснуть, я вспомнил, что Брик так и не рассказал ничего о матери. Ну, кроме того нелепого заявления, что он ее убил. С этой мыслью я и заснул.

Глава 7

– Привет! – вырвал меня из задумчивости знакомый голос.

Я поднял голову, и сердце замерло. Жанна стоит рядом с моей партой, смотрит на меня ярко-синими глазами и улыбается.

– Привет, – шепнул я, потеряв власть над голосом. В который раз она заговорила со мной? Кажется... в первый.

– Как дела? – Жанна то ли не замечает моего смущения, то ли попросту игнорирует его.

– Нормально... А у тебя?

– Так себе, – она поморщилась. – Слушай, хотела попросить об одолжении.

– Да, конечно! – воскликнул я, наверное, громче, чем следовало.

Жанна от неожиданности моргнула, потом опять улыбнулась. Только ее улыбка уже не казалась такой беззаботной.

– Ты прямо так сразу соглашаешься?

– Ну... а чего ты хочешь? – совершенно смутился я.

Она вздохнула и провела рукой по волосам, отбрасывая с лица самые непослушные пряди.

– Понимаешь, я тут на контрольной схватила "двойку". Училка хочет ко мне кого-то "прикрепить". Ну, как у пионеров. Чтобы, типа, помог подтянуться и так далее. В общем, я не хочу, чтобы меня муштровал какой-нибудь нудный ботан, типа Дрокина. А с Ленкой Сайко мы поссорились. Ты же, вроде, в геометрии соображаешь?

Я не раздумывал ни секунды. Если бы она спросила, разбираюсь ли я в устройстве фотонных двигателей, ответ был бы таким же:

– Да!

– Круто. Так ты не против? Зайдешь ко мне пару раз на часик после уроков?

– Нет-нет, конечно, не против!

– Чудненько. Буду должна. Сегодня тогда скажу Михайловне, что ты со мной занимаешься.

Этого момента мне бы хватило на всю оставшуюся жизнь. В свой внутренний словарь я поместил бы его в качестве иллюстрации к слову "счастье". Да, меня просто цинично используют. Да, ей на самом деле плевать на меня. Но какая разница? Ведь я буду находиться рядом с ней как минимум два часа! Она же так сказала: "пару раз на часик"! И попросила она не Петю, а меня!

Подумав о Пете, я посмотрел в его сторону и содрогнулся: он, усмехаясь, глядел на меня. Тут же возникла параноидальная мысль: а что если они вдвоем просто хотят меня высмеять?

Жанна уже отошла от моей парты, но внезапно вернулась. Села напротив, развернув стул, и уставилась на меня.

– Ты же не думаешь, что я тебя использую? – спросила она.

– Что? – Я покраснел. Она будто прочитала мои мысли. – Нет, конечно.

– Да ладно тебе. – Жанна внезапно стала грустной. – Наверное, я не так начала разговор. Может, и не стоило его начинать.

– Ну почему же? Мне вовсе не сложно, я с удовольствием...

– В том-то и проблема.

Как будто бревном по голове огрели. Я сижу в абсолютном вакууме и все, что вижу – эти пронзительно-синие глаза.

– Ты когда-нибудь видел мою маму?

Я покачал головой. Отца – видел, да. А вот мама, кажется, в школе не появлялась.

– Знаешь, почему? – напирала Жанна.

– Почему?

– Потому что у нее нет на меня времени. Где она сейчас – я не знаю. Дома уже две недели не появляется. И это вполне нормально. Даже отец привык, хотя, когда я маленькой была, они постоянно ссорились по этому поводу.

Я никак не мог понять, что она пытается до меня донести. Мать, отец... К чему это все?

– Если ты захочешь помочь мне, потому что... Ну, ты понял. Тогда все закончится плохо – ты меня не удержишь. Может, не стоит начинать? Извини, что я думаю об этом только теперь, когда уже подошла к тебе. Но я вообще всегда сначала делаю, а уже потом думаю.

– Любопытно! – Как ножом по стеклу визгнул этот голос.

Мы с Жанной одновременно вздрогнули. Ни я, ни она не заметили, как рядом оказался Брик. Он же, не смущаясь, продолжил:

– А тебе это нравится?

– Что "это"? – переспросила Жанна. В ее голосе сквозило раздражение.

– Такая жизнь. Постоянное стремление к новому, нежелание ни на чем останавливаться, задумываться.

Жанна пожала плечами. Кажется, ей становилось скучно, и я страдал, принимая это на свой счет. К тому же я злился на Брика за то, что он испортил наш первый серьезный разговор, перетянув одеяло на себя.

– Когда как, – ответила Жанна, глядя в окно. – В основном – нравится. Но иногда очень устаешь, хочется дома и уюта. Правда, это не так часто случается, к сожалению.

– Все равно ведь понимаешь, что поступаешь правильно, – поддержал ее Брик. – Что ничто не заменит этого удовольствия – каждый день окунаться во что-то новое, неизведанное. Понимаешь, что это и есть жизнь!

– Ну да, именно так. – Жанна улыбнулась ему, не догадываясь, что мое сердце обливается кровью.

– Что последнее ты узнала?

– Что, прости? – Жанна наморщила лоб.

– Из всех вещей, которые ты познала, какая была последней?

Жанна на мгновение задумалась, а потом на ее лице появилось мечтательное выражение.

– Возвращение домой, – сказала она. – Этим всегда все заканчивается, и это – самое прекрасное, что может быть. В конце ты всегда возвращаешься домой.

Она ушла. Я проводил ее взглядом, затаив дыхание.

– На редкость бесполезная девица, – констатировал Брик.

– Чего? – Я повернулся к нему. Только что так мило беседовал с девушкой, которую я люблю, а теперь еще жалуется!

– И за что она тебе нравится? У нее нет ничего, кроме пафоса и эпатажа. Под ними – маленькая напуганная девочка, которая боится всего нового.

– И с чего ты это взял?

– Она сама только что об этом сказала. Я спросил, что она узнала в своих странствиях, а она рассказала про возвращение домой. Вот и все. Боится ограничить себя четырьмя стенами, а сбежать из них боится еще более. Вся Жанна: непрерывное бегство от себя. "Меня не удержишь" – надо же было такое сказать! Заметь, делала вид, что говорит искренне. На самом же деле ты беседовал с ее маской. Потому что саму ее удержать очень легко. Достаточно только отбросить все то, что она вокруг себя намотала, разбудить в ней страсть к истинному познанию.

Я подавил в себе желание разбить Борису нос. Не в последнюю очередь меня остановило осознание того, что он совершенно не расстроится от этого.

– Вижу, я тебя задел, – заметил Боря. – Извини. Я не испытываю никаких эмоций, кроме радости познания и огорчения от отсутствия предмета изучения. То есть, обидеть тебя я не хотел. И к Жанне никаких отрицательных чувств не питаю. Просто она мне безынтересна, вот и все.

– Вот и говори тогда про что-нибудь интересное, – посоветовал я.

– Без проблем. – Боря вытащил из своей ужасной сумки блокнот и раскрыл его. – Я вчера смотрел телевизор и выписывал непонятные слова. Можешь мне объяснить, что такое "чумовая секс-комедия"?

Иллюстрация к тексту. Жанр: Подростковая проза, Современная проза, Фантастика

Глава 8

Боря настоял на том, чтобы мы с ним пошли на заседание литературного клуба. Я долго отказывался, сослался на голод, но хитрый Брик вытащил из сумки гигантский бутерброд и заставил меня его съесть. Пришлось согласиться.

Встречи проводились в том же кабинете, что и занятия по литературе. Софья Николаевна, увидев нас с Борисом, обрадовалась.

– Ну вот, молодцы, что пришли! – сказала она, улыбаясь. – Садитесь.

Стремясь уйти от традиционной для урока формы работы, Софья Николаевна всегда просила сдвинуть парты в угол класса, стулья выстроить полукругом, в центре которого садилась сама. Мне это напоминало киношные сеансы коллективной психотерапии или встречи анонимных алкоголиков.

Кроме нас с Борей на заседание явилось еще четверо человек. Двое из нашего класса: Маша Шибаева и Ирина Ульина. И еще два парня, кажется, из десятого. Я их не знал.

В пять минут пятого Софья Николаевна поглядела на часы.

– Ну, больше, наверное, никто не придет, – сказала она. – Давайте начинать!

Меня всегда поражал ее энтузиазм. Пришло всего шесть человек, а она не унывает. Кажется, приди один человек, она и глазом не моргнет.

– Сегодня у нас новенький. – Софья Николаевна посмотрела на Борю. – Его зовут Борис. Остальные более-менее в курсе, но для тебя, Боря, я поясню: в клубе мы говорим о произведениях, не включенных в школьную программу, но, тем не менее, очень интересных. В конце заседания мы обычно решаем, какое произведение будем обсуждать во время следующей встречи. Я ничего не навязываю, только иногда рекомендую. Вы же совершенно спокойно можете игнорировать мои рекомендации. Обещаю, что на ваши оценки это не повлияет.

Десятиклассники хихикнули, Маша улыбнулась и склонилась над блокнотом. На лице Бори было написано свирепое любопытство.

– Сегодня мы говорим о романе Виктора Гюго "Собор Парижской Богоматери", – продолжала Софья Николаевна. – Борис, Дмитрий, вы читали это произведение?

Я отрицательно качнул головой, а Боря неожиданно кивнул.

– Хорошо. Боря, я думаю, ты примешь участие в обсуждении. Ну и ты, Дима, наверное, тоже найдешь что сказать. Сюжет-то ведь достаточно известный, сколько фильмов снято. Не говоря уже о знаменитом мюзикле. Кстати, я приготовила вам маленький сюрприз!

Софья Николаевна встала и подошла к стоящему на подоконнике китайскому магнитофончику.

– Вы, наверное, знаете такую группу "Smash"? – спросила она.

Часть аудитории дала понять, что группа ей известна.

– Не так давно я увидела по телевизору клип этой группы. Они исполняют самую известную арию из мюзикла "Нотр-Дам де Пари". Группа русская, но поют они на французском. На мой вкус – очень красиво получилось. Давайте послушаем!

Она нажала клавишу "Play", и из единственного динамика полились красивые и печальные звуки. Будь на заседании больше людей, неизбежно бы возник шум, обсуждения, смех и прочее. Но сейчас мы просто сидели и внимательно слушали песню с непонятными словами. Только один десятиклассник пытался втайне от всех ковырять в носу.

Когда песня закончилась, Софья Николаевна выключила магнитофон и начала вступительную речь. Она рассказала вкратце о Викторе Гюго, об эпохе романтизма и о выдающейся роли в истории литературы, которую сыграл лучший его роман: "Собор Парижской Богоматери".

А потом началось обсуждение. У меня от всех этих Гренгуаров, Фебов и Эсмеральд голова кругом пошла. Произведение на поверку оказалось сложнее, чем я предполагал. Речь, оказывается, вовсе не шла о любви несчастного уродца Квазимодо и красавицы Эсмеральды. Вернее, это была далеко не единственная сюжетная линия романа. Я поставил себе мысленную галочку напротив этого романа: обязательно взять в библиотеке и прочитать.

Боря не принимал участия в обсуждении, но внимательно слушал. Ближе к концу заседания Софья Николаевна обратилась к нему:

– Ну что же ты все молчишь, Боря? Ты давно читал роман?

– Два дня назад, – отозвался Брик.

– Какое великолепное совпадение! Тогда тем более не понимаю причин твоего молчания.

– Дело в том, что у людей многое завязано на чувство общности и эмоции. В частности – на эмоции, испытываемые большинством. Если индивид не разделяет этих эмоций и заявляет об этом, он автоматически становится в оппозицию к большинству, превращается в объект негативных эмоций. Общность в то же время перестает стремиться к познанию и зацикливается на собственных эмоциях, возводя их в абсолют. Поэтому лучше я промолчу.

Не знаю уж, как Софья Николаевна ухитрилась понять слова Бори. Наверное, взрослый человек иногда может быть умнее подростка. Во всяком случае, она не потеряла достоинства и спросила:

– Ты хочешь сказать, что твоя трактовка романа не совпадает с нашей?

– Именно так.

– Это прекрасно, Борис. Ведь суть клуба – ведение дискуссий. Если ты можешь показать нам другую сторону произведения, мы будем только рады. Конечно, мы с тобой поспорим, но ни о каких негативных эмоциях не может быть и речи.

Боря долго смотрел на нее, словно оценивая. Потом пожал плечами.

– Кажется, вы понимаете, о чем говорите. Я могу воспользоваться доской?

– Конечно, ради бога.

– Отлично. – Брик подошел к доске и взял мел. – Итак, начнем с персонажей. Пьер Гренгуар.

Он вывел на доске имя и обвел кружочком.

– Бездарный литератор, отвергнутый обществом. Не осуществляет никаких попыток добиться совершенства в избранной стезе. Становится асоциальным элементом. Несостоятелен на всех уровнях. Влюбляется в Эсмеральду, но выражает это лишь желанием вступить с ней в интимный контакт. При первых трудностях отступает. В конечном итоге отдает предпочтение козе, видимо, олицетворяя абсолютную животную сущность псевдоинтеллигенции.

Заседающие зашумели. Софья Николаевна хранила молчание. Боря продолжал рисовать. На доске уже было немало кружочков, обозначающих персонажей и ключевые события.

– Феб, – говорил Боря. – Самовлюбленный военный. Соблазняет Эсмеральду, не испытывая к ней особых чувств. Никаких планов на дальнейшую совместную жизнь не строит. Женится на другой. Тем не менее, постоянно ставит под удар свою репутацию и даже жизнь ради встреч с ней. Логика в действиях отсутствует. Очевидно, символизирует собой совершенный распад и безумие действующей армии.

Доска уже просто пестрила кружочками. Схема перегоняла произносимые Бриком слова.

– Священник Клод Фролло. Находится в состоянии внутренней борьбы. С одной стороны – навязанная церковная догматика, с другой – животная страсть к Эсмеральде. Со страстью он борется путем умерщвления плоти. В конечном итоге делает выбор в пользу догматики, при этом идя против нее. Использует клевету, в частности. Эсмеральда погибает при живейшем его участии. Действия священника также не поддаются логическому осмыслению. Единственное объяснение – опять-таки, сумасшествие. Видимо, символизирует собой отмирающие и раздираемые противоречиями церковные устои.

Схема на доске приблизилась к финалу, и, глядя на нее, я вдруг понял, что вижу роман, как на ладони. Несколько дней спустя я взял книгу в библиотеке и прочел, но не открыл ничего нового. На небольшой доске Боря изобразил все.

– Эсмеральда, – произнес он, постучав мелом по соответствующему кружку. – Камень преткновения для всех персонажей романа. Все персонажи так или иначе любят ее, в то время как ничего о ней не знают, видят лишь красивое тело. Ну, некоторые еще замечают козу. Поражает полная алогичность этого персонажа. Ее вырастили бродяги и преступники. В самом начале Эсмеральда и выглядит как типичный продукт такой среды: хитрая, подозрительная, расчетливая. Но потом она вдруг превращается в изнеженную принцессу, ничего не знающую о жизни вообще. Ее поступки нелепы. Каждое ее действие вступает в противоречие с тем, что она должна из себя представлять. При этом целостной, законченной личности не получается. Ее финальная встреча с матерью не несет никакого смысла и ничего не меняет. По итогу, в Эсмеральде нет ничего, кроме красивой оболочки.

Тут этот мерзавец посмотрел на меня и подмигнул. Потом добавил:

– Возможно, данный персонаж символизирует абсолютную глупость, нелогичность и обреченность низших классов общества. Кажется, даже для автора она была всего лишь марионеткой, вокруг которой выплясывают все остальные герои. Ну и, наконец, Квазимодо. Моральный и физический урод. Также влюбляется в Эсмеральду. Умудряется подняться до весьма высоких степеней обобщения, предлагая своей избраннице выбор между красивым сосудом с мертвым цветком и некрасивым с живым. Единственное, что мешает Квазимодо стать полноценной движущей силой романа – его искалеченное сознание. Должно быть, символизирует общество, угнетенное отживающим свое авторитетом церкви.

Софья Николаевна открыла рот, чтобы возразить, но Боря продолжил:

– Единственный персонаж, заслуживающий безоговорочного уважения – это Тристан-отшельник. Он не поддается эмоциям. Человек знает свое дело и делает его, несмотря ни на что, какое бы безумие ни творилось вокруг. Серьезный и ответственный человек. К сожалению, в художественном мире романа он ничего хорошего не символизирует. Видимо, реакционные силы, которые не желают видеть веяний нового времени.

Боря отвернулся от доски и окинул взглядом присутствующих.

– Теперь в целом о романе, – сказал он. – Возможны две трактовки. Первая. Нелепый роман о нелепой любви, не заслуживающий никакого внимания. Выдает скудоумие и поверхностность автора. И вторая. Сатирический роман о Средневековье. При такой трактовке все события романа должны восприниматься как комические, коими они, по здравом размышлении, и являются. Тем более что автор излагает по большей части в ироническом ключе. На этом у меня все. Пожалуй, больше я ничего не могу сказать по поводу романа Виктора Гюго "Собор Парижской Богоматери".

Боря сел на место. Софья Николаевна еще раз окинула взглядом нарисованную им схему и улыбнулась. Да уж, ее самообладание достойно восхищения.

– Ну, во-первых, Боря, я восхищена. Правда. Так внимательно прочесть роман, сохранить в памяти всю структуру, суметь это проанализировать... Ты просто молодец!

Боря остался равнодушен к похвале. Он, кажется, вообще потерял интерес к происходящему. Теперь он, не скрываясь, изучал взглядом лицо Маши. Она делала вид, что ничего не замечает.

– Но позволь тебе все же возразить, – продолжала Софья Николаевна. – Ты судишь с точки зрения современного читателя. Но ведь роман написан не вчера. Это произведение эпохи романтизма! Тогда общественное сознание было другим. И такая любовь не казалась нелепой. Не было еще понятия о том, что среда формирует человека, не было трудов Маркса и Энгельса, во многом определивших современную структуру общественной мысли. Поэтому целостное восприятие у тебя получилось немного однобоким...

– Мне кажется, вы ошибаетесь, – мягко возразил Боря, переводя взгляд с Маши на Софью Николаевну. – Произведение искусства, возводимое в ранг классического, должно быть универсальным и повествовать о вещах, которые будут понятны и актуальны даже через миллион лет. Об этом написано в нашем учебнике, рекомендованном министерством образования Российской Федерации. Если же роман повествует о таких вещах, которые могут быть интересны только в эпоху, современную ему, то такой текст не может быть классическим, то есть, образцовым. Интереса для современного читателя он представлять не должен. Если же интерес есть – это свидетельствует только о невежественности этого читателя. Данный роман может быть интересен только в рамках исторической психологии, если, конечно, такая дисциплина существует.

– Существует, – кивнула Софья Николаевна. – Культурно-историческая психология, эту дисциплину основал Лев Выготский. Я рассказывала о его деятельности на уроках русского языка.

– Как документ, отражающий общественную мысль определенной эпохи – роман, безусловно, являет собой ценность, – продолжал Боря. – Но для нынешней общественной мысли он попросту вреден и не несет ничего положительного. Кроме того, я ставлю под сомнение изначальный тезис о подобном застое в общественной мысли эпохи романтизма. Как я понимаю, это конец восемнадцатого – начало девятнадцатого века. Кажется, в это время развитие общества шло весьма бодрыми темпами. Чего не скажешь об описываемой в романе эпохе. Будь "Собор" написан в Средние века, это был бы мощный удар по церкви, пресекающей все поползновения к развитию. Но даже в восемнадцатом веке это уже анахронизм. Эти ваши "романтики", видимо, не были в большинстве. Скорее всего, речь идет о сравнительно небольшой группе людей, боящихся новых знаний и стремящихся насадить культ эмоций. Это чувствуется в романе. Единственный персонаж, действующий сообразно логике – явно отрицательный.

Софья Николаевна посмотрела на часы.

– Как мы засиделись! Уже почти шесть! – воскликнула она. – Так, ребята, пора закругляться. Боря, я поняла твою мысль. Не думай, что я ухожу от дискуссии. Просто твой уровень подготовки меня действительно поразил. Надеюсь увидеть тебя здесь через неделю. Может быть, я даже найду, что тебе возразить. А теперь давайте быстренько решим, какое произведение мы разберем на следующем заседании. Ну? Кто хочет?

Все, включая и Машу, молча покосились на Борю. Я понял причину их замешательства. Этот человек только что разнес в пух и прах произведение, которое они с таким восторгом читали. Причем, возразить ему толком не смогла даже Софья Николаевна. Кому же захочется отдать на съедение этому монстру еще одну дорогую сердцу книгу?

Я фыркнул, осененный этой догадкой. Софья Николаевна обратилась ко мне.

– Дима? Может, ты? Есть книга, которую тебе бы хотелось обсудить с нами?

– Пожалуй. – Я улыбнулся. – Может быть, роман Олдоса Хаксли "О дивный новый мир"?

– А что? По-моему, отличная идея! – просияла Софья Николаевна. – Вы не возражаете?

Никто не возразил. Вяло записали в блокноты название произведения.

– В таком случае, на этом все. До новых встреч, ребята. Мальчики, поможете мне расставить парты?

Глава 9

Пока мы таскали парты, я заметил, что Брик явно выбился из сил. Он тяжело дышал, еле отрывал парту от пола и несколько раз чуть не упал. Десятиклашки хихикали, глядя на него, и я поневоле почувствовал превосходство. В кои-то веки объектом насмешек оказался не я.

Когда мы вышли во двор, Боря внезапно пошатнулся и рухнул на колени. Я помог ему подняться.

– Ты чего?

– Так и не научился толком управляться с этим телом, – проворчал он. – Постоянно норовит умереть. Будто есть какой-то другой режим, на который я не могу переключиться.

Выглядел он, надо сказать, скверно. Бледный, глаза красные. Я вспомнил, что и вчера он смотрелся немногим лучше. Просто на фоне остальных странностей эта не так бросалась в глаза.

– Ну, ты же научишься, да? – спросил я.

– Должен. Учусь. Вроде бы уже легче.

От моей злости на него не осталось и следа. Мне стало стыдно за свои чувства. Да, Брик был бестактным, но ведь это не со зла. К тому же он вроде как не человек, и ему многое можно простить.

– Может, зайдешь ко мне? – предложил я. – Выпьем чаю или кофе.

– Пошли. Ты живешь с родителями?

– Ага.

– Не говори им обо мне!

– Я понимаю.

– Да, прости... В голове все как-то путается...

– Немудрено. – Я поддерживал его под руку, надеясь, что никто этого не увидит. – Скажи, где ты успел столько всего узнать о литературе и истории? Ты же тут... Кстати, когда ты появился?

– В пятницу. Мы переехали в этот дом в пятницу. С тех пор я много читал. У меня было много разных книг. Я прочитал все.

– Ясно.

– В последнее время читать тяжело. Тело пытается умереть, когда я читаю.

Я остановился, осененный внезапной догадкой. Повернулся к Брику.

– Боря, а ты вообще спишь?

– Что значит "спишь"?

– Ну, чем ты ночью занимаешься?

– Читаю. Вчерашней ночью я смотрел телевизор, потому что книги закончились. Там очень мало информации. Книги лучше. Нужно достать еще книг, и я многое узнаю.

– То есть, ты уже пять дней не спишь?

– Слушай, я не понимаю, о чем ты! – Брик начал раздражаться. Как в тот раз, когда его "атаковал" лук.

– Неужели в книгах ты не встречал такого? – удивился я. – Люди спят, ложатся спать, засыпают. Уснули, заснули. Сон!

– Встречал. – Брик пожал плечами. – Так и не понял, что это за штука. Понятно, что сон – это какое-то бесполезное состояние, в котором человек не может думать и становится уязвимым для врагов.

Если у меня к этому моменту сохранились какие-либо сомнения, то теперь их не стало. Брик явно не валял дурака. Псих он, или какая-то внеземная сущность, но ему точно нужна моя помощь.

– Сон – это необходимо, – объяснил я. – Если ты не будешь спать, твое тело реально умрет. То, что ты сейчас чувствуешь – это желание спать. Твое тело не умирает, оно просто хочет отдохнуть. Твой мозг хочет отдохнуть.

Боря задумался.

– Значит, если я позволю сознанию отключиться, я не умру? – спросил он.

– Нет.

– Ты можешь дать гарантию, что, уснув, я не потеряю это тело?

– Не могу. Но могу дать гарантию, что если ты не уснешь, то потеряешь это тело.

Брик, очевидно, взвешивал ситуацию. Наконец, принял решение:

– Ладно. Пошли к тебе. Научи меня спать.

***

К счастью, дома никого не было. Мама, видимо, задержалась на работе, а отец редко возвращался раньше восьми. Я провел Бориса в свою комнату и уложил на кровать.

– Что я должен делать? – пробормотал он, с трудом разлепляя веки.

– Перестань концентрироваться. Полностью расслабься. Закрой глаза и не думай ни о чем.

Он вздохнул. Веки его спокойно сомкнулись.

– Если я "вылечу", – чуть слышно сказал он, – мир уничтожит себя...

Я подождал несколько минут.

– Боря?

Он молчал. Поразительно. Я когда-то пытался не спать целую ночь, но все же вырубился около четырех утра. Потом весь день ходил как зомби, ничего не соображая. А он на ногах пять дней подряд, при этом постоянно что-то изучает, читает, спорит с учителями...

В замке повернулся ключ. Я поспешно вышел из комнаты и прикрыл дверь. Во входную тем временем постучали – я закрыл ее на задвижку.

– Иду-иду!

Мама с порога потянула ноздрями воздух и вздохнула. Я ощутил укол совести: опять ничего не приготовил.

– Сам только пришел, – сказал я, оправдываясь. – Был на заседании литературного клуба.

– Ты же вроде перестал туда ходить, – проворчала мама.

– Ну вот, начал.

– Ясно. Вместо того чтобы учебой заниматься, опять развлекушечки...

– Мам, ну это тоже важно...

– Чем? Нет такой профессии: "читатель", понимаешь? Нету!

– Может, я писателем буду, – улыбнулся я.

Мама не ответила на улыбку.

– И такой профессии тоже нету. Вот выучишься, устроишься на хорошую работу – тогда пожалуйста. Читай в свободное время, пиши. А пока тебе в первую очередь учиться надо.

Мы прошли в кухню. Мама устало опустилась на табурет. Я навалил в раковину картошки и принялся ее чистить.

– Я думала, у тебя гости, – сказала мама. – Чьи туфли в прихожей?

– А, да. Это Боря Брик, мой одноклассник, новенький. Ему плохо стало, я привел его домой. Он спит. Ничего, если до утра останется?

– Напился, что ли?

– Нет. Не спал несколько ночей, волновался из-за нового места, учил. Сегодня чуть в обморок не упал.

– Вот! – Мама подняла указательный палец. – Видишь, как люди учатся? Ночами не спят!

– Мам, перестань! – Я всего лишь пытался выгородить Брика и не ожидал, что мои слова могут быть так восприняты.

– Не перестану! – Мама повысила голос. – Вот начнешь своим умом жить – тогда вспомнишь мои слова, и не раз. Как в школе у тебя?

– Да нормально. Как обычно.

– Чего наполучал?

Глава 10

На следующий день мы с Бриком шли в школу вместе.

– Нормально выспался? – поинтересовался я.

– Такое чувство, как будто я заново родился! – воскликнул Брик. – Потрясающее чувство. Этим можно заниматься ежедневно?

На нас начали коситься прохожие. Я стиснул зубы и прошипел:

– Заткнись!

– В чем дело? – удивился Брик.

– В тебе. Ты можешь говорить тихо?

– Могу. – Он понизил голос. – Что было не так в моих словах?

– Все не так в твоих словах. Знаешь, есть вещи, которые я не смогу тебе объяснить. Они не объясняются. Но если ты чего-то не знаешь, то спрашивай тихо, чтобы остальные этого не слышали.

Брик некоторое время шел молча и только перед самой школой подал голос:

– Трусливые вы все тут. Скучно.

Я не ответил. Снова думал о Жанне, гадал, подтвердит ли она свое приглашение. И чем оно для меня обернется?

Перед уроком ко мне вдруг подошла Маша.

– Есть минутка? – спросила она.

Мы отошли к дальнему подоконнику. Вторая девушка за одну неделю хочет со мной поговорить. Сумасшедшая популярность…

– Что случилось? – полюбопытствовал я.

– Да ничего не случилось, – тихо сказала Маша, водя пальцем по стеклу. – Скажи, а вы подружились с этим Маленьким Принцем?

– С кем?

Она усмехнулась.

– Ну, его так называют. Наверное, потому что он маленький, а осанка и повадки гордые, как у принца.

– А, ты про Брика? – улыбнулся я. С Машей говорить легче, чем с Жанной. Слова привычно рождались сами по себе. – Да, вроде как подружились. Он, конечно, странный...

– Мне кажется, он очень жестокий человек, – оборвала меня Маша.

– Что?

– Просто мои мысли. Тогда, когда Рыбин его бил, мне показалось, что ему действительно плевать. Он даже не воспринял этого. Забыл спустя минуту, если не меньше. И то, как он говорил о своем отце, помнишь? Будто заучил наизусть текст из учебника. Все какие-то термины, определения. Логические выводы. Человек, который так себя ведет – очень жесток.

– К чему ты это все? – Я развел руками.

– К тому, что мне страшно.

– Ты боишься Брика?

– Я – нет. Я за тебя боюсь.

Тут она посмотрела мне в глаза, и я вздрогнул. Внимание противоположного пола мне все же в новинку.

– Ну, со мной-то все в порядке будет.

– Ты бы не зарекался. – Маша вернулась к невидимым узорам на стекле. – Заметь, Рыбин к Брику теперь на пушечный выстрел не подходит, хотя он и тупой как бревно. Просто, как зверь, чует, что не на того прыгнул. И хвост поджал.

– Не скажу, что очень жаль, – признался я. – От меня Рыбин тоже отстал.

– Это потому что ты с ним всегда. Как бы под его защитой. Не думаю, что это хорошо. В поселке разное говорят...

– Что говорят?

– Ну, ты, к примеру, знаешь, где мать Брика? Ее видели в прошлые выходные. Говорят, жизнерадостная, общительная женщина. А потом она перестала выходить. Ты был дома у Принца?

– Был.

– Видел его мать?

– Нет, не видел. И...

"Я убил свою мать", – вспомнил слова Бори и содрогнулся.

– Ты хочешь сказать...

– Я хочу сказать, что это очень странный и опасный человек. И на твоем месте я бы с ним так сильно не сближалась.

Мы немного помолчали, игнорируя неизбежные в подобных ситуациях выкрики от заходящих в класс оригиналов. "Жених и невеста" и тому подобное. Я, тем не менее, косился на дверь. Не хотелось, чтобы Жанна заметила мое "предательство".

– Слушай, а почему ты обо мне так беспокоишься? – спросил я.

Маша улыбнулась:

– Ну, знаешь, иногда взглядом всего не скажешь.

– Ты о чем?

– Можно подумать, ты не заметил, как мы с тобой "общались" последние два года.

– Заметил. Но я думал, что фантазирую.

– Когда я пришла в школу впервые после смерти мамы, меня все бросились утешать. Я смотрела в их глаза и видела либо страх, либо жалость, как к мокрому котенку посреди дороги. Настя из кожи вон лезла, что-то говорила, говорила, а я видела только пустоту. Хотелось растолкать их всех, убежать и никогда не возвращаться. И вдруг я поймала твой взгляд. Ты не подошел ко мне, ничего не сказал. Но когда я посмотрела тебе в глаза, то мне внезапно стало легче. Я подумала: "Он понимает не только то, что я пережила, но и то, что я переживаю сейчас". Одним взглядом ты изменил мою жизнь. У тебя огромная душа. Не подумай, что я в любви тебе признаюсь, просто говорю, как есть. Ты хороший человек, Дима, и я очень рада, что ты оказался рядом в нужный момент. Не хочу, чтобы у тебя начались неприятности из-за этого Маленького Принца и...

В этот момент прозвенел звонок. Попрощались мы с Машей старым проверенным способом: взглядами.

– О чем говорили? – полюбопытствовал Брик.

– О всяком, – рассеянно ответил я. – Кстати, поздравляю. Ты официально вошел в систему. У тебя появилась кличка. Теперь ты – Маленький Принц.

В этот момент в класс зашла Екатерина Михайловна, и начался урок алгебры. Ученики один за другим "горели" у доски и садились на место, провожаемые хриплыми воплями Екатерины Михайловны. Я, вцепившись в учебник, как в Писание, молился, чтобы меня не вызвали. А Брик внезапно изменил своему обычному познавательному угару и проигнорировал новый материал. Только учебник раскрыл на нужной странице, но решать уравнения не стал.

– Брик! – Екатерина Михайловна завопила так, что все подпрыгнули. Все, кроме Брика, разумеется. Он спокойно поднял взгляд на учительницу.

– Да?

– Встать, когда к тебе учитель обращается!

Боря поднялся быстро, но без излишней раболепной поспешности.

– Тебе, я смотрю, скучно?

– Нет, нисколько. Я изучаю нечто вроде психологии коллективного страха.

– А тебе не кажется, что ты должен изучать сейчас алгебру? – Екатерина Михайловна то ли не поняла сарказма, то ли предпочла не заострять на нем внимания.

– Не вижу в этом ни малейшего смысла. Алгебра, да и вообще математика – вспомогательная наука, не более. Она обретает смысл только в сочетании с другими науками. Изучение ее разумно строить именно в тесном контакте с естественными дисциплинами.

Если раньше в классе царила мертвая тишина, то сейчас она стала еще более мертвой. Будто все мертвецы ожили в день страшного суда, а потом снова умерли и на этот раз – абсолютно. Даже бактерии перестали разлагать плоть и застыли.

– Значит, так, – проскрежетала Екатерина Михайловна. – За урок ты получаешь "кол". Завтра жду в школу родителей.

Брик вздрогнул. Я заметил, как его лицо изменилось. Короткое мгновение Брик выглядел испуганным, но быстро взял себя в руки.

– На основании чего вы ставите мне самую низкую оценку? – спросил он.

– На основании твоих знаний. Которых нет.

– Которые вы не проверили.

– Ах, вот оно как! – Всплеснула руками Екатерина Михайловна. – Ты весь урок балду пинал, а я должна догадаться, что ты прекрасно знаешь материал! Ладно, давай так. К доске, с учебником! Переписывай пример номер триста семьдесят.

Брик пошел к доске. Я посмотрел на указанный номер и закрыл глаза. Это было уравнение, помеченное звездочкой: особо сложное, для особо увлеченных. Когда-то я пытался решать такие задания, но ни разу не достиг успеха.

Боря быстро переписал пример, потом, не спросившись, прошел к своему месту, положил учебник и вернулся к доске. Ни слова не говоря, поставил после изображенного на доске чудовища знак равенства и принялся писать решение. Все, затаив дыхание, следили за ним. Доска постепенно покрывалась вереницей иксов, игреков, альф и бет. Множились и исчезали скобки. В какой-то момент доска закончилась. Боря на мгновение замер, потрясенный этим неожиданным препятствием, потом взял тряпку, стер исходное уравнение и более мелким почерком продолжил. Аккуратно подчеркнул ответы.

– Не больше чем разминка для мозга, – резюмировал он свои действия. – Ничего интересного. Простая цепочка логических выводов.

Все ученики, и я в том числе, уставились на Екатерину Михайловну. Чего ждать от этого посрамленного божества? Грома? Молний? Всемирного потопа? Огня и серы?

Екатерина Михайловна поднялась со стула. Медленно повернулась к классу. На ее сморщенном лице не было видно ни тени удивления.

– Знаете, что? – сказала она так тихо, что мы затряслись в предчувствии катастрофы. – Есть такая пословица: "век живи – век учись". Я всю жизнь была строга к ученикам. Но нередко делала и некоторые послабления. Для тех людей, кто искренне говорил: "математика – не мое". Есть люди с гуманитарным складом ума, безусловно. Софья Николаевна, ваш учитель русского и литературы, одна из таких моих бывших учениц. Я в свое время "натянула" ей "четверку" и ни разу об этом не пожалела. Она своего добилась, математика ей действительно не нужна. Но вот теперь я поняла, что больше таких послаблений не будет. Когда человек, которому математика неинтересна, выходит и решает такое уравнение, которое даже те из вас, кто метит в программисты, решить не может, я считаю, опускать планку просто нелепо! Вы у меня еще взвоете! Брик, садись. "Пять" с плюсом. Не запускай!

– Поздравляю, Маленький Принц, – шепнул я Боре, когда он сел на место, провожаемый яростным взглядом Пети, мечтающего о карьере программиста. – Теперь тебя все будут ненавидеть.

– Почему? – так же шепотом ответил он.

– Потому что из-за тебя со всех будут больше спрашивать.

– Ну и хорошо. Будет сильнее стимул к познанию. Даже такой ерундовой науки.

– Будет сильнее стимул тебе "темную" сделать.

– Пускай, тоже интересно.

– Ты вообще хоть чего-нибудь боишься?

Я восхищался им, беспокоился за него, но теперь все эти чувства оказались вытеснены раздражением. Брик же только улыбнулся, отвечая на мой вопрос:

– Разрушителей. Если это чувство можно назвать страхом. Остальное не заслуживает внимания.

Глава 11

Когда уроки закончились, Брик внезапно предложил мне отметить свой высший балл по математике. Я спросил его, что он имеет в виду, и получил следующий ответ:

– Давай нажремся!

– Чего?

– Ну, забухаем. Вмажем. Выпьем. Раздавим по пузырю. Накиряемся. Наклюкаемся.

– Остановись, я понял!

Я никогда не испытывал тяги к алкоголю. Пару раз пил с отцом пиво, но так и не разобрался, что в этом напитке замечательного. Однако глаза Бориса сияли такой жаждой безграничного познания, что спорить было бессмысленно. Нет, пить я все равно не собирался. Только вот оставить Маленького Принца наедине с большой бутылкой значило подвергнуть опасности всю его кампанию. Как минимум, была угроза раскрытия легенды. Как максимум – смерть от отравления.

Мы пошли к магазинчику на самом краю поселка, куда мои родители заходили нечасто. Борю я оставил снаружи, взял у него деньги и пошел покупать спиртное.

Продавщица – пожилая женщина в очках с толстыми стеклами – услышав слово "водка", принялась ворчать на непутевую молодежь. Судя по всему, вообще не различая надписей на этикетках, она ощупывала каждую бутылку, продолжая отвлекать себя ворчанием. Когда ее рука в пятый раз легла на сторублевый "Минал", я не выдержал и зашел за прилавок. Взял с витрины бутылку водки "Матрица", о которой слышал много хорошего, и вернулся обратно. Сработал так быстро, что продавщица, видимо, ничего даже не заметила. Во всяком случае, ритм ее ворчания остался непоколебимым.

– А закуска? – спросил Боря, увидев в черном пакете лишь одну водку.

– Закуску давай в другом магазине возьмем. А то мы отсюда до утра не выберемся.

За огурцами и помидорами (Боря где-то вычитал, что именно это и есть самая лучшая закуска на всем белом свете) Брик сходил сам.

– Получилось? – встретил я его.

– Ага. Я еще сала взял.

– О, Господи. Ну, пошли.

И вот, настал момент истины. Мы у Бориса дома, он скручивает пробку с бутылки, я ищу что-нибудь, что может сойти за стопку в коробках с посудой. Внезапно меня отвлекает хруст огурца.

– Ты бы приберег, – поворачиваюсь я. – Закуску не едят, ей заку... сы... ва… ют...

Бутылка была пуста. На Бориных глазах блестели слезы радости.

– Ты что, залпом ее, что ли? – севшим голосом спросил я.

– Угу, – ответил он, давясь огурцом.

– Боря, твою мать... Ты ж читал! Водку стопками пьют!

– Я вчера смотрел фильм "Антикиллер". Там так пили. А что? Так быстрее гораздо!

Поздно объяснять пришельцу, что распитие алкогольных напитков сродни медитации, со своими ритуальными словами и действиями. Поэтому я сел за стол и крепко задумался. В бутылке было пол-литра водки. Я поглядел на этикетку в поисках хоть какой-нибудь лазейки, но надпись 40% сверкала непогрешимым серебром. Тогда я принялся вспоминать, какая доза алкоголя является смертельной для шестнадцатилетнего подростка. Который раньше, предположительно, вообще алкоголя не пробовал. Что-то нам такое говорили, то ли на ОБЖ, то ли на внеклассных мероприятиях... Кажется, речь шла о литре. Я заставил себя в это поверить и немного успокоился.

Боря оперативно умял огурец, сжевал несколько кусочков сала, придавил все это помидоркой и загрустил.

– Это и есть состояние алкогольного опьянения? – посмотрел он на меня. – Ничем не отличается от обычного. Хотя вкусовые ощущения, надо сказать, весьма интересны.

Я содрогнулся, вспомнив единственный случай своего знакомства с водкой. Да уж, интересные ощущения, слов нет.

– Скоро у тебя начнется состояние. Мало не покажется. Ешь!

– Я сыт.

– Ешь, говорю! Ты хотел, чтобы я стал твоим другом? Так вот, я тебе как друг говорю: ешь как можно больше!

Боря послушно принялся есть. Проглотил еще парочку огурчиков, один помидор. Доел сало, которое, кажется, действительно пришлось ему по вкусу. Я с тоской взглянул на часы. Упрямая стрелка приближалась к отметке с цифрой "5". Мама скоро с работы придет, а меня опять дома нет, на ужин ничего не приготовлено. Но не могу же я этого чудика одного оставить! А если правда помрет от отравления?

– Ой, – тихо сказал Боря. – Я ощущаю, как мое сознание затуманивается.

Он ощупал голову и посмотрел на меня полными паники глазами.

– Это конец? – спросил он. – Тело умирает?

– Нет, не умирает. Просто ты нажрался как свинья.

– Я не ждал такого! О, боже... Что мне теперь делать?

– Расслабиться и получать удовольствие от новых ощущений. Ну или, как вариант, пойти проблеваться.

– Что сделать?

– Ну, поблевать. Порыгать. Вызвать рвоту. Тогда сильно не накроет.

– Я не умру?

– Не умрешь. Я рядом.

– Тогда пускай.

– Чего "пускай"?

– Пускай продолжается. Я буду изучать.

Некоторое время он сидел с дурацкой улыбкой и прислушивался к своим необычным ощущениям. Потом взгляд его совершенно затуманился.

– Слушай, Дима, – пробормотал он. – А ты Жанну любишь, да?

– Боря, не лезь, а?

– Ну ты чего, дружище? Я ж по-дружески! Ну вот скажи, как пацан пацану: любишь ее?

Я понял, что Бориса понесло дальше некуда. И тут меня осенила идея:

– А давай так: откровенность за откровенность. Идет?

– Че... чего?

– Ну, я честно отвечаю на твой вопрос, а потом ты – на мой. Тоже честно. Договорились?

Я надеялся, что спьяну он забудет о моем долге и, кажется, не прогадал.

– Ну конечно! Никакой лжи между нами быть не должно! Знаешь, Дима, я тебя так люблю...

– Люблю.

– Ну да, люблю...

– Нет, я про Жанну. Да, я ее люблю. С первого класса. Каждый день и каждый час.

Боря икнул и взял еще один помидор. Откусил неловко: сок потек по руке. Но его это не смутило.

– А почему ты с ней совсем не общаешься?

– Погоди, сейчас мой черед вопрос задавать.

– А... А, ну да, конечно, задавай!

– Как звали твою учительницу в начальной школе? – Это была моя последняя надежда – подловить пьяного Брика. Если он назовет имя или скажет: "не помню", то все его предыдущие россказни – вранье.

Брик слился с помидором в страстном поцелуе и, лишив его всех соков, посмотрел на меня.

– Какая начальная школа? Я ведь только... вот... А раньше – там! – Он махнул рукой куда-то вверх и вправо. – Там знаешь, как круто было? Ух! Летишь! Ничего, кроме восторга! И с каждой секундой узнаешь все больше, сильнее становишься. Это как на мотоцикле... Слушай, а пошли на мотоцикле покатаемся? Там в сарае стоит какой-то "Урал".

– Нет, мы никуда не пойдем. Сидим дома. Задавай свой вопрос.

– А, вопрос... Ну да, вопрос... Я про что говорил-то?

– Про Жанну, – напомнил я, борясь с искушением подловить его с этим вопросом и вернуть очередь себе. Но в какой-то мере самому хотелось исповедоваться в чувствах.

– Жанна, да... Так вот, почему ты не общаешься с ней?

– Потому что я ей не нужен.

– Погоди, но...

– Поздно, моя очередь.

– Нет, погоди. Ты не ответил толком. Кажется, вчера ты был ей нужен. А до этого? Почему ты сразу к ней не подошел?

Я вздохнул. Даже пьяный, этот человек оставался пытливым исследователем, и сбить его с логического пути было нелегко.

– Я полюбил ее в первом классе, с первого же взгляда. Хочешь знать, почему я сразу к ней не подошел? Дело в том, что у детей такого возраста любить непринято. Тех, кто держится за ручки, дразнят, гоняют, бьют. Они не выдерживают и расстаются, ненавидя друг друга. Ведь в таком возрасте близкие отношения не являются необходимостью. Поэтому их так легко разрушить. Дети могут быть даже более жестокими, чем взрослые, поверь. Но это не главная причина. Я с детства очень застенчив. В садик не ходил никогда, со мной сидела бабушка. Зато я много читал. Всяких сказок, фантастики. И я был уверен, что, когда приходит настоящая любовь, должно быть какое-то приключение. Какие-то силы зла, борьба. Я ждал злого волшебника, который похитит Жанну. Тогда я смог бы побороть его на глазах всей школы. И все условности стали бы не нужны. Она бы без слов поняла, что я люблю ее. И, само собой, тоже бы в меня влюбилась.

Я помолчал, глядя в стол. Боря негромко икал, не мешая мне думать.

– Я ждал этого волшебника до тех пор, пока не повзрослел и не перестал верить в волшебников. Остался наедине с той огромной стеной, которую строил все эти годы между собой и остальными. Жанна осталась по ту сторону стены. Все, что я мог – это смотреть на нее через окно и надеяться, что однажды она подойдет и сломает к чертям эту стену.

Почувствовав, что в глазах начинает щипать, я сжал кулак, позволив ногтям впиться в ладонь. От этой боли стало легче.

– Не смогу тебе иначе объяснить. Поймешь – хорошо, не поймешь – значит, не судьба.

– Дима! – Боря накрыл мой кулак своей ладонью. – Я тебя прекрасно понял. Ты не бойся! Я тебе помогу. Хоть сейчас – пошли к ней! Я ей объясню, что ты вообще самый классный парень из всех!

– Никуда мы не пойдем, – улыбнулся я, радуясь, что не пил – а то ведь согласился бы. Наутро после такого визита пришлось бы планировать суицид.

– Ну почему?

– Ну потому. Моя очередь. Что случилось с твоей мамой?

Боря убрал руку. В его затуманенных алкоголем глазах мелькнул недобрый огонек.

– Я убил ее, – сухо ответил он.

– За что?

– Это другой вопрос.

– Блин, погоди...

– Ты сформулировал свой вопрос так, что он не требует развернутого ответа. Поэтому теперь – моя очередь. Почему ты боишься Рыбы?

У меня пересохло во рту. Если Боря действительно соблюдает наш уговор и говорит только правду, то сейчас я сижу напротив убийцы, к тому же пьяного. Но ведь он все еще считает меня другом, так?

– Потому что... Потому что он может бить меня и унижать. Может делать это постоянно.

– И что?

– Что "и что"?

– Это не причина. Объясни, что страшного в побоях и унижении?

Я внезапно понял, что Боря сейчас всеми силами сражается с алкоголем. Так же, как пытался раньше победить сон. Его лицо напряжено, на шее вздулись жилы, глаза покраснели. Чего ему стоила эта концентрация? Страшно представить.

– Я не смогу объяснить. Ты ведь не понимаешь самой сути страха. Ну, во-первых, инстинкт самосохранения.

– Запомни, – скрипнул зубами Боря. – Жизнь – это бесконечная битва. За все нужно драться. Там, откуда я, это выглядит иначе, но суть та же: мы постоянно преодолеваем трудности. Такие, которые тебе и не снились. И мы изучаем эти трудности. Забудь про страх. Тебе нравится девушка? Возьми ее и не отпускай! Боишься человека? Покори или убей его. А не можешь убить – пусть он тебя убьет. Или изобьет. Раз, два, десять, сто. А ты поднимайся с улыбкой. И запоминай эти чувства. Помни эту боль, наслаждайся ею. Потому что потом тебе очень сильно пригодятся эти знания. Больше, чем какие-нибудь другие.

Мне сделалось не по себе. Боря уже не походил на человека – до такой степени покраснело его лицо.

– Я ответил на твой вопрос? – спросил я.

– Да. Задавай свой.

– Зачем ты убил свою мать?

– Совокупность причин. Она была глупой женщиной, склонной к истерикам. Я пытался освоиться. В мозгу Бориса нашел знание о том, что мама – самый близкий и нужный человек. Но она мне совсем не помогла. Я казался ей странным. Она обвиняла меня в наркомании, алкоголизме, называла "психом, таким же, как отец". В понедельник утром я попросил ее помочь мне собраться в школу, а она устроила скандал. Бегала по дому, глотала какие-то таблетки. Я понял, что эта женщина постепенно сходит с ума. Догадался, что и до моего появления ее поведение логикой не отличалось. Поэтому убил. Избавил от бессмысленных неприятностей ее и себя.

Ну вот, я и узнал истину. Что я чувствовал в этот момент? Сложно сказать. Я не боялся Бориса. Но ощущение жути не покидало. Убил свою мать... В голове не укладывается.

– Что? – встрепенулся я, поняв, что Боря говорит.

– Ты можешь дать мне ту книжку, о которой говорил? Я должен ее прочесть. Потом. Сейчас, извини, я больше не могу контролировать это.

Речь его снова стала невнятной, взгляд затуманился.

– Конечно. Завтра сходим в библиотеку.

Я вскрыл еще несколько коробок, пока Боря стонал и нес какую-то чушь, ткнувшись в стол головой. Наконец, мне посчастливилось: я нашел активированный уголь и вернулся к Боре.

– Вот, выпей.

Он поднял голову, и я отступил на шаг. В глазах Брика застыл ужас.

– Дима, – прошептал он. – Мама... моя мама, она... Я же ее сам...

Я замер, не в силах не то чтобы шевельнуться – слова сказать. У штурвала стоял настоящий Брик…

– Мама... Мамочка!

Он завизжал, попытался вскочить, но зацепился за ножку стола и упал. Несколько секунд я слышал только его дыхание. Потом он поднялся на ноги.

– Все в порядке, – сказал другой человек. – Больше я этого не допущу. Где таблетки?

Я шел домой, размышляя об услышанных откровениях. Как мне поступить? Любые мои действия должны основываться на одном лишь допущении: верю ли я в то, что мой друг – не человек? А как я мог безоговорочно поверить в это?

Мама готовила ужин. В доме царила атмосфера недовольства.

– Привет, мам, – сказал я, входя в кухню. – Прости, я...

– Понятно, – отмахнулась она. – Чайник поставь, я печенья купила. Все равно нескоро приготовится.

Я наполнил чайник, включил его и задумался, сидя за столом. Мама, заметив мое состояние, спросила:

– Ты чего такой грустный?

Внезапно я решился на откровенный разговор. Хотел спросить какую-нибудь глупость, типа: "Мама, а если я узнал, что один из моих одноклассников совершил преступление, как мне стоит поступить?" Одним махом преодолеть огромную пропасть, разделившую меня с родителями. Я даже открыл рот, но мама меня опередила:

– Что, наполучал чего-то? "Двойка", поди, опять?

– Ничего я не получал, – отозвался я, чувствуя, как тает в душе порыв.

– А чего грустишь тогда?

– Так. У друга неприятности.

– Тебе не о друзьях думать надо, а об учебе. Дима, это же выпускной год, в конце-то концов!

– Я понимаю...

Позже, сидя в своей комнате, я смотрел невидящим взглядом в учебник и думал. Думал о своем будущем, которое представлялось мне в каком-то сером и вязком тумане. Безрадостная громада института высилась надо мной, являя воплощение Высшего Образования. Чему я там буду учиться? Кем пойду работать?

Лишь годы спустя я осознаю, что жизнь подростка проходит в абсолютной тьме. И взрослые, которые должны бы помочь выбрать нужный путь, зажигают лишь один тусклый фонарь. "Ты должен учиться, чтобы не забрали в армию. Ты должен устроиться на работу, где платят много денег". Это – все жизненные ориентиры. Нас готовят к бегству от армии, к бегству от бедности. Но никто не поможет понять, где твое место в этом мире.

Тогда же я сидел, не понимая ничего этого. Уверенный, что жизнь такая и есть: серая и безрадостная. В ней нет места любви, восторгу, приключениям. Только страх и деньги, деньги и страх.

Я принял твердое решение молчать. Возможно, это был некий подсознательный протест против взрослого общества. Ведь сдай я Бориса, – сыграл бы им на руку. Позволил бы бесчувственной машине правосудия разжевать и проглотить этого необычного человека. Возможно, его преступление было для меня символом освобождения. А может, я просто успел привязаться к нему сильнее, чем можно было ожидать.

Читать книгу