Александр Беленький - об одном из самых популярных боксёров всех времен.
Часть I | Часть II | Часть III | Часть IV
Подросток эпохи политкорректности
Прежде, чем начать говорить на новую для нас тему в связи с Майком Тайсоном, я должен ответить на один давно мучающий меня вопрос: а зачем я это делаю? Тогда, когда я писал об этом впервые, он не стоял. Шли 90-е годы со всеми своими особенностями, с годами ставшими легендарными. Тем людям, которым тогда было двадцать, сейчас без малого пятьдесят. Политкорректность, о которой в значительной мере и пойдет речь, была не наша и тогда нам абсолютно чуждая. С тех пор более своей она не стала и превратилась в некий жупел, который ругают как-то привычке, не входя в подробности. Что такое политкорректность, с чем ее едят – для нас так и осталось тайной за семью печатями.
Кроме того есть и еще один вопрос. А нужно ли вспоминать все забытые сто лет назад имена (ну, хорошо, не сто лет назад, а сорок)? Кто такая Робин Гивенс или Рут Роупер? Последнее имя вам, я уверен, вообще ничего не скажет. Людям, не знающим английский, трудно даже будет сказать, какого пола был этот человек. Так, может быть, так его и стоит оставить?
Я думаю, все-таки нет. Почему? Во-первых, потому что более яркой фигуры, чем Майк Тайсон, у нас все-таки не было. И все, сыгравшие в его жизни какую-то роль, в том числе и Рут Роупер, достойны упоминания. Во-вторых, ничто не ново под Луною. Если тогда была Рут Роупер, то сейчас какая-нибудь Вут Ваупер, почему нет? У каждого найдется место в жизни для подобного персонажа. И потом о Рут Роупер, сыгравшей роль в жизни Майка Тайсона, читать все-таки интереснее, чем о Маньке с мыльного завода, сыгравшей такую же роль в тяжелой жизни нашего соседа. Так что поехали.
Итак,
Майк Тайсон и политкорректность
Политкорректность стала одной из главных реалий общественной жизни Америки в 70-е годы, сначала вяло, но потом все набирая и набирая обороты. После того как наконец, более чем через сто лет после Гражданской войны, покончившей с рабством, было наконец покончено и с сегрегацией в южных штатах страны. В России политкорректность была много раз осмеяна. При этом ее самые крайние, действительное нелепые проявления, о которых речь пойдет позже, выдавались за все ее содержание.
На самом деле сущность политкорректности составляют несколько совершенно разумных постулатов. Первый и главный из них гласит: ты можешь не любить негров, евреев, индусов, латиноамериканцев, гомосексуалистов, лесбиянок или просто женщин в брючных костюмах сколько тебе угодно, но это не дает тебе права оскорблять и унижать кого бы то ни было из них. Все остальные правила политкорректности являются производными от этого главного. Например, ты можешь сколько угодно ненавидеть, скажем, китайцев, но это не дает тебе права не брать на работу китайца, если он действительно лучший специалист. И тем более не имеешь права его уволить только потому, что он китаец. При этом тебя никто не обязывает общаться с китайцами во внерабочее время. Это уже твоя частная жизнь, которая никого не касается. На ранних этапах политкорректности было в ходу такое понятие, как «антисемитизм после пяти». То есть, человек не общался с евреями во внерабочее время, а в рабочее – об этом никто и не догадывался. Чем больше он это скрывал, тем было лучше.
Политкорректность быстро завоевывала Америку, хотя по сути своей она не слишком хорошо сочетается с национальным характером, целеустремленным, напористым и довольно бесцеремонным. Идеалом здесь всегда был как раз человек, который живет по своим правилам и заставляет окружающих уважать их, а политкорректность требовала обратного.
К середине 80-х политкорректность, уже достаточно укрепившаяся в своих правах, доросла до подросткового возраста, то есть как раз до того, чтобы поднять бунт против самой себя. В этой обстановке героями стали те, кто противостоял политкорректности, жил по собственным законам и не считался с чужим мнением, короче говоря, делал то, на что у других не хватало пороху – был самим собой любимым.
Однако бунт против политкорректности в сущности был бунтом в стакане воды. Это был не русский бессмысленный и беспощадный бунт, а чисто американский, то есть очень законопослушный и не потрясающий основ той самой политкорректности, против которой он был поднят.
Тем не менее, это все-таки был бунт. Люди как-то не могли сразу привыкнуть не обижать тех, кого обижали всегда. Их невостребованная и, более того, запретная отныне агрессивность осталась не у дел. А при этом белые не стали больше любить черных, а те их и подавно. Никто на самом деле не проникся теплым чувством к гомосексуалистам. Для проверки только спросите среднего американца, что бы он сказал на то, чтобы президентом США стал голубой, а в роли первой леди выступал на самом деле второй мужик, весь раскрашенный, как елка. Может быть, справившись с собой, он, пряча глаза, и даст вам вполне политкорректный ответ. Но перед этим вы полюбуетесь совершенно непередаваемой гаммой чувств на его лице. (На самом деле, эта фраза была в большей степени актуальной тогда, когда она появилась в одной моей статье в 90-е годы. Сейчас это уже не так).
В этих условиях агрессивность, в самых различных формах, стала сладким запретным плодом, а ее носители – кумирами. В моду вошла своеобразная игра с пороком. Пионером этого движения стала всегда державшая нос по ветру певица Мадонна, которая поначалу не очень хорошо умела петь, зато могла доходчиво объяснить всем и каждому, как ей наплевать на то, что он, она или оно о ней думает. То, что «наплевательство» стало своего рода модой, никого не смущало. За ней потянулись и остальные. Затем актриса Шэрон Стоун сыграла главную героиню «Основного инстинкта». До этого она десяток лет обивала все голливудские пороги, но даже ее внешность не казалась тогда никому особо привлекательной. Но стоило ей сыграть абсолютно нереальную стерву и маньячку, плюющую на всех, на вся и на все (и, в отличие от Мадонны, делающую это совершенно искренне), как популярность сама упала ей на голову.
Личности попроще и повульгарнее, вроде слепленной из силикона ожившей героини комиксов Памелы Андерсон, принялись преувеличенно громко рассуждать об огромных членах и непередаваемых оргазмах. Настоящим гением своего времени стал режиссер Квентин Тарантино, заливший экраны бутафорской кровью. Смотреть на нее было не слишком страшно именно потому, что он дал тебе почувствовать, что и кровь эта, и все действо происходят как-то не всерьез, что это своего рода игра. То, что тогда в России было принято называть словом «стеб».
Но Мадонна, Шэрон Стоун, Памела Андерсон и герои Тарантино были абсолютно искусственными характерами, а народу хотелось чего-то более настоящего. Ничего более подлинного, чем Майк Тайсон, в Америке, естественно, не нашлось.
Он весь был сделан как бы из одного куска. Он был собой и никем другим быть не мог. Его агрессивность и злобность оказались на тот момент самой твердой валютой. А когда он принялся чуть ли не в каждом интервью рассуждать о том, как бы ударить противника в кончик носа так, чтобы у него кость ушла в мозг, вся Америка завороженно слушала эти людоедские изыски и политкорректно объясняла их трудным детством, как это делал Гэри Смит в своей знаменитой статье «Тайсон робкий, Тайсон ужасный».
Разумеется, Тайсона заметили бы в любую эпоху из-за какой-то магнетической агрессивности и злобы, исходивших от него. На Железного Майка нельзя было не обратить внимание, как на приближающийся тайфун, который несет опасность для всех. Один мой случайный знакомый афроамериканец (сейчас уже, к сожалению, покойный), сам человек весьма неробкий, прошедший Вьетнам, и, кстати, в прошлом неплохой боксер, говорил мне, что, когда он видел Тайсона на ринге, ему казалось, что тот несет опасность конкретно для него. А от того, что разумом он понимал, что это не так, что опасен Тайсон только для своего противника на ринге, его охватывало ощущение своеобразной сладкой жути, игры с опасностью, которой на самом деле не было, но которую он видел собственными глазами. Я совершенно точно понял, что он имел в виду, когда летом 1998 года (в те годы природа была тоже более спокойной), сидя дома, наблюдал, как первый за всю мою жизнь московский ураган валил деревья вокруг моего дома.
Однако не надо думать, что Тайсон в этом отношении был уникален. Все тот же мой американский знакомый как-то заметил: «Когда я впервые увидел Тайсона, я сразу сказал себе: да это же Лиштон». Пуля из автомата Калашникова слегка покорежила ему челюсть, так что дикция оставляла желать лучшего. Он имел ввиду, конечно, Санни Листона.
Но Листон правил в тяжелом весе совсем в другое время, когда злобный и агрессивный негр не имел ни малейшего шанса стать кумиром нации. Более того, в каком-то смысле пик своей популярности он «пережил» уже после смерти, когда в конце 80-х и начале 90-х одна за другой стали выходить его биографии и он стал почти культовой фигурой. Конечно, в это время Санни вспомнили именно по аналогии с Тайсоном, и именно Железному Майку досталось все то, что не досталось Листону.
Так Майк Тайсон, сам того не ведая и не желая, стал капитаном бутафорского корабля, чья команда подняла бунт против политкорректности, а его помощниками стали Мадонна и Шэрон Стоун. В общем, комсостав получился хоть куда. На судне с таким командованием можно пускаться в любое плавание.
1988 год
Этот год стал в жизни Тайсона определяющим. Тогда он достиг пика своей славы, и тогда же произошли события, роковым образом повлиявшие на всю его последующую жизнь.
Бой с пророком Лэрри
Началось все с боя с выдающимся экс-чемпионом Лэрри Холмсом, состоявшимся 22 января 1988 года в Атлантик-сити, а точнее даже перед боем, потому что Холмс, никогда не считавшийся интересным оратором, особенно на фоне Мохаммеда Али, неожиданно заговорил, и остановить его, как часто бывает с долго молчавшими людьми, уже ничто не могло.
«Это я войду в историю, а не Майк Тайсон. Он войдет в историю как сукин сын. Даже если он выиграет у меня, то в конце концов все равно сам себя уничтожит», - эту фразу на разные лады Лэрри повторял чуть ли не на всех пресс-коференциях и каждый раз произносил ее все злее и злее и еще все время добавлял: «Он кончит в тюрьме».
Многие недоумевали, зачем он это делал. Уже само то, что Холмс в свои 38 лет, после почти двухлетнего перерыва, решил вернуться на ринг и встретиться с самым сильным противником в своей жизни, казалось достаточной глупостью, а он еще, похоже, решил довести Тайсона перед боем до неистовства. Все еще помнили, как подобное поведение обошлось Тайреллу Биггсу. Но Лэрри не мог или не хотел остановиться и все говорил, говорил и говорил, подогрев тем самым и без того огромный интерес к матчу. Наконец наступил день, когда ему пришлось за свои слова ответить.
Первый раунд не внушил болельщикам Холмса большого оптимизма. Это была живая иллюстрация известного изречения Джо Луиса: «Он может бегать, но он не сможет спрятаться». Холмс быстро пятился назад, часто просто вытянув вперед левую руку, а Тайсон спокойно и методично шел на него или, точнее, за ним и было ясно, что особо долго это продолжаться не может. Если ему удавалось разорвать дистанцию, Холмс тут же клинчевал, но Железный Майк показал, что хорошо усвоил уроки боев со Смитом, Таккером и Биггсом. Теперь он вырывался из клинча, а не ждал, пока рефери разведет его с противником, а так как физически он был гораздо сильнее Холмса, не говоря уж о том, что намного моложе, Лэрри это очень изматывало.
Второй раунд был, в общем и целом, похож на первый, а в третьем Холмс активизировался. Его джеб приобрел хоть какую-то остроту, а временами он подключал к контратакам и правую руку. Зал оживился, ожидая, что экс-чемпион предпримет еще что-то, а Тайсон понял, что его час вот-вот настанет. После боя Майк так охарактеризовал этот момент боя: «Он попытался бить левый джеб, и зал воодушевился и зашумел. Когда он начинал затихать, Холмс тут же наращивал обороты. Он пошел на поводу у своего самолюбия. И я подумал: ну, сейчас он у меня получит».
Третий раунд закончился мощным ударом Тайсона справа, который «болтанул» Холмса, но у Майка не осталось времени воспользоваться плодами своего успеха. В четвертом раунде Холмс активизировался еще больше. Возможно, он поверил, что у него есть какой-то шанс, а может быть, просто от отчаяния решил пойти на штурм. В бою с молодым Тайсоном, если ты не бегал от него, как заяц, это уже считалось штурмом.
Холмс по большей части по-прежнему отбивался джебом на отходе, но иногда останавливался и добавлял еще удар справа, несильный и несмелый, но все-таки удар. Похоже, что Холмс перед боем много раз посмотрел первый бой Али с Листоном. Во всяком случае, его манера ведения боя наводила на такие мысли, особенно, когда он стал опускать руки, как Мухаммед в молодости. Лэрри дпействительно временами в этом бою разительно напоминал Али, но не образца 1964 года, а образца 1980, когда 38-летний Мухаммед вернулся на ринг, чтобы встретиться с ним. Холмс прекрасно понимал тогда, что Али не стоило этого делать, но он почему-то не понял этого насчет себя.
В конце первой минуты четвертого раунда Тайсон на мгновение прижал Холмса к канатам и нанес правый по корпусу и левый хук в голову. Холмса «болтануло», и, похоже, что-то в нем сломалось именно в этот момент. Может быть, он окончательно понял, что ему сегодня не победить. Еще секунд через двадцать Тайсону удался мощный левый хук. Холмс снова начинает клинчевать при любой возможности. В середине раунда Тайсон провел двухударную комбинацию, которую иначе как маленьким шедевром не назовешь. Он провел левый джеб, но не в голову Холмса, а по его левой руке, прикрывавшей голову, отбив ее в сторону и полностью раскрыв лицо Холмса под удар, и тут же нанес удар правой в разрез. Лэрри свалился всем своим немалым весом на спину. Удивительно, но после такого нокдауна он еще встал. Но в том, что бой закончится в этом раунде, сомнений уже ни у кого не было.
Майк понял, что дело в шляпе и, желая поскорее все закончить, бросился в несколько суматошную атаку, которая завершилась, тем не менее, очень точным, хотя и длинным ударом справа. Холмс упал на бок, выполнив какой-то кульбит в сторону, и снова встал. Правда, едва он поднялся на ноги, он тут же потерял равновесие и упал бы снова, если бы не опрокинулся спиной на канаты. До конца раунда оставалась еще минута.
Тайсон снова провел затяжную серию, точнее, это уже была одна непрекращающаяся атака. Удар следовал за ударом. Вот Майк провел хороший хук слева, потом после нескольких неплотных ударов еще левый хук и правый кросс, затем еще мощнейший удар справа. Но Холмс все стоял. Теперь, когда самое страшное уже случилось, он, похоже, стал бояться Тайсона меньше, а не больше. Майк провел еще два правых кросса, еще левый хук и еще кросс. Холмс все стоял.
Раунд подходил к концу и создавалось впечатление, что Лэрри удастся совершить невозможное – отстоять этот раунд до конца, но чуда, как обычно, не произошло. Тайсон прижал Холмса к канатам и провел совсем уж безумный по силе правый кросс. Если бы не канаты, Холмс бы обязательно упал, но на свою беду остался на ногах. Тайсон не терял времени, чуя, что его осталось совсем мало. Он провел еще одну, последнюю, серию, завершившуюся правым кроссом, которого Холмс уже выдержать не смог. Он упал на спину, и рефери остановил встречу, даже не удосужившись открыть счет. Все правильно. Это был нокаут.
Но Холмс с этим не смирился, ему было трудно даже пошевелиться, но он сказал рефери: «Дайте мне встать!» Поняв, что отсюда помощи не дождешься, он обратился к доктору, выскочившему на ринг: «Пожалуйста, помогите мне встать!» Снова в ответ тишина. Тогда Холмс обратился к своему тренеру Ричи Джакетти: «Ричи, подними меня с этого чертова пола».
Холмсу, в конце концов, помогли встать. Едва очухавшись, он отправился в угол к Тайсону и сказал отдыхавшему Майку: «F--- you, ты великий чемпион». «Спасибо», - ответил Тайсон, - «Ты тоже великий чемпион».
После боя все, что говорил Холмс до встречи с Тайсоном на ринге, как-то быстро забылось. Кого интересует, что сказал нещадно битый бывший чемпион? Об этом вспомнили через много лет, да и то далеко не все. А вот о другой истории судачили долго, от чего она после каждого пересказа звучала все легендарнее и легендарнее.
По пути на ринг, Майк, разминаясь, на ходу ударил правой рукой в стену, представлявшую собой стальную арматуру, заполненную слоем гипсового наполнителя, и облицованную с обеих сторон. Толщина ее была примерно два сантиметра.
От удара Тайсона, пришедшегося точно в середину межарматурной ячейки, вся эта не слишком крепкая конструкция разрушилась, и его кулак в перчатке вылетел на улицу. Знаменитый обозреватель журнала «Спортс Иллюстрейтид» Пэт Патнам описал эту сцену так: кто-то увидев это, сказал: «О, Господи!!!», а Тайсон голосом мальчика «которого поймали за тем, что он стащил булочку» сказал: «Извините». Фотография этой дырки в стене, сделанной рукой Тайсона, обошла потом все мировую прессу. Железный Майк окончательно стал живой легендой.
Через некоторое время после боя Холмс сказал еще одну вещь, на которую тогда тоже не обратили внимания, но вспомнили через несколько лет: «Как и все низкорослые тяжеловесы с короткими руками, Тайсон быстро прогорит. Слишком много ему приходится тратить энергии на то, чтобы сблизиться с противником.» Ну что еще мог сказать этот старый и уже мало кому нужный Холмс? И кого это тогда интересовало? Вопрос тогда уже ставился иначе: где взять соперников для Железного Майка, которые смогут на ринге против него показать хоть что-нибудь.
На дворе стоял только январь 1988 года. Если бы люди знали, как близок был день, когда все они будут потрясены до основания, но у них было еще два года. Еще два.
Уже 21 марта 1989 года Тайсон снова вышел на ринг и во втором раунде нокаутировал одного из чемпионов безвременья Тони Таббса. Произошло это в Токио в зале «Токио Доум». И этот город, и этот зал еще станут для Железного Майка роковым местом, с которого всего через пару лет начнется его длинный путь вниз с вершины, но пока он этого не знал и купался в своей славе. Он и понятия не имел о том, что он такая знаменитость в этой странной, но до ужаса гостеприимной стране, где все от него были без ума.
Теперь Майку предстоял бой с Майклом Спинксом, которого еще два года назад считали единственным человеком, который сможет оказать ему серьезное сопротивление. Однако сейчас число верящих в это резко поубавилось. Похоже, не очень-то верил в это и сам Спинкс. Бой никак не могли организовать из-за финансовых разногласий сторон, и тогда кто-то сказал Спинксу: «А почему бы тебе не предложить Майку подраться просто так?» В принципе это дежурная острота, которую можно услышать едва ли не перед каждым матчем, но ответ Спинкса на нее нельзя назвать совсем уж шуточным. «Нет уж», - сказал он, - «Майк такой парень, что он может легко на это согласиться». С таким настроением не побеждают. Тем не менее, этого матча очень ждали в надежде, что Спинкс хотя бы не сломается так быстро, как его предшественники.
Однако бокс в тот момент неожиданно стал далеко не самой главной вещью в жизни Тайсона, и прежде, чем рассказать о бое со Спинксом, состоявшимся 27 июня 1988 года, стоит разобраться со всем, что происходило в жизни Железного Майка за пределами ринга в течение всего того рокового года. Иначе будет просто невозможно понять все развитие его характера и биографии.
(продолжение следует)
Александр Беленький