Первый вынесенный кошкой еще до прихода Ларисы крошечный котенок лежал на снегу, в тени стоящей у кирпичной пристройки, в которой бывшие и настоящие жильцы дома хранили всякий скарб, скамейки.
Второй живой и пищащий комок упал рядом спустя долгих три минуты, которые столпившиеся вокруг, разом замолчавшие люди, отсчитывали синхронно, словно смотрели на бегущую на часах стрелку.
Но кошка на этом не остановилась.
Лишь лизнула быстро пискнувшего, молотящего лапами пушистого малыша, мотнула головой, словно пытаясь стряхнуть с обожженных усов налипшую на них копоть, и вновь бросилась внутрь.
Люди замерли, смотря на объятый пламенем проем, бывший когда-то расположенным на первом этаже окном.
Упавшая поперек проема горящая доска по диагонали разделила его пополам. Скользнувшая в нижний, зияющий отсветами пламени угол кошка не появлялась.
Минута, вторая, третья…
Прокатившийся по толпе разочарованный шепот…
Но вот в свете алого мелькнул хвост, скользнули по таящему от тепла снегу ловкие лапы и третий котенок упал рядом с двумя уже спасенными.
Толпа взревела, заохала.
Кто-то снял с себя куртку и, протиснув ее под скамейку, переложил на нее испуганно мяукающих котят.
Подоспевшие в это время пожарные, потеснив не желающих расходится людей, приступили к тушению, а боявшаяся сделать вдох Лариса с возрастающим ужасом наблюдала как обгоревшая, с остекленевшими от боли в обожженных лапах кошка, вновь смотрит в сторону полыхающего дома.
Никто не верил, что она выживет.
Маленькая мать, не посмевшая оставить в беде своих беззащитных детей.
Героиня, пожертвовавшая собой в попытке спасти, вытащить, защитить.
И текущие из глаз потрясенных людей, смешивающиеся с сыплющимся с неба снегом слезы были немым признанием, немой данью уважения самоотверженной любви, крошечному - на проверку оказавшемуся невероятно огромным сердцу и безусловной материнской преданности.
Но кошка удивила всех.
Спустя долгие минуты, ее черная от копоти тень одним прыжком перемахнула горевший, плюющийся искрами и дымом от льющейся на него из шланга воды оконный проем и последний, опаленный, но жалобно мяукающий и живой котенок упал рядом с собратьями.
Обожженная кошка сипло муркнула.
Моргнула.
И уткнулась без движения в снег…
*****
Заведующая роддомом Семенова Нина Павловна, женщина в общем - то по характеру суровая и к сантиментам не приученная, улыбалась.
За почти двадцатилетнюю свою здесь работу она насмотрелась всякого. Были и радость, и счастье и уж чего скрывать - потери.
И отказники, родителями беспутными брошенные были, куда же без них?
За каждого такого малыша, за каждую еще вышитую чистыми белыми нитками судьбу весь коллектив роддома во главе с самой Ниной Павловной боролись до конца.
Объясняли, уговаривали, просили одуматься…
Да только редко кто на попятную шел. Дети то ведь они сразу - или желанные, или хоть рыбой об лед бейся, никакие уговоры от детского дома не спасут.
Но в этот раз…
Нина Павловна незаметно прикрыла дверь палаты, откуда доносилось тихое, похожее на мурлыкание, пение и кивнув дежурной медсестре - мол присмотри, помоги если потребуется, направилась к себе в кабинет.
В кармане ее белого халата в такт ровным, уверенным шагам, шелестела порванная на мелкие клочки отказная.
Нина Павловна рвала ее уверенно, рвала быстро. Не то, чтобы боялась передумать, нет.
Просто немая мольба, смешанная с рвущейся сквозь отчаяние надеждой, застывшие в глазах молодой, стоящей напротив нее на коленях, Ларисы, были настолько сильны и непоколебимы, что поступить иначе Нина Павловна бы не смогла, даже если бы и хотела.
Да и хотелось строгой заведующей роддома в этот самый день совершенно другого - домой хотелось.
К мужу, к детям, к развалившимся по квартире в облюбованных ими местах двум кудрявым болонкам.
К стоящим в углу гостиной, еще не разобранным коробкам с новогодними игрушками, и переливающейся, сверкающей блестками в свете люстры мишурой.
Все-таки Новый год на носу, хлопот предстоит немеряно. Но хлопоты эти приятные, и время в ожидании праздника радостное, веру в чудо людям приносящее.
Одно чудо вот прямо сегодня на глазах у Нины Павловны и свершилось.
Да не просто чудо - Чудище!
За такое Нина Павловна и сама на колени встать бы не побрезговала: пусть чужой ребенок, пусть не обязана. Да только ведь дома то своих трое ждут. Как здесь в стороне останешься?
*****
Этого звонка Мария Сергеевна ждала больше года.
Прижимала в тайне от мужа к груди маленький черный прямоугольник телефона, гладила словно живое существо ладонью, уговаривала.
Потому что как бы не было, что бы не думалось - сердце материнское болело. Ворочалось неспокойно, билось о грудину просительно.
Умоляло хоть какой знак подать, хоть самую маленькую весточку - только бы знать, что хорошо все, жива, невредима…
Пусть бы что сказала: нагрубила опять, заупрямилась. Один голос родной для измучившейся неведением матери уже чудо!
А за окном декабрь, снег поземкой.
Народ оживленный елки в дом волочет. Семьи у одного стола собраться готовятся.
От желаний загаданных, с губ сорваться готовых, воздух звенит.
Когда еще о чуде, как не в канун Нового года мечтать?
И Мария Сергеевна с новой силой принялась уговаривать согретый собственными руками маленький кнопочный аппарат.
Но телефон по-прежнему молчал.
Никакие уговоры его не брали, никакие упрашивания.
Мария Сергеевна совсем уже отчаялась, может потому и ответила на звонок с незнакомого номера с такой надеждой и тоской в голосе, что у прижимающейся на той стороне губами к трубке Ларисы только и получилось, что из всей заготовленной речи выдохнуть - Мамочка!
И заплакать, задышать часто-часто, слушая спешащие навстречу, льющиеся бурным потоком, как из прорванной плотины, слова.
Пары часов с разговора не прошло, а Константин Иванович уже грел машину.
Урчал сытой кошкой ладно работающий мотор старенькой Волги, дрожал потревоженным маревом воздух у выхлопной трубы.
На заднем сидении, среди наспех сваленных только что прибежавшей из магазина супругой разноцветных пакетов, примостилась снятая с антресолей продолговатая, устеленная теплым покрывалом плетенная корзина.
Путь предстоял долгий - больше восьми часов ночной дороги.
Все ли предусмотрели? Обо всем подумали?
Мыслей-то в голове миллион сразу, попробуй уследи за всеми в таком волнении!
Мария Сергеевна только и успевает, что слезы в глазах платком бумажным промакивать.
Какое уж здесь промедление, какие задержки?!
Вот и мчится по заснеженной дороге старенькая Волга, обгоняет скользящие по бокам ночные тени, купает в желтом свете фар сыплющиеся из прохудившегося чернильного неба блёсточки - снежинки.
И бьется в ожидании скорой встречи в такт раскачивающемуся на зеркале деревянному крестику беспокойное материнское сердце...
Продолжение рассказа читайте здесь: «Сердце матери 3».
Подписка, 👍🏻 и ваши комментарии приветствуются и помогают автору стать лучше❤️! Спасибо))