Найти тему
Бельские просторы

В дороге

Изображение сгенерировано нейросетью Kandinsky 3.0 от Сбера
Изображение сгенерировано нейросетью Kandinsky 3.0 от Сбера

Перевод с башкирского Ю. Андрианова

НА ВСЕ ЧЕТЫРЕ СТОРОНЫ

После школы я сразу продолжил учебу: сначала в Белорецке, а потом и в Уфе. Мой родной аул, затерявшийся в лесной глухомани, находился весьма далеко от этих больших городов. Не раз и не два проделывал я неблизкий путь из отчих пределов к месту учебы. Всяко приходилось добираться: иногда на попутной подводе, мотоцикле, изредка на машине, а чаще пешком или — уже зимой — на лыжах. Это только до станции. А дальше — по узкоколейке в душном вагоне (если повезет), а то и в тамбуре трясся, а то и зайцем в товарняке, загруженном рудой.

Когда уже стал учиться в Уфе, изменил свой маршрут: шагал вдоль бурливого Мандема, через хребет Такаты. К слову сказать, дорога эта проходила по диким суровым местам, где и следа-то человеческого не отыщешь. Весной и осенью Мандем особенно опасен — разливается так, что все броды перекрывает, а перебираться через него все равно надо…

Вот так в лесной глухомани жил я, вот так и теперь живет там моя родня. Однако на все четыре стороны света можно отсюда путь держать: и в Макар, и в Белорецк, и в Красноусольск. А кто уж сильно захочет, то можно и в Инзер направиться или даже в Бурзян.

ТОЖЕ ПАМЯТЬ

Я, отец и мой приятель Р. едем на телеге за сеном, а заодно и хариусов половить, взбираемся вверх по Шишенеку. И вдруг видим: от самого берега и через нашу дорогу, как огромное корыто, земля провалена. А кобыла, надо сказать, была у нас хотя и сильная, но уж больно своенравная. Взбрело ей махом перескочить через эту овражину: дернулась она вперед, ну передние колеса тут же и увязли в разбухшей от воды глине. Телега резко встала, будто в стену уперлась. Р., сидевший за кучера, мигом слетел с места и оказался между лошадью и телегой, свалился прямо под самый шкворень. А наша дурная кобыла все копытом бьет, норов показывает. Насилу угомонил ее отец с помощью матерщины. Что поделаешь, видать, наша лошадка мат лучше башкирских слов понимала.

Едва цел остался мой приятель. До сих пор носит на лбу след лошадиной подковы. Тоже память. А отец долго еще корил себя за то, что отдал вожжи в слабые чужие руки.

ТАНЕЦ НА БОЧКЕ

На конечный пункт тепловоз приволок за собой лишь один-единственный вагон. Остальные отцепили на предыдущих станциях и полустанках. Вскоре он, загрузившись посылками, бандеролями и новыми пассажирами, бодро побежал в обратную сторону.

Чуть в стороне я увидел группу односельчан. Среди них сразу обнаружил несколько человек из своей родни. Все навеселе, смеются, хохочут. Свадьбу справили, а теперь вот со сватами прощаются да зельем угощаются. Одни поют, другие пляшут. Дядька с помутневшими глазами мучает бедную гармошку. Его хромку силком всучили мне. И уж тут я заиграл, да как! Такая пляска началась! И русские, и татары — все к общему веселью прибились: руки в боки, ногами затопали. А одна из моих сестричек забралась на большую ржавую бочку да и закружилась вихрем: и пальцами прищелкивает, и каблучками пристукивает, и плечиками потряхивает, глазками посверкивает, на щеках румянец, а руками взмахнет — ну чистая ласточка!

Да, до сих пор этот танец перед глазами стоит. Душевный танец! А ведь я и выдающихся мастеров видывал, и на больших сценах… А нет, не то…

ЧЕРЕЗ БРОДЫ

Моя женитьба памятна мне по-своему. Захотелось показать невесте родной аул. На майские праздники и собрались.

Чтобы сэкономить время да расстояние сократить, выбрали кратчайший путь через Мандем. А было время половодья: то там то сям торчат из воды лишь столбы от мостов, а сами мосты уплыли невесть куда. Где на руках, где на закорках перетаскивал я свою подругу через водяные потоки и промоины.

Потом еще долго спорили с женой: “На семнадцати местах брод переходили…”, “Нет, было двадцать шесть!..”

ТУАЛЕТНОЕ МЫЛО

В проклятом тридцать седьмом десятки прекрасных мужчин из нашей округи были кто расстрелян, кто сослан в далекие края.

Сильно заболевшего в ссылке аксакала лет через семь-восемь отпустили на свободу. Двинулся он на родину. Но на одном из перевалов, уже недалеко от аула, отдал, бедняга, душу Аллаху. В дорожном мешке нашли у него всего-то один кусочек туалетного мыла — подарок дочке нес из дальних краев.

Каждый раз, когда иду через этот перевал, так и хочется обернуться Тау-батыром (Хозяин гор) и хоть чуточку передвинуть его поближе к родному аулу старика.

РАСТУЩИЕ В ОБНИМКУ ДЕРЕВЬЯ

Вы видели недалеко от большой дороги две осины, перевившиеся друг с другом вершинами? Это те самые. Их, когда они еще были не осинами, а осинками, перевили егет и его любимая. Впрочем, я их хорошо знаю: это мои дядька с теткой. Слава Аллаху, они и ныне здравствуют.

А ведь было время, когда и у меня кровь бурлила в жилах и душа моя терзалась от пламени первой любви. Тогда и сам я, отыскав на обочине глухой тропинки сосенку и березку, перевил их накрепко веревкой.

Надо бы заехать как-нибудь по пути, проведать, как они там?

“ПРИМА”

— Эх, малай, в прошлом годе на этом вот самом месте крепко пришлось мне помучиться, — заговорил шофер, аккуратно поворачивая руль вправо. — Хотел, понимаешь, немного взять в сторону, а машина, видать, сам не удержал, с ходу вляпалась вон в тот овражек. И ни туды и ни сюды! Рассвело. Ладно, трактор подошел, выволок. Проголодался, помню, смертельно, а самое страшное — всю ночь без курева просидел. Остановил одного на дороге, так тот вдесятеро дороже “Приму” продал. Хоть и дорого, а спас меня.

— Пинка надо было дать твоему “благодетелю”, — поддержал я разговор. — Сам бы попал в такое положение — что бы делал, сволочь!

Дать пинка? — усмехнулся шофер. — А где гарантия, что он и еще червонец не запросил бы? Мне-то ведь деваться было некуда.

ОБИДА

Решили заехать в аул к агаю.

— Вот здесь, когда я еще малайкой был, чистое поле до самого горизонта тянулось. А нынче, погляди: сруб за срубом подымаются…

Сказал агай и замолчал. А на уме-то у него, оказывается, была совсем другая история, связанная с этим полем. Это уж я потом узнал. А было дело так: этот мой агай, назовем его Ф., рос полусиротой. Отец его в самом начале войны сложил свою удалую голову. И вот где-то в пятидесятых годах приехали к ним в аул на каникулы два городских пацана. Ф. быстро подружился с ними, вместе играли в нехитрые деревенские игры. Но вот однажды на этом самом поле им встретился верховой. Увидал он городских ребят, обрадовался. Оказывается, родня они ему. Хоть и дальняя, а все-таки родня. И вздумал он их покатать на лошади. Одного посадит, потом второго… И так несколько раз. Веселятся городские… А до Ф. очередь так и не дошла. И подумалось ему тогда: может, это потому, что он сирота?

Сорок лет уже прошло с тех пор. А когда Ф. рассказывал мне этот случай, почуял я, что до сих пор жжет та давняя обида усталое сердце старика.

ОСМЕЛЕЛ

Шагаем по лесной дороге — решили навестить родню в горном ауле. Вдруг нас обгоняет уазик, а в нем несколько солидных мужчин. Одеты по-охотничьему. Брат узнал одного из них.

— Ба-а-а, это же Марат. Да, важная птица. Теперь он зур-туря — работает в администрации города.

— Это тот самый, который полгода работал учителем в соседнем ауле?

— Он самый. Вовремя удрал оттуда. Теперь, видишь, стал большим человеком. А то все жаловался: куда, мол, я попал, света нет, глухомань, кругом медведи…

— А теперь охотничает, — усмехнулся я. — Как стал большим начальником, то и медведей перестал бояться.

НА ЗИМОВЬЕ

Многодетная семья года три жила в глуши на старом зимовье. Случайные путники частенько захаживали в этот гостеприимный дом, располагавшийся в светлом редколесье. Иногда заскучавший хозяин, открыв окно, даже сам приглашал редкого проходящего: “Айда, заходи, покурим, выпьем “ыстакан” бражки!”

Дымились папиросы. Кто пил чай, кто тянул кисловатую брагу. Наговорившись, передохнув, некоторые, уходя, оставляли приветливому хозяину разные немудрящие гостинцы, в основном сигареты, папиросы.

Одно время, когда с куревом случилась напряженка, гостей на зимовье резко прибавилось. Все знали, что в этом доме накопились небывалые запасы табака.

ЗНАЙ НАШИХ!

Раньше, отправляясь в родной аул на каникулы или в отпуск, я частенько брал с собой друзей, приятелей. Конечно, не я им был нужен, а мои прекрасные края да перекаты, полные хариуса. Низкий поклон моим односельчанам — всегда принимали по-человечески. Когда надо, ни в лошади, ни в хлебе не откажут.

…Отгуляв положенное, после выходных отправились в обратный путь. Вчерашнее застолье было весьма обильным, поэтому башка кое у кого трещала изрядно. В городе никаких проблем не было бы, но в ауле иное дело — тут горячительного в продаже не бывает. Ну нет, так нет. Груз в арбе... Измученные, квелые поднимаемся на Сумган-тау.

И тут, как Аллах послал, всадник навстречу. Свой оказался, земляк, давно не виделись, подрабатывал где-то на стороне. Возмужал, совсем джигитом стал. С ходу догадавшись о состоянии моих спутников, недолго думая, он развязал свой рюкзак. Тут же явились на свет и водка, и всякая снедь, словом, все, что, наверное, вез своим родичам. Да что уж там, повезло так повезло.

Позже не раз вспоминали мы добрым словом того щедрого парня. И я горжусь: знай наших! Кто ведает, может потом и пожурила мать своего небережливого сына. Однако земляк не уронил чести родного аула, а даже как бы возвысил. Может, по этой причине и хочется мне еще раз встретиться с тем душевным парнем на той же горе и крепко пожать ему добрую его руку и пожелать счастья в нашей небогатой жизни. И, наверное, это когда-нибудь произойдет. Ведь у дорог волшебная сила — сводить вместе знакомых и незнакомых людей. С этой надеждой и сижу я за столом да пописываю неказистые свои строчки.

ОСТРОУМНЫЙ ЛОВЕЛАС

В Москве, на литературных курсах, мы душа в душу жили с остроумным узбекским поэтом Яхьёй. Он частенько ездил в Ташкент: то на поезде, то на самолете. Там у него семья, четверо детей. Помню, как он постоянно жаловался: “Едва порог переступлю, а жена уже начинает ревновать — мол, у тебя в Москве, наверное, подружек не перечесть…”

В один из приездов спрашиваю Яхью:

— Ну, как тебя встретила женушка?

— По обыкновению… Только я тоже не растерялся. Говорю, дай-ка теплой воды, а то всю дорогу в самолете со стюардессой целовался, надо бы помаду смыть.

В другой раз он ездил домой на поезде. Ради забавы снова спросил его:

— Ну, а на этот раз что жене сказал?

— Да, говорю, пришлось все ночи с проводницей спать. Им ведь за это как раз и зарплату платят.

После окончания курсов я пригласил Яхью в Башкирию. Показал ему Уфу, Белорецк, Бурзян. Лето стояло прекрасное. Побывали и в знаменитой Каповой пещере. Когда вылезли из темени на свет, Яхья изрек:

— Ну если и на этот раз будет ревновать, скажу, что прелестные русалки живут в пещерах, только вот хитрые башкиры туда жуткую темноту напускают, поэтому увидеть их мне так и не удалось.

ЗАКРОЙ ГЛАЗА

Кстати, о Шульгане. Как-то с группой писателей ездили мы в эту пещеру. Ходили мы, ходили по этому огромному древнему каменному дому, и вдруг погас наш единственный фонарь. Шутка сказать — тьма навалилась такая, что не по себе стало.

— Ничего не вижу, что делать? — сказал кто-то с тревогой.

Вот тогда и услышали мы спокойный ровный голос Равиля Бикбаева:

— А вы закройте глаза — все видно…

Поэт он всегда поэт.

ПОЗАДИ ОСТАЛСЯ ГОРЯЩИЙ ТРАКТОР

Мне повезло: целую неделю я ездил с Мустаем Каримом по белорецким аулам. Стояло замечательное солнечное лето. В один из дней, как только спала дневная жара, мы двинулись в путь. В Ассы вела прекрасная асфальтированная дорога, мчимся вовсю на “Волге”. Но вскоре были вынуждены остановиться. Впереди, где с основной дороги съезд на гравийку, валит густой дым, сквозь который прорываются красные языки пламени. Оказывается, загорелся огромный стог сена, который вез трактор.

— От искры двигателя загорелся, — вздыхают рядом ребята, прячущиеся за толстым деревом. — Там еще и бочки с соляркой загружены, могут взорваться.

Тем временем стали скапливаться машины. Одна все-таки не выдержала, умчалась вперед. Ничего, все обошлось.

Вот уже выгорело все сено, остался только толстый слой золы. А бочки все не взрываются. Сколько еще ждать?

— Айда, — с полным безрассудством говорю я шоферу, — проскочим как-нибудь.

— Поехали, — тут же согласился Мустай-ага и начал пристегиваться ремнями безопасности. — На фронте и не такой огонь видали.

— Нельзя, — тихо и твердо произнес бывший с нами в машине глава района. В его голосе слышалось и уважение к народному поэту, и опасение за его жизнь.

Вскоре машины, одна за другой, двинулись вперед.

Позже я навел справки: бочки все же не взорвались.

А у меня до сих пор сидит внутри: “Айда…”, “Поехали…”, “Нельзя…”

БЕДА

Об этом мне рассказал народный поэт Балкарии Магомед Мокаев.

…Не доезжая до Нальчика, рядом с низиной, покрытой колосящимися хлебами, дорога была буквально запружена автомобилями. Не было проезда ни в ту, ни в другую сторону. Прямо посередине шоссе понуро стояла породистая красивая лошадь. Знатоки сразу определили — знаменитая карачаевская. На асфальте рядом с ней без движения лежал тоненький жеребенок — плод ее вольной любви и нежности. Как выяснилось, его сбила иномарка и моментально скрылась. Эти “новые” ведь носятся как дикари, ни муллу, ни Аллаха не признают.

Множество людей стояло вокруг этой беды. А кобыла плачет, беззвучно, всей своей лошадиной душой плачет. Вдруг, тряхнув гривой, она подняла морду и уставилась на небо. Словно оттуда, с бездонной высоты упало на нее это бездонное горе, словно там исток случившегося. Она опустила глаза и с немым вопросом направила свой блуждающий взгляд на окружающих людей. Печальные мужчины, как дети, склонили головы. Вот легкая дрожь прошла по ее крупу, и она медленно опустилась на колени. Затем, словно сраженная молнией, рухнула на жестокую дорогу, неловко привалившись большим и теплым, но уже мертвым туловищем к своему малышу.

Печальные мужчины сняли шапки.

Потом, спустя время, стало известно: у матери-кобылицы разорвалось сердце.

ЧЕЛОВЕК ОН ВЕЗДЕ ЧЕЛОВЕК

С приятелем Р. возвращаемся домой в аул. Дорога лежит прямо через Зильмердак. На хребте всегда ветрено. В хорошую погоду отсюда весь мир кажется как на ладони. В этом месте всякий, кто идет в аул или из аула, делает привал: и едой подкрепиться надо, и упарившемуся под грузом коню роздых необходим.

Р., который три дня назад, еще в городе, говорил, что у него нет ни копейки, неожиданно достает из своей сумки колбасу, копченую рыбу, пряники и прочую всячину. Глотая слюнки, набрасываемся на еду. Между тем, спрашиваю: откуда, мол, такое богатство привалило? Р. начал как-то туманно объяснять, что продал велосипед, что сколько-то ему подарил зять, а потом, окончательно запутавшись, сознался, что обчистил карманы у пьянчуги, валявшегося в парке.

— Так ты меня на ворованные деньги тут угощаешь?! — взвился я…

Хоть и голоден был, но больше мне еда в горло не полезла. Так до самого аула и дошли молча.

НОГИ СТАЛИ КОРОЧЕ

Один мой знакомый, сокращая дорогу, много лет, изо дня в день, ходил на ферму прямиком через ручей. Подойдет, перепрыгнет, а там и ферма недалеко.

И вот однажды, как всегда, подошел, разбежался, прыгнул — и оказался по колено в глине. Разозлившись, снова решил прыгнуть, но опять шлепнулся в грязь, не достав противоположного бережка.

Вернувшись, жалуется мне:

— Сколько лет ходил через ручей, а сегодня вот весь в грязи вывалялся. Ноги, что ли, стали у меня короче?..

— Эх, старина, наверное, не ноги, а жизненный путь твой становится короче… Лет двадцать назад ты ведь этот ручей и без разбега перепрыгивал…

ХОЛЩОВЫЕ ШТАНЫ

Однажды, давно уж это было, из хутора, что расположен в далеком горном распадке, ко мне в Уфу приехали на поезде родственники. Погостили сколько надо и в обратный путь засобирались. Билет на самолет до Белорецка заранее купили. И вот слышу, дядька на полном серьезе деловито спрашивает у своей жены:

— Все в дорогу собрала? Гостинцы всем купила? А холщовые штаны не забыла?

Я удивился: зачем бы ему холщовые штаны понадобились? Но расспрашивать не стал. Потом только уж от жены его узнал в чем дело. Оказывается, мой сосед, прослышав, что дядька собирается лететь на самолете, дал ему “полное наставление”. Дескать, кто садится в самолет первый раз, тот либо наблюет, либо в штаны наложит. Потому-то, мол, лучше холщовых штанов для такого случая ничего не придумано…

Стареют мои дядья… Когда встречаемся, вспоминаем историю с этими штанами, смеемся до слез…

РАСКАЯНИЕ?

Автобус мчится в сторону города. В нем одни мужики — совхоз направил пьяниц на леченье. Кто бросит пить — тому вроде как премия будет.

Навстречу автобусу грузовик. Кузов полон ящиками с водкой. Бутылки позвякивают, поблескивают.

Машины остановились, оказывается, шоферы знакомые, жмут руки друг другу, улыбаются. А в автобусе трагедия — кто-то с вожделением смотрит на “святую воду” в грузовике, кто-то кого-то подговаривает, кто-то с собачьей надеждой и тоской смотрит на своего молодого сопровождающего…

И тут один, уже и не человек-то почти, насквозь пропившийся, выскочил из автобуса, подхватил палку у обочины и с криком кинулся к шоферу грузовика.

— А ну поворачивай, чтобы и духу твоего не было рядом с нашим аулом. А не то сейчас и бутылки твои расшибу, и тебя покалечу!..

Шутит? Или… Раскаяние?..

Но чудо свершилось — грузовик развернулся и на полной скорости помчался в обратную сторону.

ДИТЯ

Все еще в памяти увиденное на одном из районных автовокзалов. Внешне симпатичный мужчина играет с детским самосвальчиком: нагрузит в него песок, сложит губы дудочкой — погудит, посигналит, проедет немного и вываливает песок в сторонке. Потом снова грузит, сигналит, выгружает. Я едва не расхохотался, но тут же спохватился: божий человек, больной… Когда игра ему надоела, он подошел к отъезжающей машине. Шофер посадил его к себе в кабину, и они куда-то умчались.

Из разговоров я узнал, что все местные водилы давно знакомы с этим взрослым ребенком. Отвозят его на небольшое расстояние, а обратно он уже на другой попутке возвращается.

Поступки у него как у трехлетнего, значит, он — дитя, а детство так богато на выдумки, мечты и грезы, грезы, грезы…

И ВОДА ДОРОЖАЕТ

Жаркое лето. На вокзале два мальчугана с серьезнейшим видом пьют из автомата ледяную газированную воду. Так пьют, словно священную чашу в руках держат. (Тогда стакан этой кисловатой влаги стоил одну копейку.) Вот первый отпил, видать, зубы заломило от холода, протянул стакан товарищу. Тот тоже сделал пару глотков. Затем посмотрели, сколько осталось, даже пальцем измерили, о чем-то поспорили и неторопливо допили до конца.

Завершив это важное дело, они подошли к вагону, поднялись. По одежде и манерам они либо из аула, либо с соседнего разъезда, и на станцию приехали, может быть, только из-за этой газировки…

Мелочность? Бедность? Игра?

А не вчерашние ли мальчишки играют сегодня с Чашей справедливости? Вода-то нынче и та вон как вздорожала…

СПАС ОТ ГРЕХА

Я уже говорил, что в годы учебы частенько добирался из города до дома через леса, реки, хребты. Однажды по дороге встретил подводу, ехавшую в нашу сторону. Возница уговорил взять бутылку. Дорога длинная, хозяин останется в своем ауле, а мне еще топать семь верст.

Весело едем. Возница у каждого родника перекур устраивает, балаболит без умолку и все на бутылку позыркивает.

Доехали до какого-то покоса. Вокруг кострища лежат вещи косарей, а самих не видать. Наверно, сено где-то поблизости сгребают.

Возница мой остановил лошадь, слез с телеги. И тут же цепкий взгляд его уперся в седло, висевшее на суку молоденькой березки. Добротное, надо сказать, седло. Верно, мальчишка хозяйский прискакал сюда на жеребчике. Мой спутник, словно почуяв добычу, мягкими шагами подошел к седлу, стал щупать его, осматривать со всех сторон. Ну, думаю, не иначе как стащить его собрался. Разозлился я.

— Айда, — говорю, — лошадь что-то брыкается.

— Подожди маленько, подожди, — бормочет он тихонько.

— Чего ждать?! — нарочно почти заорал я, — не для тебя седло тут повесили!..

От греха, можно сказать, спас его душу. Да только подумал ли он о том?..

НИКУДА НЕ СПРЯЧЕШЬ

Проводил друга на вокзал. Поезд задерживается. Чтоб скоротать время, друг зазвал меня в ресторан. Народу — тьма. Молодежь, сдвинув два столика, пьет, веселится, курит. Заиграла грохочущая музыка. Молодые люди, изрядно подогретые спиртным, выскочили на середину зала и начали кривляться кто как может.

— Смотри, — говорит друг, — вон та, с косами, ну прямо “Бишбармак” наш выплясывает. Ну и времена, все перемешалось.

И действительно, музыка иностранная, а движения у красавицы наши, башкирские.

Да, национальность никуда не спрячешь, хоть в танце, а все равно проявится.

ОБОЗНАЛСЯ

В свое время, когда работал журналистом, много пришлось мне поездить по Башкирии. Однажды в дальнем райцентре я и наш фотокор шли с местным чиновником по улице. Идем себе, разговариваем. Навстречу идут женщина и маленький мальчик. Вдруг мальчишка со всех ног пустился к нам. Подбегает, хватает меня за штанину и кричит: “Папа, папа!” Мать покраснела, не знает, что и сказать, а мальчишка, тут же поняв, что обознался, попятился назад.

Через день нам уезжать. Пришли на автовокзал. Смотрю, а там опять эта женщина с мальчиком, видать, тоже в Уфу едут. Наш чиновник прошел в администрацию и вскоре появился с двумя билетами для нас. Фотокор в это время тоже заметил женщину. “Смотри, — говорит, — сынок твой провожать тебя пришел”. Отошли в сторонку, постояли. Вижу, той женщине с ребенком билеты на этот рейс не достались, грустные стоят. Хоть и не сынок, а жалко. Что им здесь в духоте, на вокзале мытариться? Отдал билеты им.

А чиновник подтрунивает: “Ну, теперь и мать наверняка поверила, что ты и есть папа”.

ОТДАМ ПОД СУД!

Дело было в Уфе. На автобусной остановке одетая по-деревенски женщина на башкирском языке расспрашивала у городской девчонки, как добраться до больницы. А та, то ли языка не понимает, то ли не знает, где находится больница, — стоит, только нос морщит.

— Я вам сюда из деревни отправляю мясо и молоко, мешу грязь на ферме, а ты не хочешь мне сказать, как до больницы добраться?! Тьфу, дармайыд!

— Я по-башкирски плохо знаю, — побледнев от растерянности, говорит девушка.

— Знай, учи — кто тебе мешает?! Покажи дорогу в больницу, не то я тебя под суд отдам!

Из стоявших рядом кто-то рассмеялся, кто-то нахмурился.

Я поспешил было помочь тетеньке, но вовремя остановился — городская девчонка, собрав весь свой запас башкирского, отчаянно жестикулируя, кивая головой, стала объяснять настырной доярке дорогу.

УКАЗАТЕЛИ

Как-то заехали в Калтасинский район. Новая дорога просто замечательна — ни ямки, ни выбоины, едем на полной скорости. Вдруг шофер останавливает машину. Оказывается, не знает, куда ехать, где сворачивать — на дороге нет указателей.

Вот ведь как случается. И хорошая дорога может оказаться бесполезной, если на ней не будет четких и ясных указателей.

БАЙКА

Однажды потерявшая терпение жена бросила своего в очередной раз напившегося мужа у окраины аула. Пусть, мол, собаки ему дорогу домой показывают, а мне надоело.

Случилось, проходила мимо одинокая женщина. Приволокла мужика к себе домой. Помыла, накормила, спать уложила. Понравилось такое обращение мужику, пить бросил. Стали они жить да поживать.

Первая жена и так и сяк уговаривала отдать ей мужа обратно. Нет, ни в какую. А новая супруга еще подсказывает:

— Ты пойди на край аула, на дороге поищи, может, и тебе какой попадется…

СПРАВЕДЛИВА ЛИ ЖИЗНЬ НА НЕБЕСАХ?

Кстати, о самолетах. Прилег я как-то отдохнуть под липой, а рядом мальчишка соседский пристроился.

— И-и-их, — вздохнул он, видимо подражая взрослым, — вот, если бы самолет пролетел над бабушкиным домом, хорошо было бы. Ребятам жвачки бы сбросил, а девчонкам шоколаду! — Мальчишка немного помолчал, как бы вслушиваясь в свои фантазии, и уже с полной верой в возможность осуществления своих замыслов, продолжил. — У тетки телевизор сломался, надо ей новый на парашюте сбросить. А бабка моя одна живет, ей надо бы хорошего бабая сбросить, он бы у меня дедом был…

В объятиях вселенной этот мальчуган с чистым и добрым сердцем показался мне маленьким ангелом, щедро раздающим справедливость. Неужели и впрямь небо и справедливость так неразрывно связаны с самого рождения в человеческой душе?..

НЕ ПРОЩАЮСЬ

С моим другом Г. мы учимся в университете. Каждые два-три месяца стараемся попасть домой. Только его аул чуть поближе к городу, а мой подальше. На обратном пути я всегда захожу за ним. Провожать его всегда собирается чуть ли не вся родня. Иногда аж до самой околицы доходят, прощаются, обнимаются. Не по душе мне это. Но у каждой стороны свои обычаи. У нас совсем не так. Наши, например, при расставании даже руки стараются не подать. А смысл этого простой: пусть твои теплые руки будет суждено пожать при новой встрече, а не при расставании.

… И я, уважаемый читатель, не подаю тебе руки. Встретимся еще, тогда и пожмем друг другу теплые руки.

Оригинал публикации находится на сайте журнала "Бельские просторы"

Автор: Сабир Шарипов

Журнал "Бельские просторы" приглашает посетить наш сайт, где Вы найдете много интересного и нового, а также хорошо забытого старого.