- Мааам?! А папа сегодня придет? Мы будем с ним елку наряжать?
Антошка, словно маленький ангелочек, бегал по дому в пижаме, время от времени залезая на подоконник и беспокойно вглядываясь в высоченные сугробы за окном, доставшие почти до подоконника.
Ждет, надеется... Вот и как сказать ему правду?
- Нет, сынок, сегодня вряд ли придет. У него дежурство. Только на подоконнике не сиди, а то продует, и будешь болеть в Новый год... Лучше брату помоги.
Лена, вздохнув, сняла сына с подоконника, и поцеловала в маленький курносый носик. Как он похож на отца... Любит его всей душой. Сердце кровью обливается при мысли о том, что он его больше не увидит. Горячий комок моментально скатался в груди, подступил к горлу и застрял там. Главное не плакать, незачем детям видеть такое. Она сильная, она справится. И все им расскажет. Потом.
Виталик весь день сидел за столом, сосредоточенный, насупленный. Пыхтя, вырезал снежинки, время от времени сдувая со лба белокурый чубчик. У него был такой же курносый нос, как у брата, и такие же большие светлые глаза. Но вот характер был совсем другой – глубокий, серьезный, основательный. Лене казалось, что он все понимает. Знает, что папа ушел, и больше не вернется. И сейчас переваривает эти мысли, катает их внутри, стараясь, как и она сама, не подавать виду, не пустить слезу... В конце концов, он же старше Антошки. Уже школьник, почти совсем большой.
Только самый старший сын, Женя, знал о том, что происходит в семье. Он уже не так наивен, чтобы бесконечно верить в ночные дежурства и командировки. Подошел как-то вечером, обнял. Сказал, мол, не бойся, мать, я буду помогать. Только много он напомогает, в 16 лет? Сам студент, самому бы кто помог... Друзья да первая любовь в голове. С ней, поди, сейчас и гуляет по снежным улочкам.
ДЗЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫНЬ!!!!!!!!!!!
Лена, теряя на ходу тапки и одновременно взбивая на голове локоны, бросилась к двери. Младший хвостиком побежал за ней. Виталик, словно замороженный, остался за столом, не меняя позы. Но по глазам было видно – ждал. Просто не хотел показывать виду. Сейчас войдет отец, а он сидит за столом и занимается своими делами. Может быть, и не посмотрит даже в его сторону.
ДЗЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫНЬ!!!!!!!!!!! ДЗЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫНЬ!!!!!!!!!!! – надрывалась трель звонка. Лена открыла быстро, не спрашивая. И через мгновение разочарованно вздохнула, увидев в дверях старшую по подъезду.
- Здрасти, тетя Рая. Случилось чего? Деньги кому сдать на похороны? Или опять новая дверь в подъезде?
Раиса Ивановна пытливо смотрела на Лену, то сжимая трубочкой, то разжимая кольцо сухих, измазанных малиновой помадой сморщенных губ. Волосы ее были туго закручены на тоненькие бумажные палочки и аккуратно прикрыты черным платочком. Видимо, прическа готовилась на вечер. В руках у нее было блюдо с огромным пирогом, густо посыпанным крошкой. А на одном локте болталась вместительная видавшая виды сумка.
- Да ничего не случилось. Забежать решила по-соседски. Мне говорили у тебя сейчас… тяжелый период… - смягчила выражение тетка, поглядывая на Антошку. – Ну, думаю, чего бы и не поддержать. Пустишь?
- Проходите… - сказала Лена, с трудом пытаясь скрыть разочарование в голосе. Тетя Рая вошла, поставив сумку на пол. В сумочных внутренностях что-то зазвенело и булькнуло.
- Да я ж не пью! – попыталась сопротивляться Лена.
- А зря! – не потерпела возражений тетя Рая. – Бывают ситуации, когда не грех и выпить.
Лена проводила ее маленькую кухоньку, и прикрыла хлипкую дверь со вставкой из зеленого волнистого стекла. Пространство замкнулось, создав иллюзию защищенности. Лена достала из серванта две хрустальных рюмки. А тетя Рая извлекла и недр сумки красненькую настойку.
- Что Васька-то твой? Дурит? – с сочувствием спросила она.
- Другую нашел! – выдохнула с болью Лена.
- Как так? Ты ж красавица, умница, трех детей ему родила. Все ж при тебе, даже талия сохранилась. Сколько она у тебя, сантиметров 65? Как так?
- А вот так…
- Не верю я в такое. Приворожили, поди.
- Да что его оправдывать, он взрослый человек. Сам сделал свой выбор. Прошла любовь, говорит.
- А ты больше слушай. Что, прямо вот так его сопернице и отдашь?
Лена сжалась в комок, мизинец на левой руке непроизвольно скрючился.
- Да ты поплачь, девочка, поплачь… Рюмочку давай, давай… до конца…
Обжигающая, сладкая до приторности жидкость потекла по горлу, разлилась по желудку, согрела кровь. Лена расслабилась, обмякла, слезы потекли по щекам.
- Я даже не знаю, кто она.
- Зато я знаю, потому и пришла. Моя работа такая – все знать.
- Правда? – Лена доверчиво посмотрела на соседку. Интересно, откуда она знает?
– Правда. Давай еще по одной. Пирог-то будешь?
- Я талию берегу…
- Да на кой черт тебе сейчас эта талия? Тебе успокоиться надо, у тебя трое детей. Быть сильной ради них. Давай за них кусочек…
Большой кусок пирога агрессивно спикировал из рук тети Раи на Ленину тарелку. Она отломила пальцами кусочек – вроде как попробовать из вежливости. Есть не хотелось совсем. Но коварная сладость буквально растаяла во рту. Лена, которая всю жизнь строго следила за фигурой, прямо руками, спешно и неаккуратно, запихивала пирог себе в рот.
Я сейчас будто ребенок, которого колдунья подманивает сладостями, подумала Лена. Она недавно читала Антошке сказку про колдунью и волшебные сладости. Но эта странная мысль тут же выветрилась у нее из головы.
- Давай, слезы вытри! Давай лучше думать, как мужика твоего вернуть. А соперницу – наказать.
Тетя Рая вытерла слезинку на Лениной щеке толстым грязным пальцем. Стало противно, но в то же время легко на душе. Так чувствуют себя дети, когда в комнату входит воспитатель, и становится ясно, что все под контролем. Скоро обед, а потом обеденный сон, и кисель с запеканкой. Лена отдалась этому успокаивающему, обволакивающему чувству, и больше не возражала, когда соседка «обновляла» жидкость в ее бокале.
- И как ее вернуть? – доверчиво спросила она.
- Ну есть методы. Я давно на свете живу. Ты про Белую бабу слышала?
- Нет.
- А она про тебя – да!
- В каком смысле? – удивилась Лена.
Тетя Рая вовсю хозяйничала на кухне. Достала из морозилки сало, скоренько подрезала на тарелку припасенную на Новый год колбасу. Но Лене было уже все равно. На душе вдруг стало спокойно и весело. Комок в горле растворился под действием настойки. Радовали сугробы, пляшущие за окном крупные снежинки, проблески серого зимнего неба вдалеке.
- Вы такая добрая, теть Рая, такая хорошая! – глупо хихикнула Лена. И проглотила кусок сала, почти не жуя. – Что вы хотели мне рассказать?
- Значит, история такая … - соседка без спросу хозяйничала на кухне, наливая себе чай. Малиновая помада на ее губах оставляла на белой чашке жирный противный след. – Есть такая … ведьма или демон, как ее назвать… Белая баба. Грехов за ней много, не скрою. Но за обманутую женщину она всегда вступится. И все вернет, как было, за небольшую плату. Ты, главное, верь.
- А как ее позвать? – спросила почти начисто лишенная воли, захмелевшая Лена.
- А ее не надо звать. Она к тебе сама придет. Ты только дай ей, что она попросит, и все.
- А что она попросит?
- Ну, мало ли. Имя соперницы, может быть. А соперница твоя – Инесса Эдуардовна Агатштейн. Просто запомни на всякий случай.
- А кто она… Он ничего не сказал, сказал только, что разлюбил.
- Да врач она…
- А откуда вы знаете?
- Вот этого не спрашивай. Знаю, и все.
Хлипкая дверь с волнистым стеклом распахнулась с противным скрипом, и в маленькую кухоньку вбежал Антошка.
- Мам, мам, тетя скоро уйдет? Нам еще елку наряжать!
- Не знаю, сынок! – хихикнула Лена.
- Я уже ухожу, ухожу! – с неискренней улыбкой сообщила соседка. И быстро выскочила из квартиры, даже не попрощавшись, поправив на голове свой черный платок. Как вдова, подумала Лена, и почему-то ей стало страшно.
- Елка! Елка! – закричал, прыгая, Антошка. Лена, шатаясь, добрела до дивана, упала на него вниз лицом, и провалилась в сон. Проснулась она к вечеру, больная, разбитая. От таинственной настойки начался жуткий отходняк, тело тряс озноб и болела голова. Но елку с детьми она все-таки нарядила. Праздник, как-никак.
Нарезали и салаты. Покромсали остатки колбасы. Ждали Женю, но Виталик сказал, что пока мама спала, он позвонил и предупредил, что будет встречать Новый год дома у девочки. У нее родители в другой город уехали.
Любовь, подумала Лена. Мы тоже такими были двадцать лет назад. Снова в груди скатался горящий комок, снова полез наверх через горло, снова скрючило пальцы. Включила телевизор – по нему показывали любовные комедии. Обычно было смешно от них, а теперь – невыносимо больно. Младшего Антошку уложили в девять. С Виталиком посидели до одиннадцати. Под бой курантов Лена загадала желание – чтобы муж все-таки вернулся. И снова легла спать.
В этот раз сон был прерывистым и беспокойным. Лена встала, подошла к окну и долго следила за безумным танцем снежинок в свете желтых фонарей. На мгновение ей показалось, что снежные вихри обретают форму, и в свете фонаря выступает женское лицо. Она зажмурила глаза, и открыла, и снова зажмурила. Лицо проступало все отчетливее.
За окном стояла женщина, вся белая, в белоснежной шубе до пят. Волосы и брови ее были покрыты снежинками. Выражение лица было строгим и торжественным. Женщина сделала шаг, и оказалась в комнате. При этом окно не открылось и не разбилось.
Это очень странно, подумала Лена. А незнакомка уселась на подоконник, глядя прямо на нее.
- Звала?
- Нееет… - попятилась Лена.
- Звала. Я чувствую, когда зовут.
Подоконник под женщиной заиндевел, на полу под батареей появились снежные заносы.
- Мужа вернуть хочешь?
- Хочу! – не стала отнекиваться Лена.
- Тогда заплати.
- Что вы хотите?
- Немного! – с улыбкой отозвалась гостья. - Хочу сосульку с твоей крыши. Отдай сосульку – снова увидишь мужа. Подаришь мне?
- Эээ… Берите сосульку! – сказала Лена. И вдруг поняла, что в этот момент случилось что-то непоправимое.
- Мне нужно три… Для полного возращения. И вы все будете вместе. Ты, дети, он…
Лена поежилась, и вдруг ей показалось, что перед глазами пробежала мутная картинка. Это было кладбище. И кресты, кресты…
- Давай любовницу изведем? Только имя назови, и тут же изведем… Я умею… - ласково шептала баба… И кровь застыла у Лены в жилах.
- Она-то тут причем? Это же не она нас бросила… - ответила Лена. И проснулась. За окном было белым-бело. И так спокойно, как бывает только утром первого января. Абсолютная, идеальная тишина.
Эту тишину вдруг пронзил грохот сползающего с крыши снега и льда. И жуткий, душераздирающий крик. Это кричал Женя, мать всегда узнает. В халате и тапочках, накинув на плечи дубленку, выскочила женщина во двор… Там лежал ее сын. Огромная глыба снега и льда, сползшая с крыши, попала ему прямо в голову. Лена не помнила, как вызвала скорую. Как ехала в больницу. Как в больничных коридорах столкнулась с Василием. Они обнимались и плакали.
Парня оперировала женщина-хирург. Единственная женщина-нейрохирург в городе. Немного придя в себя, Лена узнала, как ее зовут. Инесса Эдуардовна Агатштейн. Та самая разлучница, наверняка лишившая жизни ее дитя. Лена сидела на полу больничного коридора и страшно кричала. Подскочил какой-то парень в белом халате, Лене вкололи что-то. Очнулась она уже позже, у себя дома. С кухни пахло мамиными блинчиками. Мама принесла ей какао, и сказала, что все будет хорошо.
Как ни странно, Женя пошел на поправку. Коварная Агатштейн могла бы одним неверным движением превратить его в овощ, но ее рука не дрогнула. Конечно, потребовался период реабилитации, но парень не потерял ни навыков самообслуживания, ни умственных способностей. Хотя все как один твердили: если лазили в голове, это, считай, все.
Василий, правда, все равно не вернулся. Лене казалось, что это не сын, а она учится жить заново. Обретает новую профессию, взамен утраченной за время трех декретов инженерной специальности. Она всегда неплохо шила, вот, начала шить на заказ. Не бог весть какие деньги, но соседки поддерживали. Кто забежит справить себе на юбилей новый наряд, кто закажет модную юбку, кто просто заскочит на бегу, штаны подогнуть. Так и выживали… Там и Женя на работу устроился, а Виталик подрос, начал младшего в школу водить. Выжили, выдюжили. А потом и время изменилось. Более сытое настало время.
Вроде столько дней было, а все слиплись в один комок. Как-то смотрит Лена на себя в зеркало, а ей уже 52. И что, так и жизнь прошла?
- Так и не полюбила! – сказала Лена сама себе, глядя в окно на белую метель.
- Мам, может тебя на сайте знакомств зарегистрировать? – спросил Женя.
- В 52? Ты с ума сошел? В таком возрасте? Да кому я нужна?
- А ты попробуй.
Через полчаса Лена с изумлением изучала свою анкету, заботливо созданную сыном. Ей написало больше ста мужчин, из соседних районов, и из области, от 35 до 70 лет. Понятное дело, много было странных, мутных и непригодных типов, но все же… Женщина просияла, и впервые с того злополучного дня, когда обрушилась во дворе эта чертова глыба, купила тушь и накрасила глаза. Они стали больше и выразительнее. Потом зачем-то еще раз сбегала в магазин. За духами. Теперь от нее пахло зеленым чаем и яблочком. Никто не чувствует, но она-то знает…
На знакомствах Лена провисела недолго – недели две. Нашла интересного человека. Встретились. Далеко не зашли, но роскошный букет алых роз, упакованный в блестящую фольгу, мужчина все-таки преподнес.
Встретился Лене на сайте и бывший муж, Василий. С какого-то перепугу просился обратно. Писал высокопарные послания типа «ради наших детей», «ради нашей любви». Только где было все это «ради детей» и «ради любви», когда Лена колотилась одна, пытаясь заработать копейку. Злости за эти годы уже не осталось – выгорела вся. Но и любви тоже.
- А что же Инесса? – спросила с издевкой Лена. Василий не сразу понял, о ком речь.
- Ах, она… Она меня выгнала еще тогда, после той сцены в больнице. Когда нас вместе увидела. Сказала, мол, не могу я так, иди к жене.
- А ты?
- А я молодой был, глупый, у меня тогда еще одна барышня была… Но потом я понял, что только тебя люблю. Тем более вот здоровье что-то стало пошаливать, нужен догляд… Может ты, по старой памяти…
- Ты меня извини, мне пора, Вась… - прекратила эти попытки Лена. – У меня только один вопрос на прощанье. А откуда о твоей связи узнала наша старшая по подъезду? Раиса Ивановна.
- Какая Раиса Ивановна? Не было никакой Раисы Ивановны.
- Была!
- Не было!
***
- Баб Кать! – тихонько спросила Лена у старушки-старожилки, сидящей на утепленном одеялами кресле под козырьком подъезда. Это была ее единственная возможность дышать свежим воздухом. – Вы тетю Раю помните? Раису Ивановну, старшую по подъезду?
- Не помню, дочка! – честно призналась баба Катя. – А кто она? Тебе нужно ее позвать?
- Не нужно ее звать! – ответила Лена, и перекрестилась, глядя на пляшущие снежинки. В их кутерьме вдруг проступил силуэт ее нового жениха.
- Леночка! Это тебе!
В руках у него был огромный букет роз, заботливо завернутый в газету.
