На Унтер-ден-Линден полным ходом шла репетиция. Билеты на все пять концертов – а это шесть с половиной тысяч человек! – были раскуплены ещё за месяц до приезда ленинградцев.
Здание Немецкой государственной оперы было, возможно, не таким роскошным и внутри, и снаружи, как Венский театр, и не таким утончённым, как «Гранд-Опера» в Париже, и не таким мужественным, разрушенным войной до последнего камушка и восстановленным до ослепительного сияния, как варшавский Театр Вельки, и вовсе не тем легендарным колоссом, каким пару веков назад врос в брусчатку Милана «Ла Скала»... Но только здесь Наташа успокоилась. Стены «Дойче Штаатсопер» дали ей новые силы.
Гастроли подарили Наташе невероятные впечатления. Она прекрасно помнила руины Варшавы, среди которых даже успела пожить когда-то. А теперь город снова расправил крылья. Она жалела, что так и не решилась найти лавку Збигнева Новака. Как-то он там поживает? Процветает ли его пекарня?
Вся Европа дышала теперь весной. Неужели война вообще здесь была? Но приближался Берлин – волнение возрастало. Скоро сюда приедет Эрвин на Всемирный симпозиум хирургов. Он, конечно, останется здесь. Он давно мечтал об этом. Наташа сделала всё, чтобы отдалиться от него. Наконец, он обретёт спокойствие и счастье на Родине. Найдёт жену или женится снова. Эрвин ещё очень молод. И он, несомненно, более всех остальных достоин того, чтобы, наконец, стать счастливым. И как ей, Наташе, могла прийти в недальновидную голову мысль женить его на себе? Вместо того чтобы расчищать Эрвину путь в Берлин, она вязала его новыми путами.
Вечерами в новой квартире она сидела у телефона и ждала, когда он позвонит. Столько раз она хватала трубку, чтобы сделать это первой. Эрвин – друг всей её молодости, которого она редко понимала и ещё реже чувствовала. Живя с ним, Наташа так и не научилась разгадывать мужчин. Как с ними ладить? Что у них на уме, там, за изредка прерываемой молчаливостью?
Но Наташа всё-таки надеялась, что в первый день её прибытия в Берлин Эрвин найдёт её или позвонит, пусть даже для видимости, что ему интересно, как она доехала, пусть даже для приличия.
Думала ли она о Герхардте? Столько лет тайно общаясь с сыном, о чём Наташа давно узнала, он ни разу не дал понять, что волнуется о ней. Он ни разу не позвонил, чтобы поговорить именно с ней. Боялся? Чего же? Глупых обвинений, новой ответственности или какого-нибудь ультиматума? Если что-то из этого сильнее его чувств к Наташе, то стоила ли игра свеч? Хотя он мог быть женат, и это тоже объясняло его многолетнее равнодушие.
Так был ли он на самом деле? Был ли когда-то тот удивительный юноша, который первым из всех мальчишек, которых знала Наташа, отважился полезть за ней на высоченное дерево? Наташа потому никогда и не дружила с мальчишками: они либо сразу ретировались, узрев какое-нибудь очередное гигантское дерево, выбранное симпатичной девчонкой для доползания до самой его верхушки, либо спускались, одолев лишь первые пару веток. А Герхардт дополз, не сказав, как другие, ни слова о том, что она – сумасшедшая дура. Поэтому, может, и стал для Наташи одним на миллион.
Но ни в Лейпциге, ни в Дюссельдорфе, ни в других городах он не объявился. Может, его и нет давно на свете. А Эрвин – есть. Вот и дочка у него тут, оказывается. Наташа всё правильно рассчитала. Эти два немца, непонятно какими судьбами пересекшие её путь, останутся в прошлом.
Она снова плохо спала. Хотя когда бывало иначе? Никаких чудес Германия не принесла, а только вернула пропавшие на долгое время кошмары. И снова с ней допросы, Петер Штюц, полегшие все как один под Берлином ребята майора Печёнкина – и сам майор тоже, больше других обезображенный. И снова ржание взбесившейся лошади, одинокие ночи под открытым небом в какой-нибудь яме и жуткие голоса ночных зверей над самым ухом...
Во взводе Репунина к Наташе приставал один громила, зажав ей рот, но она до крови прокусила его руку и ловко вытащила его пистолет из кобуры. Прибежал сам Репунин, тоже имевший на неё виды, а за ним и все, кто услышал вопль громилы. Наташа не знала, чего ждать. Нацелив пистолет, она мотала его в разные стороны, предполагая худшее. «Я – Ксюша Марко! Только попробуйте ко мне сунуться!» – орала она. Репунин вздохнул горше всех и, наконец, сказал: «Только пальцем троньте её – башку снесу. Марко – наш лучший боец!».
А через две недели никого из них не стало. Никого из семидесяти пяти. Когда закончился бой, Наташа пыталась расшевелить хоть кого-то: подползала к каждому, заглядывала в грязное лицо, закатившиеся глаза или засохшие в крови глазницы. Но она никого не смогла расшевелить.
Это было под Веной. Именно там, уже под новым именем, Наташа прибилась к роте Печёнкина и пошла с ними на Берлин, чтобы там их всех потерять. Снова всех потерять. Всех до единого.
Друзья, если вам нравится мой роман, ставьте лайк и подписывайтесь на канал!
Продолжение читайте здесь: https://dzen.ru/a/ZZWeIRbxrS45bHmG?share_to=link
А здесь - начало этой истории: https://dzen.ru/a/ZH-J488nY3oN7g4s?share_to=link