В силу профессионального любопытства я смотрю многие передачи, которые вызывают изжогу у немалой части населения. Более того - если хочу разобраться и разложить увиденное на молекулы, еще и пересматриваю их с особым тщанием.
Утром привычно щелкнула на 87-ю кнопку, увидела Бориса Якеменко, который появился в студии на второй день Нового года, не засиживаясь, так сказать, за праздничным столом.
Привычными крупными мазками прошелся по мигрантам, слава Богу, пару раз оговорившись, что не все подряд такие, как отморозки, совершившие преступление в Челябинске.
Помните, в канун Нового года я добрым словом вспоминала курьеров, которые выручили нас в период пандемии? А ведь потом мы привыкли, что не нужно тащить самим домой тяжеленные сумки с мукой, сахаром, молоком, картошкой, стиральным порошком. Наверное, Борис Григорьевич таскает их сам, дай Бог ему здоровья, а у меня в подъезде до лифта 60 ступенек сталинского масштаба, и не я одна благодарна тем, кто приносит тяжелые пакеты прямо к двери. Вчера заболела дочка, продукты из магазина ближе к полуночи привез Оложобай. Сегодня малину, протертую с сахаром и то, что она попросила ночью, Хасанбой.
Не знаю, на чем перемещается по городу Борис Григорьевич, но если ему иногда приходится пользоваться такси (судя по тому, как он обсуждает тему, в ходу, видимо, только метро), то он не может не заметить, что большая редкость нынче сесть в машину к Ивану Ивановичу. Где сейчас российские мужчины, надеюсь, он помнит.
И, кстати, когда про стройки смело говорит "Мы сами справимся!", стесняюсь спросить, кого именно он имеет в виду, произнося это самое "мы".
Сегодня он вспоминал, как самый лютый кошмар, 90-е годы. Но у меня плохо укладывается в голове его сожаление о распаде великой страны и "понавезли семейки" - про жен, детей, быть может, матерей мигрантов. Вынужденных переселенцев, потому что надо быть безумцем, чтобы думать, что кому-то хочется бросать родной очаг, солнце, привычную еду, круг знакомых и кладбища с близкими для того, чтобы возить нам продукты в минус семнадцать градусов, как сейчас, или чистить снег, который многие увидели впервые.
Летом я здороваюсь с мальчишками 14-15 лет, которые метут наш двор, заменяя отцов, и каждый раз думаю, что если бы не распад СССР, они бы знали язык межнационального общения, были бы подтянуты за уши, как минимум, к среднему образованию и могли бы быть студентами Бориса Григорьевича в вузе, где он преподает.
Я думаю об этом, когда дочка говорит, что мы, реже слоняющиеся по местам скопления народа, даже не представляем себе, как развит бытовой национализм. При условии, что Якеменко и столь же безапелляционные, как он, мои сограждане, возможно, не отличат башкира, якута,тувинца от узбека, который, быть может, родился и вырос в России, но на лбу не написано, это путь - в никуда.
*****
Извините, вспылила. Хотела ведь сказать не о том. Могла бы продолжить разговор и о его более чем странной оценке "музея Бандеры", который музей Шухевича во Львове. Его наши разбомбили прошедшей ночью. Видимо, он был не в курсе, о чем речь. И в таком случае, на мой взгляд, ведущему стоило пройти мимо, чем рассказывать нам, что он "вообще против уничтожения музеев, потому что музей - это обычно средоточие всего того лучшего, что дала история и культура той или иной страны"...
- Но музей Бандеры, - продолжил он, - не был музеем. Это важно понимать. Если выстроить какой-то сарай, напихать туда фотографий, бумажек наксеренных, наразвесить плакатики и сказать "Вот теперь это музей", от этого это пространство не становится музеем. Музей это особая атмосфера. Это особый штат людей, которые посвящают себя целиком и полностью этому процессу. Это сублимация, действительно, всего того лучшего, что было.
О чем это он, думала я.
- Понимаете, не бывает музея уродов.
Ага.
- Ну, есть Кунсткамера, например, в Петербурге, может, вы видели.
Видели. И, боюсь, каждый из нас довольно неплохо себе представляет, что такое музей и вряд ли нуждается в объяснении. Даже в посленовогоднее утро.
- Который вызывает, на мой взгляд, и жалкое, и ужасное впечатление. Я там пару раз бывал...
Какое отношение всё, что я слышала, имеет отношение к тому, что наши грохнули "сублимацию", то есть пропагандистский механизм переключения мозга нормального человека (а следом - и бывшего дружественного народа) на идеологию офицера СС Романа Шухевича?..
*****
Борис Григорьевич постоянно напоминает нам, что никогда не смотрит телевизор.
Что в этой ситуации я должна подумать о себе вместе с большинством наших граждан, которые наивно продолжают следить за программой телевидения и обсуждать, что там происходит?
Плохо должна подумать я о себе, и, быть может, об одиноких людях, которые не выключают телевизор с утра до вечера просто для того, чтоб не остаться в пустоте.
Меня огорчает, что дочь отключила свой телевизор от общего вещания. Как ни зайду - там какая-то картинка не из нашей жизни, одна и та же непрерывная то ли игра, то ли нечто развивающее... Я не лезу, её дело.
Но если бы на кухне мы не включали маленький телек, то она не знала бы наизусть "Девчат", Покровские ворота", Ликвидацию", "Безымянную звезду"...
Ведь мы сами, того не чувствуя, пересыпаем свою речь афоризмами из любимых фильмов. И понять их смысл может только тот, кто в материале. Поэтому нам так сложно порой объясниться с иностранцами - у них своё кино, у нас своё.
Однако вчера у Бориса Григорьевича произошло внезапное столкновение с реальностью.
- Теперь что касается новогодних передач, новогодней программы. Ну, наверное, многие из вас видели на канале Соловьев лайф. Я ее посмотрел где-то до часу, до двух ночи. Замечательная совершенно программа. А вечером вчера я поехал к своей матери, часов в семь приехал к ней, чтобы поздравить, привезти подарки, продукты, собственно, как обычно... Я был у нее не очень долго, потому что мне было нужно ехать дальше. Но пока я у нее находился, у нее работал телевизор.
- И я случайно взглянул в этот телевизор. Минут десять, наверное, я посмотрел, что в этот момент происходило на Первом канале. Вы знаете, я глазам своим не поверил.
Я отложила бутерброд.
Даже елочка поникла и скукожилась от ужаса рядом с ведущим.
- Потому что у меня телевизора нет, я уже говорил об этом. Ну, вернее, он есть, как некий предмет, к которому просто я подключаю компакт-диски, или просто в интернете что-то смотрю. Нет тарелки, чтоб можно было смотреть какие-то программы. Я уже долгое время никаких федеральных программ не смотрю. В ПРИНЦИПЕ ПРЕДСТАВЛЯЮ, ЧТО НА НИХ НАХОДИТСЯ.
Откуда, подумала я. Сорока пересказывает? Бабушки в магазине?
- Но я, честно говоря, даже не думал, что всё до такой степени чудовищно.
Ученый, исследователь, преподаватель. Пишет книги. Посмотрел десять минут. В принципе представляет. Поэтому я, смотревшая Первый канал в то же самое время, приникла к экрану, чтобы оценить степень своего падения.
- Там было что-то про Гитлера. Почему-то в розовых пиджаках какие-то люди окружали какого-то дикого Гитлера, и всё это сопровождалось закадровым хохотом, очевидно, это было очень смешно. Мне вообще очень нравится, когда включается закадровый хохот, показывающий, где нужно смеяться. Вот я не помню, где в настоящих комедиях Гайдая, например, включался закадровый хохот, наверное, мы там и так все понимаем - смеемся тогда, когда нужно.
Мне захотелось посмотреть, где и когда смеется Борис Григорьевич, на мой взгляд, человек, лишенный чувства юмора от слова "совсем".
- Но здесь - вот этот закадровый хохот и то, что я увидел, оно меня потрясло до глубины души. Потому что я даже не представлял себе, что это всё уже находится в таком состоянии. Потому что, МНЕ КАЖЕТСЯ, обычным живым людям ЭТО ПОКАЗЫВАТЬ НЕЛЬЗЯ.
А мне показалось, что такие люди, как Борис Григорьевич, в свое время положили на полку такие фильмы, как "Женя, Женечка и "Катюша" и "Крепкий орешек" с Виталием Соломиным и Надеждой Румянцевой, потому что фашисты там были "неправильные".
- Это такой плевок в лицо любому мало-мальски уважающему себя человеку, что он потом очень долго не может утереться.
Здесь я снова должна была покраснеть, потому что плевка у себя на лице вчера не ощутила. Но ведущий продолжал меня убеждать:
- Ну, представьте себе - вы приходите в столовую, в кафе, в ресторан, и вам швыряют на стол тарелку с объедками, причем от кого-то уже оставшимися, явно, что этот суп или это жаркое кто-то уже ел...
У меня на это утро были более суровые планы, и я посмотрела, сколько минут мне предстоит еще это переслушивать (а я специально цитирую вам дословно, ибо привыкла работать, представляя не свои коротенькие представления о предмете, а весь его во всей красе) - и ужаснулась.
Ученый, историк, преподаватель. Слушают его сотни тысяч людей. Он с утра воспроизводит географические точки - Новосибирск, Ашкелон, Калуга, Малага...
Кстати, Мáлага, Борис Григорьевич, а не Малáга. Мне уже который раз режет ухо, но я знаю, что вас поправлять нельзя. Вы ученый. А я кто? Обычный человек, за которого вы сейчас решаете, что мне можно показывать, а что нельзя, хотя телевизор не смотрите.
- Это всё заветрилось. Как вы это воспримете? Речь идет не об элементарной брезгливости, а о том, что вы воспримете это, как оскорбление. Я нормальный взрослый человек, я не стану это есть. Что вы делаете. А показывать это - можно, очевидно. То же самое. Это даже вот не объеденную котлету...
Бутерброд, кстати, я так и не доела. Но дослушивала, к счастью, протирая пол в коридоре. Мои шерстяные тоже наслушались и промахнулись мимо пеленки. На улице-то минус семнадцать, чихов не выведешь.
- ... Вот это что-то перетухшее, - не успокаивался мой телевизор, по которому я (да-да, Борис Григорьевич), смотрю 87-й канал, - которое вам даже не на стол ставят, а в лицо швыряют. Я даже представить себе не могу, какое коллективное унижение должна пережить нация, прожившая одну новогоднюю ночь и новогодний день вот с этими программами. Вот ежедневно людей втаптывают в грязь. Потому что ни один человек с чувством хоть какого-то собственного достоинства, не может смотреть это по определению. Потому что это унизительно. Но самое главное, что кто-то там думает, что люди это будут смотреть. А вот люди, которые действительно беззаботно смеются вот над этим розовым Гитлером, они вообще... Я даже не ставлю вопрос о степени адекватности этих людей.
Ого, подумала я. Ничего себе замахнулся.
- А эти люди - они в состоянии построить великую страну? У меня такой вот вопрос. К этим людям потом можно обращаться с призывами честно, самоотверженно работать?
Поскольку всякий раз он обращался непосредственно ко мне, я устала краснеть и спрашивать себя, сможет ли он ко мне потом обращаться. Но параллельный труд на благо превращения квартиры в относительно чистое помещение после протеста собак помогал мне пережить это испытание.
Может, постирать что-нибудь, подумала я, а то до следующего сюжета еще 7 минут!
Мимо экрана я уже не просто проходила - пробегала.
- ... перерабатывать, делать всё возможное для того, чтобы страна возродилась? А нам предстоят громадные усилия по восстановлению не только определенных отраслей экономики, которые так или иначе пострадали в результате санкций. Но и для того, чтобы действительно выйти на первый план после противостояния с Западом. Как это можно сделать вот с таким набором телепрограмм? Я, честно говоря, этого не понимаю.
Дальше он прошелся по выкинутому Киркорову и осудил его замену на "бородатого гопника". (Интересно, если он не смотрел, то откуда узнал? Я не видела, потому опускаю часть про "пошляка и дегенерата")
- У нас есть критерий. Критерий у нас всех есть. Это вот те фильмы, которые большинство из нас смотрели в новогоднюю ночь. ... Они же есть. Мы же понимаем, что такое фильм, что такое юмор.
Теперь, благодаря утренней лекции Бориса Григорьевича, мы понимаем и что такое музей.
- У нас еще есть громадная классическая русская культура. У нас есть критерий. Если бы мы только что из яйца вылупились или с Луны свалились, тогда понятно. Может быть, даже вот это чучело со своей "качей" мы бы восприняли как что-то очень свежее, новое. И беззаботно хохотали, восхищались всячески. Но мы же понимаем все-таки, что такое культура. Что такое пение, музыка и всё такое прочее. Но нам это предлагается, это якобы освежило сетку. Что ж ты будешь делать... Поэтому вот это вот то, что меня поражает очень серьезно.
Углубился в ноутбук, где пошла реакция зрителей:
- Меня тут спрашивают: "Кукрыниксы с изображением сатирического Гитлера - тоже объедки?" Мне кажется, вы не очень понимаете, о чем я говорю. Я говорю не об этом. Смеяться тоже можно талантливо, - сурово отчитал ведущий написавшего ему в чат. - Кукрыниксы это делали в тот момент, когда Гитлер был актуален. И смеяться тоже можно талантливо. Потому что то, что сегодня воспринимается под смехом и юмором это не на уровне даже плинтуса, а какого-то сырого подвала.
Да уж не до смеха, подумала я. Не задалось у меня утро 2 января. Предыдущие были не очень, а это совсем.
- С тараканами, - добавил Якеменко, чтоб мне мало не казалось. - Речь не об этом. Вам нравится эта сатира? Вам смешно? Вы из этой категории? Мне тогда не о чем с вами говорить.
До следующего сюжета оставалось целых четыре минуты. Я-то их утром слышала, переслушивать не было сил.
Якеменко прочел в чате еще чье-то робкое замечание - мол, "вы просто не в материале".
И ответил еще жестче...
Не буду вас больше им мучить.
Я смотрю Соловьев лайф, ценю то, что делает отдельно от федеральных каналов Владимир Рудольфович. Мы часто обсуждаем с вами удачи и проколы его ТВ, которое переживает стадию своего становления. Думаю, всё там происходит непросто и мучительно. И я не собираюсь стирать ластиком большой труд коллектива ВРС.
Но, друзья мои, я тот самый простой обычный человек. Мы пережили очень тяжелые новогодние дни. Честно скажу, я 31 декабря нашла на телеканале "Русский детектив" повтор всей "Бригады". И это было самое то в такие минуты. Отключалась на профессора Евстафьева, который выходил эфир, следила за новостной лентой, послушала президента...
Потом читала про ночной обстрел Донецка.
1 января по возможности пыталась собрать для вас какой-то позитив, краешком уха слушала старые песни и фильмы по разным каналам. И вечером набрела на "Большую разницу" - ту самую с розовыми пиджаками.
И - о ужас! - задержалась на ней. Там смеялись над раскраской "Семнадцати мгновений весны", ловко переплели Штирлица с героем "Ликвидации", постебались над Эрнстом, перевернули с ног на голову "Служебный роман" и очень неплохо прижучили современный экран за рекламу. Мне кажется, возвращение старой программы вполне удалось.
Полный кошмар, с точки зрения Бориса Григорьевича, и то, что я посмотрела потом "Чебурашку" по Второму каналу. Люди же в кинотеатры ходили. И мне захотелось свое суждение иметь. Получила. Чем не понравилось - напишу отдельно. Не успела вчера закончить, потому что переключилась затем на "Вызов". И, знаете, есть о чем поговорить. Но позже, когда посмотрю первую половину, на которую опоздала из-за "Чебурашки".
Боюсь даже упоминать о том, что не отключилась, когда началось "Новогоднее приключение". Сначала не нравилось, не въезжала... (Может, потому что делаю сто дел одновременно). А потом Пегова меня раскрутила на такой смех, что засыпала я в хорошем настроении...
Пока не проснулась и не включила то, о чем рассказала.
К слову о ТВ. Саша Коц, который будучи военкором, все успевает даже в эти дни, поставил у себя опрос:
Я просмотрела все позиции, вспомнила Максима Юсина, который смотрит и будет это отстаивать. И поставила галочку напротив "Это унизительно".
А вот в случае с ученым, автором книг, историком, преподавателем, который я описала, даже не знаю какую оценку предложить...
Надеюсь, вы извините меня за то, что позволила себе чему-то улыбнуться 1 января. Я чудовищно устала за предыдущий год, боялась, что не переживу. И когда услышала, что отношусь теперь к категории людей, которые не "в состоянии построить великую страну" и ко мне уже нельзя "обращаться с призывами честно, самоотверженно работать, перерабатывать", уже не знала - смеяться или плакать.