Про халтуру французской системы образования, неоправданное чувство превосходства, немужское проявление характера и
адекватность оценки ситуации.
1818 год. Россия. Санкт-Петербург. Май.
- Анриии! Открывай немедленно! Это Августин Бетанкур!!! Я вернулся из командировки и хочу проверять как идет наша стройка!!!
Дверь в особняк, который на Малой Морской был далеко не самым богатым, но был все-таки не гадким утенком на знаменитой улице, отворилась и оттуда показалось лицо дворецкого, а затем остальной дворецкий:
- Господин Бетанкур! Бесконечно рад вновь вас видеть! - со скучным лицом и голосом, лишенным всяких эмоций поздоровался дворецкий с начальством своего господина.
- О! Атанас! Тоже рад тебя видеть! Давай, веди меня к своему «господину» - гляди чего, за три года ни камня не положил, а господином как-то стал… - с улыбкой качая головой тронулся внутрь дома Августин. Но уперся грудью в могучую руку дворецкого и остановился, недоуменно глядя на него.
- Атанас? - удивленно и нарочито медленно оглянулся через плечо дворецкий. Не увидев сзади никого, он спросил Бетанкура
- Это так тавова прохиндея звали, который у хозяина две недели до меня работал и все серебро украл? Нет… того вроде Евлампий звали (как яд выплюнул имя дворецкий), а уж как в пашпорту написано - никогда не узнаем. Атанас, Атанас… нет, господин АВГУСТ, не припомню таких в этом доме… кстати, а вы записаны с визитом или мимо проедете? Без записи только самые близкие друзья… у меня и списочек есть.
От такого пассивно-агрессивного напора Августин Бетанкур, начальник государственного императорского комитета по гидростроительству, второй председатель почетного совета академии искусств, председатель производственного комитета, комитета по материальному обеспечению императорского комитета по архитектурному надзору и все это при строительстве самого большого православного храма в Европе (после храма Святого Петра, но «там нечестно размеры считают» - как заявлял Монферран Бетанкуру в частных беседах) разладился. Да так сильно, что смог только очень жалобно, но громко прокричать «Анриии!!!! Тут Атанас лютует и ругается!». Откуда-то сверху раздался скрип двери, грохот чего-то тяжелого сверху вниз по лестнице, невозмутимого дворецкого слегка качнуло в сторону и перед ним возник Огюст Анри Луи Рикар Де Монферран, в галифе, туфлях на босу ногу и застегивающий белое жабо на расстегнутой рубахе. К туфле приклеился дамский чулок симпатичного размера и на подвязках.
“Не рядовые панталоны… весьма неоднозначный факт для одинокого мужчины, занимающегося строительством Православного храма” - одновременно на разных языках и с разной степенью осуждения подумали Августин и Афанасий. Августин с нулевой степенью осуждения, а Афанасий с далеко идущей…. При этом, дворецкий, едва окинув взглядом хозяина, почти моментально наступил начищенной гигантской штиблетой на предмет женского гардероба и продолжил невозмутимо стоять. С улицы прохожие не заметили вообще ничего необычного. Даже Бетанкуру начинало казаться, что он все нафантазировал - таким невозмутимо точным и быстрым было это действие по сокрытию улик.
Однако, ногой Афанасий Порфирьевич пытался незаметно оторвать приклеившийся предмет дамского гардероба от туфли Луи Рикара, чем создавал уже другого рода странную картину для прохожих фешенебельной улицы.
- Господин Бетанкур!!! Рад вас видеть!!! Вы уже вернулись? Какая радость! - продолжал почти на безупречном русском изображавший радость Анри де Монферран. В силу легкости характера и загадочной привлекательности профессии архитектора в репетиторессах русского языка проблем он не имел. И, повернувшись к дворецкому, запричитал:
- Атарасий Портфольевич, вы чего же господина внутрь не зовёте? Я же вам список дал - там же написано все!
- Так точно, господин Жульи-Мульи Де Мадам-парам-там!
Анри поморщился от почти хамской интерпретации своего имени. Однако, он платил этому странному человеку баснословные деньги. Такие, что здравый смысл требовал прислушиваться к настолько платному мнению, а не устраивать разборки.
Итак, проглотив “Жульи-Мульи” Анри внезапно понял, зачем “Атарасий” всегда коверкает его имя. И медленно, стараясь изо всех сил, произнес варварское:
- АА-хфффааннасий Пор-фиррр-рьь-евич… - не успел он договорить, как услышал от самого дорогого столичного дворецкого фразу, которую никак не мог добиться на протяжении 2 месяцев. Фразу от дворецкого, за которым охотилась вся знать и вся богать Петербурга, кроме царской семьи. Дворецкого, который сам выбрал Анри Рикара!
- Слушаю, господин Огюст Луи Рикар, я стараюсь выполнять ваши приказания максимально точно!
- Господин Колодьин - дворецкий таял на глазах - но там же русским по белому чётко написано “при посетителях … того… молчать”, а “импозантного мужчину по имени Августин Бетанкур”… - начал Анри
Поплывший от акцентного, но, наконец-то, правильного произнесения своего имени Афанасий Порфирьевич пробормотал:
— Гнать взашей максимально вежливо… - тут он постепенно начал приходить в себя, достал листок:
— Но неотвратимо! - громко прочитал он с листа, озаглавленного “Перечень негативных визитеров.”
— И ещё приписка на хранцузе: Но диз ръен до парай диван се травай…. Я диван и трамвай понял, а все остальное пока не учил… Урок же послезавтра - вот тогда и выучу. А сейчас - дел не впроворот . Вот, пенсионера надо выпроводить!
—Прежде чем гнать взашей этого пенсионера - холодно глядя на Анри де Монферрана начал прямо сквозь зубы выталкивать льдышки слов Бетанкур - он вам с удовольствием переведёт этот милый кусок приказа: ne dis rien de pareil devant ce retraité - переводится: ни слова при “этом пенсионере” о текущих договоренностях!
Бетанкур резко развернулся, начал было своё ”Честь имею”, но не договорил и получилось:
— Чебой..дётесь. Шься вообще. Так он передумал злиться на Афанасия Порфирьевича за честное выполнение бесчестного поручения Анри. “Тот хотя бы честно делает свою работу! А этот вот уже 3 года получает жалование Главного Архитектора, хотя таковым не является, выбил себе командовать закупкой и расходом материалов, авторский надзор - а за работы отвечает комитет и я! Так это ладно, башка у него варит, денег у нас ним завелось - никогда столько не было… Затопило финансовым благополучием…Но ТАКОЕ хамство!” - Августин досадливо пнул ногой стену кареты и приказал вознице:
- К Строганову! В Зимний, второй Восточный вход по набережной….
И укатил в сторону почти достроенного Дворца.
Мужество во спасение
Афанасий Порфирьевич осторожно поднял ногу, поднял чулок с кружевными подвязками, успевший изрядно потрепаться и протянул его Анри Рикару де Монферрану… Учитывая пикантный элемент, сейчас по дому где-то ходит девица стройная и с голыми ногами (не оденет же она один), и без панталон. Учитывая их униформу, Афанасий Порфирьевич был уверен, что стойкости мужской части прислуги хватит минут на 20.
Тут из дома раздался громкий, но милый бабий визг, который, впрочем, чётко звучал как “нет” и сразу следом за ним похотливый рёв. Де Монферран и Колодин переглянулись и рванули в дом, на непрекращающийся крик. Когда они добежали до театра, где развернулось представление, действие уже перешло к сочувственной фазе. На табуретке с тяжеленной сковородой в руках стояла совсем юная фигуристая служанка с голыми красивыми ногами. Она тяжело дышала и каждый ее вдох сопровождался великолепным поднятием красивой упругой груди. А ножки, меж тем, очень мило топтались на стуле. Это вместе было настолько поразительно-прекрасно, что даже старшая горничная, прибежавшая вместе с Колодиным и Де Монферраном несколько секунд глазела на чудо жизни. Потом с усилием, как бы с разбега, слегка качнув голову влево, а потом резко вправо, старшая горничная перевела взгляд на Афанасия Порфирьевича. Тот всё знал, всё понимал, но ему потребовалось на 11 секунд больше времени, чтобы вернуть слух и на 14 секунд больше, чтобы вернуть речь. Контроль над оставшимся дворецким он возвращал уже по ходу дела.
Марфа (так звали старшую горничную) оглядела комнату: в кухне, где готовили для господ, было 10 человек и “животное” на полу без сознания со спущенными штанами. 8 из 10 стоявших человек были скованы и лишены воли видом голых ног и немножко попы юной служанки. Сама служанка была испугана и продолжала вздрагивать попой на всякий случай, чтобы никто не отмер. Она не понимала хорошо это или плохо, что все замерли, но на всякий случай старалась ничего не менять.
—Варя! Варенька! - попыталась позвать Марфа девицу - что случилось? Почему ты с голым задом без белья на людях?
И тут из Вари, издалека, как прибывающий на полустанок паровоз, начала проливаться истерика:
--Задурил мне голову их сиятельство… жалко егоооо, он одиииин, чужая странаааа, ни слова дооооброго не слышит, все только “Анри туда - Анри сюда”, а ему годикооов-то всего дванцать и матушка в треклятой Хранции… тепла душевного ему чуток бы - не гонял бы поди так вас всех…. А тут еще со всех сторон его торопют, он ночами не спит… - скороговоркой, с нарастанием давления средних частот затараторила Варя. Потом затихла на секунды и на максимальной громкости, с высотой звука, близкого к ультразвуку, заорала в сторону иконы в углу:
--Пожалела я его, горемыку иноземного!!! Теплом своим согреть хотела!! Обняла, вон! А он! - и резкий обрыв. Тишина…в углу попыталась пробежать мышь, но ее напугал собственный топот.
--Ну-ну-ну… успокаивайся - по-матерински прониклась к ней старшая горничная, - ты доброе дитя, а мужчины - коварны. Но как бы то ни было - он наш хозяин и мы должны соблюдать дистанцию, даже если сильно хотим ему помочь. Ты вот зачем к нему зашла, перед всем, что случилось?
—Я? С Рождеством их поздравила, кофий с коньячком принесла, печенек смешных налепила в виде женских прелестей…- Варя покраснела еще сильнее и замолчала.
--С Рождеством? - почти упал в обморок Афанасий Порфирьевич.
—Влеченьки??? - закричала было Марфа, но тут же смутилась и отвернулась…
—Марфа Аркадьевна? - суровым голосом устроил перекличку старших горничных Колодин.
--У мен-н-н-ня просто родственница рассказывала, что слышала от жены дальнего друга двоюродного брата мужа сестры, что бывают такие печеньки... З-знаете… Ну… - она показала двумя руками округлости в районе груди и потом бедер - ну… такие… Ну, влеченьки!
--Ладно, с вами потом… А пока…
Колодин и Марфа и глянули в окно - там цвела сирень и слегка похолодало… до плюс пятнадцати. Вообще лето начиналось жарко.
--С Рождеством поздравить… - начал сокрушаться Афанасий…
— Католическим…- добил его Анри.
--Так! Всем выйти вон, кроме Варвары и господина Анри! Твердым криком спокойно распорядился Афанасий Порфирьевич. Марфа, сделай так чтобы они все забыли эти сорок минут навсегда… а болезного - он кивнул на лежащего без сознания - на биржу труда. Немедленно!
Марфа кивнула, ее взгляд стал остро-холодным и она последней покинула помещение. Колодин кинул кружевной (кружевной? Я как не разглядел-то?) чулок Варе и скомандовал
—Выйди на 2 минуты, надень и зайди. Решать будем. - потом повернулся к Огюсту и произнес - Ну вот как так, Огюст Анри Луи Рикар ДеМонферран?…
Хитрость и месть во благо
-...так ещё и фундамент переделывать надо будет, если действительно ошибка есть! Но это ладно - но каков хам... - гневно выталкивал из себя русские слова Августин Бетанкур в сторону Александра Строганова...
— Успокойтесь, господин Бетанкур. Я понимаю, но не разделяю ваше возмущение по поводу гостеприимства господина ДеМонферрана. Вы сами подумайте: 22 года, влюбленность, богатство, много работы, а тут вы или я… Ну он же нас воспринимает как помехи на его пути жизни. А мы его - как соратника в сложном вопросе. В этом вся ваша проблема. Надо сделать так, чтобы он к нам относился с уважением и доверием - и денег больше станет, и храм надежнее будет с нашей помощью, и император спокойнее спать будет, зная что у нас все под контролем — расхаживая от Бетанкура к окну тихо говорил Строганов.
— Считаете? - уже успокаиваясь спросил Августин
— Считаю, что надо над этим посмеяться, Анри проучить и заставить стать нашим другом, в известном смысле.
— А как? - спросил Бетанкур.
— Есть у меня план по укреплению фундамента храма и отношений… - еще тише сказал Строганов.
Вошедший секунду назад Александр I услышав это так же тихо произнес:
— Пи%;ец архитектору, прости Господи… Сашка! Ты чего надумал?
--Господин Бетанкур, у вас появился хамоватый, но одаренный выскочка, я слышал… Так же из Франции… Как бишь его… — абсолютно точно зная фамилию делал вид, что задумался Строганов
--Модюи? А он здесь причем?
--О! Он завистлив, неплох в устройстве парков и садов, алчен и подл - пробормотал Строганов. И, видя легкое непонимание Августина, вздохнул и пояснил — мне он, во всяком случае, сделал весьма неплохой сквер на работе - и махнул головой в окно - а нашему Огюсту сделает гениальный поклеп на имя самого императора. Ошибку в расчетах фундамента исправим - вы же ее видели?
--Разумеется - абсолютно фальшиво пустил петуха Бетанкур.
—Ну и славно. А на будущее заставит все в 10-кратной прочности посчитать.
Бетанкур подошел к выходящим во двор окнам и увидел прекрасный мини-сад около расположения Строганова, у остальных же присутственныбыло убого-каменно. Александр I молча подошёл сзади и, выглянув из-за плеча Строганова сказал:
—Во-первых, демон, ты завтра переезжаешь в соседнюю секцию, а сюда переезжаю я. Во-вторых, Саша, Санкт-Петербург должен утопать в таких садах. Решено. Все снова слушаем Сашку….
—Я сейчас опишу Вам, хозяин, как я вижу окончание этой постыдной истории…. - хрустя пальцами и запястьями начал Афанасий разминаться для насаждения справедливости.
--Варвара - моя племянница, посланная моей старошей сестрой Тоней ко мне в устройство и под мою опеку всю жизнь останется в девках и будет скитаться по задворкам страны, спасаясь от настигающего её позора. Обозы любят такие истории, они их еще и дорабатывают… И тут либо монастырь, либо лихие люди на границе отечества… Оба варианта мне сеструха не простит.
--Огюст ДеМонферран - достойный муж ко славе шел… И тут - великое фиаско! В силу оставшегося уважения к вам, я буду бить не сильно, но у вас такая конституция, что… Придётся вам вернуться на Родину с уверенностью, что Россия — страна глухих дикарей и ханжества. В которой и травматологическая, и эстетическая медицина отсутствуют как класс. Руки и ноги перешибу, но самое главное, физию эту смазливую сотру совсем, чтобы больше не повадно было - напустив на себя нарочито-сожалеющий вид,и периодически стреляя острым взглядом то в Анри, то в вернувшуюся Варю, Афанасий Порфирьевич Колодин играл свою исторически-нравственную пьесу. Расстреляв снайперский арсенал, дворецкий достал крупнокалиберный пулемёт.
--Афанасий Порфирьевич Колодин, импозантный и галантный дворецкий высшей категории со знанием хранцузского на уровне… ну, скажем… на уровне “я вас слушаю, но не понимаю, зато говорю, и меня не понимают” - назовем этот уровень - “промежуточный” - за избиение Главного зодчего Главного православного храма России сослан в Сибирь, прислуживать сосланной туда же солдатне и крестьянам. В столовой. Где-нибудь под Тобольском. Храма нет, денег нет, у Императора душа болит… народ недоуменно-взбешён.
--И все это ради каких-то пары раз…
--Вообще-то 8! - пискнула откуда-то из-за архитектора снизу спрятавшаяся на корточках Варя Колодина. Анри поморщился, но взгляд от Афанасия не отвел.
С другой стороны закрытой двери раздался звук упавших на пол 4 мешков с мукой и костями. А по факту 4 бездыханных тела присоединились к счастливчикам, потерявшим сознание раньше. Дверь медленно со скрипом открылась…
На ручке без сознания висел лакей 1 ранга Богдашка, а на входе остались лежать 2 повара и Марфа. Количество людей без сознания в элитном доме на Малой Морской стремительно приближалось к количеству людей в сознании.
Было видно, что Афанасий сбит с самой вершины своего морализаторства и не может найти продолжения пафосного монолога. Гневно посмотрев на Варвару он продолжил:
--Антонина Колодина, сестра и наставница Афанасия, не выдержав мук покончи…
Но тут, внезапно, у Огюста Рикара со стороны затылка побежали забытые со времен войны мурашки и наш тщедушный архитектор расслабился, слегка повёл плечами и откинул к чёрту недозастёгнутое жабо:
--Афанасий Пор..фирьевич! - всего один раз споткнулся на сложном имени Огюст. Его голос был неожиданно глубок и наполнял каждый уголок помещения…
-- Я - офицер Наполеоновской армии, участник битвы при Арно, Лейпцигской битвы! Кавалер Ордена Почётного Легиона! У меня орден за мужество есть! Угадайте за что?
-- Я не совсем… - замямлил, обалдевший как от напора, так и от сути информации Афанасий. Варя села за Анри на попу, смотрела на него не отрываясь и покусывала нижнюю пухлую губу.
-- За МУЖЕСТВО! - проорал в лицо Афанасию архитектор. - Я честный и смелый человек! Это подтверждено орденами! Есть ли у вас что-то подтверждённое медалью или орденом? И если Вы, Афанасий, хотите проверить своё мужество, то мы можем с вами набить друг другу морды! Но, вообще-то, я собирался жить с Вами мирно, возможно, дружить! А на Варе, скорее всего, жениться!!!
Откуда-то из-за Монферрана раздался счастливый женский хрюк и звук потерявшего сознание тела.
--И пока крики и количество обездвиженных тел не начало привлекать охранников правопорядка, предлагаю забыть это недоразумение, вам, Афанасий, принять во внимание, что я не совсем зеленый нахал. Я приму во внимание все Ваши заслуги и тягу к пафосной справедливости. И мы вместе в ближайшие несколько десятилетий постараемся сделать мир вокруг нас я - красивее, вы - раз уж вам это так важно - справедливее! По рукам?
Афанасий Порфирьевич молча подошел к Анри протянул ему руку, а когда тот руку пожал - Афанасий дёрнул его на себя, крепко обнял и приподнял.
—Варька! Ай, без чувств… МАРФА!!! Тоже… Ладно, я сам сбегаю! - проорал счастливый дворецкий и убежал в подвал.
“Мне кажется, завтра будет самое тяжелое утро моей жизни” - подумал последнюю здравую мысль за сегодня Анри Рикар и наклонился над Варей.