Тому, что я люблю речь вести, отталкиваясь от авторитетов. – Почему? – Не из зависти, - как это часто предполагают комментаторы, - к тому, что авторитеты имеют громкое имя, а я нет. Я даже частенько вступаю в спор с дзеновскими авторами, не имеющими авторитета. И там меня не манит попрать неумение. – Сам я думаю, что спорю ради сюжетности моего рассказа. То есть – в интересах читателя.
Но почему тогда я преимущественно не даю кликабельные заголовки? – Не потому, что не умею их выдумывать. Например, этой статье более кликабельным был бы заголовок: «Спор с именитым историком искусства». Но словосочетание «историк искусства» уже было в недавней статье… – Скорее потому я так называю, что мне необходимо начинать с себя (для разгона в искренности). Я только ею могу перед читателем козырять, потому что «теория», которой я следую, не общепринята, а такое чаще встречается в штыки, чем со вниманием.
В общем, читаю статью Киры Долининой о Петре Кончаловском и сплошь не соглашаюсь. Потому что у меня сложилась морально негативная концепция буддизма, а Кончаловского я считаю пробуддистом. Сами буддисты аморальность маскируют под ультрадоброту (и муравья не убьют; в результате эта религия общепринята как одна из основных традиционных, которым следует-де следовать). – Вот на днях в финале детективного сериала услышал себе подтверждение от имени, я понял, буддизма, в Бурятии: «Научись наблюдать. Научись ни во что не вмешиваться, как ни во что не вмешивается камень или вода. Вернёшься, тогда перемены вокруг будут касаться только твоих глаз». И пусть, понимай, весь Этот мир летит к чёртовой матери. – То есть буддизм – пассивный вариант человеконенавистнического ницшеанства (активного). В философской его части приемлемого (например, в искусстве) за саму философичность (в смысле – слова не дела).
Итак, читаю статью, сплошь не соглашаюсь, и вдруг – приемлемое место:
«Окончательная победа Сезанна на русской художественной сцене в лице Кончаловского и его собратьев по «Бубновому валету» состоится чуть позже, в 1915-м, когда придет время размежевываться с куда более радикально настроенными Ларионовым, Гончаровой…» (http://loveread.me/read_book.php?id=100990&p=58).
Размежевание я объясняю пробуддизмом «Бубнового валета». И название им придумал более резкий ницшеанец Ларионов (а те пассивно приняли), и тот (и Гончарова) терпеть соседство в группе более тихих сотоварищей не могли и ушли.
Тут, - «куда более радикально» относительно натурокорёжения, - я и Долинина совпадаем.
Но что Долинина это обобщает словами: «победа Сезанна»… - я б сказал не так: «победа ницшеанства» (всё же пробуддизм – это пассивный извод ницшеанства). Там, в начале ХХ века, очень плавное нарастание натурокорёжения, начиная с постимпрессионистов, крайне разочаровавшихся в Этом мире.
Любопытны касательно ницшеанства слова буддиста (или шамана?) из начала финальной серии того же детектива:
«- Зимой молодые люди уходят по одному в сопки огня. Без воды, без пищи, без оружия. Когда возвращаются через семь дней, они становятся воинами, настоящими воинами. Вернулся раньше – женщины их не принимают, их гонят: «Ты никто»
- А если ты вообще не вернулся?
- Того забывают. Он лишний».
Каков антигуманизм, а?
Но один – умный наверно – человек, какой-то Суриков, сказал так: смещать соотношение (Зла к Добру) в художественных моделях в пользу зла (5/8 к 1/8) в надежде на активизацию каких-то внутренних резервов сопротивления злу – в том состоит от ницшеанства польза для совершенствования человечества при испытании его искусством.
*
Не знаю, можно ли мне соглашаться с такими словами Киры Долининой:
«Магия «Бубнового валета», которому мы обязаны тем, что в советском искусстве живопись как таковая выжила» (Там же).
Я у себя на дзен-канале выделил подборку «Соцреализм», там переписаны и кратко охарактеризованы те произведения, в которых чувствуется, что они рождены таким подсознательным идеалом: сталинским (централизованным) социализмом.
Рождённость подсознательным идеалом я, эстетический экстремист, считаю высшим признаком произведения искусства. И те произведения, что я в подборку поместил, ничем «Бубновому валету» не обязаны. И мне б не согласиться с Кирой Долининой. Но правда в том, что бубновалетовцы действительно сумели не сдаться соцреализму-в-плохом-смысле-слова. И действительно в мой подборке «Соцреализм» произведений мало. И как-то лень искать не сдавшихся, что само по себе говорит о некой трудности найти таких, безоговорчных упрямцев.
*
«звенящие свежестью «бубновалетовские» 1910-е» (Там же).
Дать такое определение понятно, если помнить, что Кира Долинина формалист. Скажем, ужасное сделано нестрашным (ноги быка на корриде, как у плюшевой игрушки) – это формальная новость. Но мне б хотелось, чтоб не только была увидена созерцательность при таком взгляде на корриду → бесчувствие → пробуддизм, но и дошло б до осознания, что до такого докатываются от крайнего разочарования в Этом мире и выражения как идеала… иномирия. Метафизического!
При таком умонастроении не потянет пользоваться словом «свежестью», при небытии-то…
*
«гнилостные 1930-е» (Там же).
Определение, по-моему, политически гиперболизировано. Я сам считаю, например, большинство передвижников и академистов творцами прикладного искусства, второсортного (за происхождение чисто от сознания). Но это всё-таки искусство. То же и с 1930-ми годами. Там есть, хоть и мало, настоящий соцреализм. Там есть немало настоящих, от души, других «измов», не разгаданных по сути и принимаемых за соцреализм.
Разве что Кира Долинина формалистски имеет в виду, что новых «измов» 1930-е в СССР не дали… Но соцреализм – новый «изм»: новое в социуме понимается как ориентированное на именно сталинский социализм (ограничение настоящего реализма, распространяющегося на любой социум, где социализм-по-сталински лишь часть социума).
*
«трагический портрет Мейерхольда (1938)» (Там же).
Наконец, негатив к Этому миру увиден. Но. Как он политически сужен. И философски – тоже. Одно дело отрицать что-то в Этом мире: советскость, - и тогда «трагический» – подходящее слово. Трагический герой умирает, его идея остаётся жить (значит, победит антисовесткость в каком-то будущем). А другое дело – в Этом мире разочароваться (см. тут) о том же портрете.
*
«…страшным в вакуумной барственности обоих – и портретиста, и портретируемого – портретом Алексея Толстого в гостях у Кончаловского» (Там же).
Кира Долинина позволила себе витиеватостью слога не говорить о сути, которая ей не дана из-за незнания следствия из закона художественности по Выготскому, что нарисовано не то, что «сказано» подсознательным идеалом. «Сказано» (см. тут) противоречием между гладкописью снеди и «грубописью» Толстого, - «сказано» чудовищным преувеличением ветчины по отношению к нормальности, - «сказано» натурализмом (материализмом) и его корёжением (отверганием), - «сказано»: да метафизическому иномирию в его мирной форме пробуддизма, раз настолько средства выразительности скрыты и никем не замечаемы.
*
«…мастер букетов и снеди своими изобильными красотами придает «праздничную нарядность» официозным выставкам» (Там же).
Да нет. Вневременье он воспевает (см. тут). Иномирие. Скрыто. Пассивное ницшеанство.
*
Эта умнющая Долинина всё же почуяла катарсические (как результат противочувствий) «высказывания» подсознательного идеала ультраразочрованного Петра Кончаловского:
«…дело в живописи. Которая настолько чиста и страстна, что рассказывает о своем авторе куда больше, чем хотелось бы его родственникам и поклонникам. Живопись Кончаловского бросает из стороны в сторону, словно маятник <…> но собранное вместе пугает отсутствием постоянного авторского «я»» (http://loveread.me/read_book.php?id=100990&p=59).
Даже слова «вне исторического» мелькнули… А где больше нет времени, чем в иномирии?
Но беда – не знать про выражаемый противоречиями и странностями подсознательный идеал.
9 января 2024 г.
