«Кто возьмет билетов пачку — тот получит водокачку!»
Почему-то монументальная Нона Мордюкова в роли непререкаемой управдомши-самодура в знаменитой комедии вспоминается мне всякий раз, когда я рассказываю друзьям эту историю.
— Да, запиши ты ее наконец! Это такой забавный слепок того улетевшего времени, поучительного отрезка нашей новейшей истории...
И я послушалась, записала.
...Дача нам досталась по случаю и довольно дешево. Если учесть, что находилась она в Орехово, чудесном зеленоозерном пригороде Питера, в садоводстве обкома партии, то цена ее, конечно, была копеечной. Я купила участок у многодетной матери в самом начале перестройки.
Сухая, изможденная Клава, мать восьмерых детей, разливала в Смольном графины. Оказывается, была в обкоме партии такая должность — заполнять свежей водой каждое утро графины правительственных боссов. Клава вставала в пять часов утра, ехала к шести на работу, а к девяти все графины достопочтимого партийного заведения, расположившегося в шикарном петербургском особняке, блистали чистотой и были наполнены свежайшей родниковой водой, привозимой по этому случаю в специальных цистернах.
Все это Клава рассказала мне по дороге, пока мы ехали осматривать дачу. Два года назад еще в эпоху тихого Брежневского застоя для партийцев ранга пониже и особо избранной обслуги были выделены дачные участки в шесть соток. На участке стоял небольшой, но хорошо спроектированный домик. Одну из дач пришлось отдать Клаве, как многодетной матери, причем почти бесплатно, так как кто-то подсказал написать грамотное письмо в профком о важности правительственной поддержки материн- ства и детства.
Клаве, как образцовой матере-героине, торжественно на общем собрании с прессой и фотографом выдали участок с домиком.
А тут в воздухе подули новые тревожные ветры под названием «перестройка», прежде несокрушимые бастионы закачались и затрещали на глазах, коммунистическую партию (неслыханное дело!) лишили почти всех привилегий, партийцы разбежались кто куда, и разливать родниковую воду в прозрачные графины стало не для кого. И на повестку дня, говоря привычным языком ее бывших начальников, остро встал вопрос прокорма большой семьи.
— Когда приходишь домой, а там восемь ртов и все хотят жрать... — горестно вздыхая, описывала ситуацию Клава. — То просто не знаешь куда деваться. Вот я и решила дачу продать, больше ж нечего... На эти деньги купить дом в Калинской области, у меня там сеструха и мать. У них в деревне корова есть и куры, дети будут на огороде работать, даст бог, прокормимся...
Клава, несмотря на отсутствие маломальского и уж, конечно, экономического образования, верно просчитала ситуацию. Рассчитывать на социальные институты больше было нельзя. Государство в начале 90-х с треском развалилось, бросив своих граждан на произвол судьбы, выкинув негласный лозунг «спасайся-кто может!» И Клава с присущей ей крестьянской сметкой простой русской женщины стала спасаться.
Когда я приехала оформлять нужные документы в панельный дом, стоящий на окраине города, где она жила, то поразилась нищете и запустению царившему вокруг. Двери подъездов были выломаны, загаженный лифт не работал, облупившиеся стены между этажами исписаны похабщиной. Общую картину завершал грязный двор с вытоптанной желтой травой и разрытой, дурно пахнущей помойкой... Что там Петербург Достоевского! Райский уголок по сравнению с этим местом.
В темноте я еле отыскала, (все лампочки в подъезде были выкручены) квартиру с нужным номером и позвонила. Дверь мне открыла Клава. В квартире среди советской нищеты и непритязательности быта слонялись бледные разновозрастные дети.
— А что у вас атомная война в доме? Я такого разоренья давно не видела... — созналась я с порога.
— Так у нас же дом для многодетных... Горисполком специально выделил, — удивилась моему незнанию жизни Клава. — У нас квартиры давали тем, у кого не меньше восьми детей. Вот мой Вася покойный и говорил — рожай Клава восьмого, квартиру получим. У соседки Маши уже девять... А у Тони одиннадцать. На втором этаже вообще 12, а когда за всеми усмотришь...Вот дети во дворе слоняются и безобразят, — скороговоркой объ- ясняла она.
Об этой поездке и панельной многоэтажке, заселенной семьями многодетных матерей, я рассказала своим коллегам.
— Так у тебя было горьковское — «хожденье в народ», — сформулировала знакомая редакторша с телевидения.
Я тогда работала в журналистике и на жизненный опыт и узость кругозора пожаловаться не могла, но увиденное все-таки зацепило. Да и все последующие события показались мне поучительными и яркими штрихами незабываемого времени начала 90-х...
В общем, дачу мы все-таки купили.
На большом участке, выделенном под садоводство стояло около трехсот домиков. Домики были разные — от маленького типового, как у нашей разливальщицы графинов, до трехэтажных кирпичных коттеджей с подземными гаражами и саунами. На деньги партии, как известно, можно построить себе многое. Территорию под обкомовское садоводство выделили в хорошем месте на высоком холме, откуда открывался чудесный вид. Конечно, слуги народа отхватили себе лучшие места, но одного важного обстоятельства все-таки не учли — в песчаных землях на возвышенности не было питьевой воды. И рытье даже очень глубоких колодцев не приводило к нужному результату. Короче — чистой воды, этой живительной субстанции всего сущего на земле, в садоводстве на триста домиков не было.
Ситуация складывалась парадоксальная. Обкомовцы отстро или себе шикарные дома, облицевали лучшей чешской плиткой, (другой тогда просто не завозили) кухни и сауны, но не подвели воды.
Правление долго заседало, и в центре садоводства было решено прорыть шестидесятиметровую скважину. Начали строить водопровод, и даже провели трубы, но тут партийные деньги кончились, как кончилась и коммунистическая власть. На инженерные сооружения и насос для подачи воды финансов уже не хватало. Никто такого не ждал.
И в результате столь досадной оплошности и абсолютно непредвиденного хода исторических событий все номенкла турное начальство стояло в километровой очереди с пустыми ведрами у единственной водокачки в центре садоводства..
Зрелище это было еще то. У колонки в знойные летние дни в длиннющей очереди то и дело вспыхивали ссоры — «а вас тут не стояло» и «этот не занимал», часто звучали перебранки из-за количества наливаемой воды, готовые перерасти в потасовки, а то и нешуточные кулачные бои. Номенклатурные работники оказались народом спесивым, злобным и обидчивым, а главное, совершенно не привыкшим к дефициту и очередям. Простояв около двух часов под палящим солнцем с тяжелыми, заполнен- ными драгоценной влагой канистрами, бывшие хозяева жизни тащились по пыльным дачным улицам к своим трехэтажным замкам с подземными гаражами и саунами. И материли все на свете...
Мой муж, постояв разок в очереди за водой, перегрелся на солнце, почесал в затылке и уехал в ближайший поселок, где квартировалась бригада геологов-бурильщиков. Будучи человеком «со стороны», вовсе не номенклатурного цеха, а значит привыкшим полагаться исключительно на себя, он быстро сообразил, что нечего ждать милостей от природы. А вот организовать подачу воды на дачу — его личная задача. Словом, потолковав с геологами часок-другой, он поехал в город и пригнал оттуда три машины с мазутом, дефицитным по тем вре- менам топливом, из-за нехватки которого, к слову, второй месяц и простаивала бригада. Те на радостях за полдня пробурили на нашем участке глубочайшую скважину, «гдовский горизонт», установили, предусмотрительно купленный моим мужем у заводских работяг за ящик водки, насос, и у нас образовалась своя персональная водокачка с чистейшей артезианской водой.
Естественно, новая водокачка не могла не привлечь внимание соседей.
Соседи справа были милейшие люди — Галя и Валя, молодая пара бесшабашных разгильдяев, любящих побренчать на гитаре и рассказать свежий анекдот. Дача досталась молодоженам от папаши, работающего в обкоме. Скважине они очень обрадовались, так как были на редкость ленивы и «их достало» ходить за километр за каждым ведром. Галя-Валя принесли мне бутылку грузинского вина и мы прелестно провели вечер, жаря шашлыки на костре и распевая песни Окуджавы и Визбора. Конечно, воды для них мне было не жалко.
Но объявились другие соседи, и дачники с соседней улицы, а потом стали подходить еще и еще...
У моего забора теперь с раннего утра переминалась громко гомонящая очередь...
Я неспешно просыпалась, шлепала по мокрой утренней росе к будке с рубильником и поворачивала ручку... Из крана начинала течь вода. И так целый день до глубокой ночи.
Очень скоро мне все это стало надоедать.
За водой стояли разные люди — бывшие секретари обкома, разнообразные деятели, отвечавшие прежде за экономику, культуру, снабжение и идеологию нашего города. Как-то в полдень в конце очереди я разглядела мою бывшую высокопо- ставленную начальницу, обкомовскую руководительницу по идеологии. В мою журналистскую бытность ей подчинялись все газеты и редакции города. Дама эта была премерзейшая, ее не любили и боялись все талантливые перья Питерской журнали- стики, рассказывали, что не мало крови она попила достойным одаренным людям. Я видела ее пару раз у нас в редакции на общем собрании и довольно хорошо запомнила самодовольное грубое лицо партийной гусыни.
Я, как всегда, включила рубильник, подождала пока подойдет ее очередь...
— Воды больше не будет! — громко объявила я и отключила ток.
— Почему это?- заволновалась дама. — Как это так!?
— А вот так! «Приват» — знаете такое слово? Личная собственность — хочу включу, хочу выключу.
— «Если в кране нет воды — воду выпили жи....» — пародийно запел на веранде мой муж, подмигивая мне.
— Что значит, выключу? — зашипела дама. — Да вы, собственно, кто?
— Я — хозяйка скважины, — спокойно сказала я и пошла к мужу.
Бывшая начальница идеологии огромного, культурного города стояла побагровевшая и злая под летним солнцем с пустыми ведрами. Вообще-то, она пожинала плоды своей предыдущей деятельности.
— Кончилась ваша власть, — сказала я и, повернувшись к ней спиной, уютно расположилась пить чай с вареньем и плюшками. То была моя маленькая месть, личная сатисфакция за долгие годы обид и унижений способного сотрудника одной из
редакций.
Потом, уезжая, мы дачу вместе со скважиной вынуждены
были продать, купил ее приятель моего мужа. Человеком он оказался оборотистым, сделав необходимые анализы и заключения в химических лабораториях, организовал на участке маленькое производство по разливу артезианской воды в бутылки. Вода оказалась чистейшая с целебным эффектом.
По иронии судьбы — наша скважина снабжает минеральной водой разные организации, в том числе и петербургскую коммунистическую партию. Правда, уже не правящую.
Вот такой — круговорот воды в природе...