оглавление канала
Кусты бузины густо разрослись вдоль кирпичного забора, в котором виднелись провалы. Кирпич раскрошился от времени, и теперь на кладбище можно было попасть, не обходя забор до ворот. Вековые деревья, росшие здесь давали приют множеству пернатых жителей, которые с самого утра и до поздней ночи щебетали и чирикали здесь, наполняя светлой музыкой своих голосов этот последний приют. Но сейчас здесь царила полная тишина. Кладбище наше было очень старым, если не сказать, древним. На нем встречались надгробья датированные аж тысяча семьсот, Бог знает, какого года. Особо знаменитых фамилий, которые можно было бы встретить в учебниках истории, здесь не было. Но граждане, похороненные здесь, безусловно, могли претендовать на свое место в истории нашего поселка.
Могила купца Афанасия Федорова выделялась из всех большим мраморным крестом, возвышавшимся над окружающими захоронениями, и затейливой литой оградой вокруг. Точнее, это была даже не могила, а склеп, в котором был похоронен сам купец и все его семейство. Умерли все почти одновременно, в один год, с небольшой разницей в несколько месяцев. Что с почтенным семейством приключилось, нам было неизвестно, да, если честно, не очень-то мы и интересовались этим.
Жучка из последних сил рванула вперед, сразу пропав из виду в зарослях, и через минуту заскулила, заплакала где-то в этих почти непроходимых зеленых дебрях жалобно и тоскливо. Мы, косясь на окружающие могилы, стали пробираться за ней. На меня напал какой-то страх. Не могу сказать, что я боялась мертвецов. Да и с привидениями у меня уже сложились вполне себе нормальные отношения. Но здесь, можно сказать, в самом сердце деревенского кладбища, мне сделалось как-то не по себе. Кресты и оградки поблескивали таинственно и жутко в неверном свете узкого серпика народившегося месяца, пробивающегося голубоватыми лучами сквозь густые кроны вековых деревьев. Лунный свет пятнами рассыпался по этому царству мертвых, не внося в душу ни покоя, ни умиротворения, только какую-то тревогу и легкий озноб.
Наконец, мы добрались до места, где скулила собачонка. Тело дяди Славы лежало между двумя безвестными могилками без оград, с покосившимися деревянными крестами, в позе эмбриона. Жучка, лизавшая ему лицо, вдруг, усевшись на задние лапы, подняла мордочку кверху и завыла протяжно и монотонно. От этого звука у меня по телу побежали холодные мураши, и, кажется, волосы встали дыбом. Я встала столбом, не в силах пошевелиться или сделать хотя бы еще один шаг, боясь увидеть то, что лежало на густой траве между могильными холмиками. Или, точнее, того, кто там лежал. И тут Валентина показала свой характер, во всей своей красе. Я только диву давалась, откуда что бралось! Отодвинув меня со своего пути властной рукой, она кинулась к дяде Славе. Осветила фонарем его скорчившуюся фигуру, затем, бросив фонарь на землю, стала пытаться перевернуть его на спину. Дядя Слава, хоть и не был богатырем, но мужчиной был довольно крупным. Валька обернулась ко мне, все еще замершей наподобие одного из кладбищенских памятников, и рявкнула:
- Чего застыла?! А ну, давай, помоги мне его перевернуть!
Я, будто очнувшись от какого-то морока, кинулась к ней на помощь. Вдвоем нам удалось его положить на спину. В косом свете, падающем от лежащего на земле фонаря, мы увидели, что его лицо было все залито кровью. Валька приложила голову к его груди, а потом попыталась нащупать пульс на сонной артерии. Я такое только в кино видела. Подняв голову, она озабоченно проговорила:
- Жив, но едва-едва. Его срочно нужно в больницу. Да не в нашу, в район надо везти… Вот черт! Как нам его отсюда вытащить!? Нужно аккуратно, у нас на это сил не хватит. – Говорила она быстро, отрывисто, как командир на поле боя. Затем, нисколько не заботясь, что на ней надето новое платье, зубами вцепилась в подол, и с треском оторвала значительную полоску ткани. Приподняв бережно голову дяде Славе, принялась умело и быстро ее перебинтовывать. Покончив с этим делом, сурово проговорила. – Ты вот что, оставайся здесь, присмотри за ним, а я в поселок, к нашему шоферу. Пускай машину сюда подгонит, да кого прихватит, чтобы помогли дядю Славу из этих кушугуров вытащить. Не забоишься одна то?
Я, сцепив зубы, чтобы не чакали друг о друга, просто кивнула головой. Валька вскочила на ноги, и понеслась обратно к ограде со всей скоростью, на которую была способна. А способна сейчас она была на многое. В своем подранном платье, с растрепанными волосами, подруга сама была похожа сейчас на призрак. Фонарь она оставила мне, сказав, что и так найдет дорогу обратно. По треску веток я могла отследить весь ее путь до ограды кладбища. Чувствовалось, что дороги она не выбирала, ломилась напрямик. Через минуту все стихло, только Жучка продолжала жалобно скулить. Я сдернула с себя кофтенку, оставшись в одной футболке, сложила ее рулоном и осторожно стала подкладывать под голову раненому. Руки тряслись, будто я, как наш школьный сторож, неделю из запоя не выходила. Дядя Слава тихонько застонал, и я моментально опять замерла сусликом, опасаясь, что причинила ему боль каким-нибудь неосторожным движением. Тихонько позвала:
- Дядь Слава… Ты меня слышишь? Потерпи, родной, Валька за машиной убежала. Она скоро, ты только потерпи, не умирай… - И добавила едва слышно, с трудом сдерживая готовые прорваться не ко времени слезы. – Ну, пожалуйста…
Не знаю, слышал меня старик, или мне просто так хотелось думать, но показалось, что ресницы на ввалившихся глазах едва дрогнули. Ободренная этим, я стала шептать ему всякие глупости. Не знаю, то ли дядю Славу хотела поддержать, то ли звук собственного голоса меня немного успокаивал. Наверное, и то и другое вместе. Пообещав в очередной раз, что я завалю его своими фирменными пирогами, только бы он выздоровел, я поднялась на ноги, и взяв фонарь в руки стала понемногу оглядываться. Пелена страха, окутывавшая мой мозг, стала постепенно рассеиваться, возвращая рациональность мышления. Откуда он тут взялся? Не сам ведь пришел на кладбище? Или сам? А может быть тот, кто его сюда приволок все еще здесь. Я замерла на мгновение, даже, кажется, перестав дышать. Глупости! Мы бы его услышали, да и Жучка бы почуяла чужого на раз. Вопросов было много, и они, толпясь в моей бедной голове, требовали ответа. И, вместо того чтобы пугать саму себя страшилками, следовало как следует осмотреться, пока не вернулась Валентина с подмогой.
Я осветила место, на котором лежал дядя Слава. Крови было совсем мало. Я, конечно, не криминалист-профессионал, но и моих перепуганных мозгов хватило, чтобы понять, что из этого следует. А следовало то, что тюкнули его по голове точно не здесь. Иначе, крови было бы больше. А еще я заметила на траве следы волочения. Кто-то притащил его сюда и бросил здесь умирать. Вот гад!!! То, что это был один гад, а не несколько, говорили эти самые следы. Но была в этих следах какая-то неправильность, что ли. Я посветила на них фонарем, пытаясь понять, что же мне показалось в них такого странного. Сделала несколько шагов рядом, чтобы не затоптать, и наконец поняла. Складывалось ощущение, что дядю Славу тащили, держа под мышки. И тот, кто его тащил, пятился задом. Глубокие следы от его ботинок, хорошо виднелись во влажной траве. И приволокли его совсем недавно. Трава еще была смята, и не успела расправиться. Только вот получалось, что тащили его откуда-то ИЗ центра кладбища. Я прошла еще несколько метров по следам, пока не наткнулась на кованную ограду склепа купца Федорова. Следы шли именно оттуда! Посветив фонариком внутрь ограды, я увидела на потрескавшейся от времени надгробной мраморной плите следы крови. Они черной полосой виднелись на сером мраморе. Я совсем уже было собралась войти туда, чтобы рассмотреть все как следует, но в это время, послышался рев двигателя, и в провалах ограды мелькнул свет автомобильных фар. Я развернулась и пошла обратно к лежащему дяде Славе. Расследование может и подождать, а вот дядя Слава ждать не может.
Вскоре машина остановилась, и через провал забора замелькал свет сразу нескольких ручных фонарей. Я помотала в воздухе своим, громко прокричав:
- Сюда, сюда!!
Жучка залилась лаем, решив ценой своей жизни защищать любимого хозяина от любых посягательств посторонних. Я принялась ее увещевать:
- Успокойся, это свои… Твоему хозяину надо сейчас в больницу.
Собачонка опять жалобно заскулила, глядя на меня говорящими глазами. «А ты точно не обманешь, точно поможешь?» Тяжелый комок застрял у меня в горле. Я потрепала осторожно псину по лохматой голове, и прошептала с уверенностью, удивившей меня саму:
- Не волнуйся… Все будет хорошо…
Вскоре возле нас появилась Валентина в своем разодранном платье, а за нею шел шофер с медпунктовского УАЗика дядя Саша, за ним мелькала голова его шестнадцатилетнего сына Валерки, который тащил на плече носилки из брезента. Вдвоем они с отцом уложили дядю Славу на носилки, и ловко лавируя между могил, почти бегом, понесли его к машине. Мы с Валентиной едва за ними поспевали. Для скорости, и чтобы избавить собачонку от боли, я подхватила Жучку на руки. Такой «развеселой» компанией мы и загрузились в старенький УАЗик-«буханку». Дядя Саша глянул на собаку в моих руках, и проворчал, садясь за руль:
- А собаку-то куда? Оставили бы здесь…
С удивившей меня решимостью, Валентина ответила:
- Она тоже пострадавшая. Давай, газуй! Времени мало…
УАЗик летел по накатанной песчаной дороге, выхватывая фарами из темноты стену молчаливого леса. Мы с Валентиной болтались в кузове, стараясь изо всех сил придерживать подвешенные носилки с дядей Славой. Я еще умудрялась держать притихшую Жучку. Так что, себя держать у нас не получалось. Поэтому, на заасфальтированную площадку около районной больницей мы с Валькой выбрались, как матросы с корабля на сушу после сильного шторма. Но это все было пустяками по сравнению со всеми переживаниями и волнениями по поводу, выживет ли дядя Слава. Валентина скрылась за дверями больницы вместе со всеми, а мы с Жучкой остались ждать их на улице.
Я ходила по двору туда и обратно, сидеть на месте не было никаких сил. Полста шагов в одну сторону, полста – в другую. И уговаривала собаку не волноваться, расписывая, какая их с дядей Славой ждет замечательная жизнь после того, как он выйдет из больницы. Выходило, что питаться они будут не только пирогами три раза в день, но еще и котлетами с борщом, запивая все это счастье компотом. Слава Богу, меня никто не слышал, а то тут же бы определили здесь, неподалеку, в соседний корпус, где лежали пациенты с нестабильной психикой.
Не могу сказать точно, сколько времени прошло, как я начала наматывать здесь круги. Может пару часов, а может и больше. Я почти уже стала выдыхаться, когда на освещенной лампочкой крыльце приемного покоя, появилась Валентина. Вид у нее был… В общем, краше в гроб кладут. Правда, ее рваное платье сейчас прикрывал белый халат, что, впрочем, не делало ее бодрее. Я кинулась к ней с немым вопросом в глазах. Она устало опустилась на ступеньку крыльца и проговорила чуть охрипшим голосом:
- Жить будет… Но, там все серьезно. Все теперь будет зависеть от самого дяди Славы.