Немецкий историк Карл Август Виттфогель (1896-1988) создал т.н. «ирригационную теорию» (развивающую концепцию «азиатского способа производства»), в рамках которой «деспотическая» власть в не-европейских обществах является результатом тотальной мобилизации «гидравлическим государством» ресурсов общества для проведения ирригационных работ. Однако в настоящее время другими исследователями был накоплен фактический материал, если не полностью опровергающий, то, во всяком случае, ставящий под сомнение социально-исторические построения Виттфогеля. Лучше всего этот вопрос разобран в статье Камиля Галеева «Теория гидравлического государства К. Виттфогеля и её современная критика», содержащая обзор литературы по данной теме.
Даже сторонники теорий Виттфогеля со временем начали корректировать некоторые его построения. Например: «Впрочем, Мидларски считает, что основной причиной развития авторитаризма в большинстве обществ является не засушливый климат (и отсюда необходимость ирригации), а наличие протяженных сухопутных границ, нуждающихся в защите. Он рассматривает последовательно четыре древних общества: Шумер, государства Майя, Крит и Китай и приходит к выводу, что древнейшие ирригационные общества не знали сильной власти, причем на островах (на Крите и в островных городах-государствах майя у берегов Юкатана) эгалитарные традиции сохранялись намного дольше. В оценке минойского общества Мидларски расходится с Виттфогелем: тот рассматривает Крит как восточную деспотию, а Мидларски обращает наше внимание на то, что среди огромного количества сохранившихся фресок во дворцах Крита нет ни одного изображения царских подвигов. Даже тронные залы не отличаются от других помещений дворца. Мидларски приходит к выводу, что нет никаких оснований считать Крит деспотией (или хотя бы наследственной монархией) (Midlarsky, 1995: 234)».
Выводы Виттфогеля были поставлены Мидларски под сомнение даже относительно Китая — цивилизации, специалистом по истории которой он являлся (Виттфогель был синологом): «Отметим, что Мидларски расходится с Виттфогелем в оценке не только обществ, не относящихся к области интересов Виттфогеля (Крит или майя), но и Китая. С точки зрения Мидларски, государство Шан (древнейшая династия, чье существование доказано археологически) не было деспотическим, а систему двух царских династий, поочередно выдвигавших наследника престола, он даже сравнивает с двухпартийной системой современных демократий (Midlarsky, 1995: 235)». То есть даже сторонники Виттфогеля поставили под сомнение жесткую связь ирригации и «деспотизма» — оказывается, что в их случае нет жёсткой корреляции друг с другом. Открытия современных археологов также показывают, что процесс развития ирригации в древнем Китае начался ещё в безгосударственный период его истории.
Корейские историки, изучающие историю своей страны, поставили под сомнение как таковую связь ирригационных работ с возникновением государственности на примере Кореи: «мы можем найти у Канга и более интересное соображение. Если бы ирригация играла ключевую роль в создании корейских государств, то их политические центры должны были бы совпадать с районами строительства ирригационных сооружений. Между тем столицы всех корейских государств (не только Силла) располагались далеко от водохранилищ. Следовательно, ирригация не являлась ключевым фактором формирования этих государств (Kang, 2005: 211-212)».
Ставилась под сомнение и роль государства в функционировании ирригационных систем: «Стефан Лансинг, Мюррей Кокс, Син Доуней, Марко Ланссен и Джон Шонфель-дер в статье «A robust budding model of Balinese water temple networks» отвергают две доминирующие, на их взгляд, в общественных науках модели ирригационного хозяйства: теорию гидравлического государства Виттфогеля и теорию «общинных ирригационных систем» (community-based irrigation systems) (Lansing et al., 2009: 113) и предлагают третью, основанную на результатах археологических раскопок на острове Бали. Согласно этой предложенной ими модели, сложные ирригационные системы являются суммой независимых систем, созданных отдельными общинами (Lansing et al., 2009: 114).
Любопытно, что в этой модели мы находим общие черты с идеями Лиис (Lees, 1994). И в том и в другом случае прямое государственное вмешательство расценивается как неэффективное. Единственное отличие состоит в том, что в «budding model» государство может поощрять развитие местных ирригационных систем, не снижая при этом эффективности хозяйства. Авторы статьи не исключают, что государство может и непосредственно вмешиваться в ирригацию, но это, по их мнению, приведет к упадку системы (Lansing et al., 2009: 114)».
История Средней Азии также показывает, что нет жёсткой связи между развитием ирригации и установлением «деспотической» государственной власти, а развитие ирригации шло «снизу»: «Во-первых, как показали раскопки в долине Зеравшана, местная ирригационная система сооружалась в течение длительного времени усилиями отдельных общин и не была результатом государственного решения. Ее длина свыше 100 км и орошаемая площадь свыше 1000 км² позволяет причислить местную экономику лишь к «компактным» (compact) гидравлическим экономикам, согласно классификации Виттфогеля (в его терминологии понятие «компактный» относится не к размеру экономики, а к степени интенсивности ирригации и удельному весу продукции ирригационного земледелия по отношению к общей массе сельскохозяйственной продукции). Авторы статьи приходят к выводу, что сооружение ирригационных систем было результатом стихийного многовекового строительства, а не выполнения заранее намеченного плана (Stride, Rondelli, Mantellini, 2009: 78).
Во-вторых, период максимального развития ирригации, когда действия местных общин начинают регулироваться извне (Согдийская эпоха), является также (по признанию советских археологов) периодом максимальной политической децентрализации, известной для Средней Азии. Более того, в эту эпоху здесь возникает социальный строй очень близкий к европейскому феодализму: «Согдийский период — это период строительства канала, или, по крайней мере, период его наиболее интенсивной эксплуатации. Таким образом, это ключевой период для понимания взаимосвязи политической структуры и ирригационной системы Самарканда. Археологический ландшафт этого периода свидетельствует о... чрезвычайной децентрализации государственной власти и сосуществовании, по крайней мере, двух миров. С одной стороны, это мир замков, который иногда сравнивают с миром европейского феодализма. С другой стороны, это мир автономных городов-государств, в которых король был лишь первым среди равных, в которых престол далеко не всегда передавался наследникам и которые обладали собственной юрисдикцией, в некоторых случаях даже чеканя собственную монету» (Stride, Rondelli, Mantellini, 2009: 78).
В-третьих, границы средневековых среднеазиатских государств не совпадали с границами гидрологическими, что предполагает не гидравлические источники социальной стратификации и политической власти (Stride, Rondelli, Mantellini, 2009: 79).
И наконец, в-четвертых, местные общины продолжали поддерживать старые и сооружать новые оросительные системы даже после русского завоевания, не получая никакой поддержки от государства. Из этого можно сделать вывод, что местные крестьяне и раньше не нуждались в государственной организации для строительства каналов (Stride, Rondelli, Mantellini, 2009: 80).
По мнению авторов статьи, основным источником власти в Средней Азии был не контроль над ирригацией, а опора на военную силу кочевников. Они обращают внимание на то, что все династии Самарканда, за исключением Саманидов, имели кочевое происхождение (Stride, Rondelli, Mantellini, 2009: 83)».
Отсутствие прямой связи между характером политического строя и наличием ирригационного хозяйства иллюстрирует и пример Омана: «С точки зрения Виттфогеля, гидравлическая надстройка имела причинно-следственную связь с гидравлическим базисом. Еще один пример общества, где Виттфогель находил гидравлическую политическую надстройку, гидравлический базис в которых, как показывают исследования, отсутствует, мы находим в статье Манданы Лимберт «The senses of water in an Omani town» (Limbert, 2001). В Омане, в отличие от идеального гидравлического общества Виттфогеля, распределение воды не контролируется централизованно. Виттфогель не анализировал традиционную оманскую экономику, но поскольку мусульманские общества он считал гидравлическими, то Оман может считаться контрпримером для его теории: «В отличие от „гидравлического государства“ Виттфогеля, вода — главное средство производства, не контролируется здесь централизованной властью. Несмотря на то, что богатым легче покупать часть мощностей (water-time) каналов или брать их в аренду, крупная собственность быстро раздробляется в силу права наследования. Кроме того, арендные ставки трудно поднять по произволу владельцев, с одной стороны — из-за того, что они устанавливаются на аукционе, с другой — из-за запрета на извлечение прибыли. Наибольшую выгоду получают мечети, собственность которых не может быть раздроблена и которые могут сдавать в аренду избыточные мощности каналов» (Limbert, 2001: 45)».
Отмечалось и то, что даже свою мысль о связи ирригации и «деспотизма» Виттфогель проводит непоследовательно: «Контрпример иного характера (есть гидравлический базис, но нет соответствующей надстройки) приводит Стефен Коткин в статье «Mongol commonwealth? Exchange and governance across the post-Mongol space». Он считает, что концепция Виттфогеля ошибочна и останется таковой, даже если мы отбросим ее сомнительный географический аспект (термин «восточный деспотизм»). По мнению Коткина, у нас нет свидетельств того, что ирригация была причиной институциональных различий между Востоком и Западом. Ирригационный тип экономики Виттфогель считал причиной развития деспотизма в Китае, а другие исследователи — причиной возникновения голландской демократии (Kotkin, 2007: 513)».
Серьезные возражения теории Виттфогеля были выдвинуты на счёт истории Индии: «В статье «Geography and institutions: plausible and implausible linkages» (Olsson, 2005) Ола Олссон рассматривает различные теории географического детерминизма, в том числе теорию Виттфогеля, и выдвигает ряд возражений. Она замечает, что Индия, в которой Виттфогель находит гидравлические институты, была разделена природными барьерами, как и Европа, так что в ней так и не возникло единой гидравлической империи (напомним, что Виттфогель объяснял отсутствие гидравлического государства в Японии географической раздробленностью страны, не позволившей объединить оросительные системы): «В течение всей его истории, Индийский континент был раздроблен, так же как и Европа; здесь не возникло единой империи, основанной на ирригации» (Olsson, 2005: 181-182)».
То же самое относится к некоторым африканским обществам: «Суть этого парадокса, который он называет «дилеммой Виттфогеля», заключается в следующем. Этнографы, изучая современные (в частности, восточноафриканские) племена, практикующие ирригацию, приходят к выводу, что для ведения подобного хозяйства вовсе не нужно централизованной власти: «многочисленные восточноафриканские племена демонстрируют отсутствие централизованного контроля в управлении ирригационными системами и поддержании их в рабочем состоянии» (Davies, 2009: 17).
Власть в таких «гидравлических» племенах принадлежит, с одной стороны, собраниям всех мужчин, а с другой — советам старейшин (Davies, 2009: 22). Виттфогель придерживался на этот счет иного мнения просто потому, что невнимательно прочитал отчет английского колониального чиновника о племени покот в Северо-Восточной Кении (Davies, 2009: 17). Он привел его в качестве примера вождеской деспотии, в то время как оно представляет собой ярчайшую иллюстрацию коллективного способа правления.
Еще одним аргументом против теории Виттфогеля является равное распределение земли между всеми сыновьями даже в первобытных ирригационных племенах покот и мараквет (Davies, 2009: 25). Напомним, что Виттфогель считал равное распределение собственности инструментом в руках государства для ослабления собственников. В упомянутых племенах государства нет».
Более того, черты «деспотического» «гидравлического государства» могут быть найдены… в такой европейской стране, как средневековая Англия: «пятью основными признаками гидравлического общества, названными Виттфогелем, были: 1) знакомство общества с земледелием; 2) наличие рек, которые могут быть использованы для повышения эффективности земледелия; 3) организованный труд для строительства и эксплуатации ирригационных сооружений; 4) наличие политической организации; 5) наличие социальной стратификации и профессиональной бюрократии. Общество английского фенланда соответствовало всем пяти требованиям (Sayer, 2009: 145).
В фенланде, как и в гидравлическом государстве Виттфогеля, функцию организатора принудительных ирригационных работ берут на себя корпорации служителей культа, в данном случае — монастыри. И в восточной деспотии, и в фенланде эти организации эксплуатируют непосредственно крестьянские общины: «Сооружение морской дамбы, без которой мелиорация болот была бы невозможна, и сооружение больших каналов были необходимы для хозяйства фенланда. В XII веке монахи из монастыря Эли вырыли „десятимильную реку“, перенаправив реку Оуз-Кэм в Вис-бех, чтобы избежать наслоения ила в русле реки. Эти примеры показывают необходимость административной элиты в этой болотистой местности. Как и в случаях, описанных Виттфогелем, это была одновременно административная и религиозная элита, управлявшая множеством небольших зависимых общин» (Sayer, 2009: 146).
Все вышесказанное вызывает сомнения в корректности теории Виттфогеля. Согласно этой теории, гидравлическая экономика обуславливает появление гидравлического государства, между тем в фенланде этот тип хозяйства сосуществует с феодальным политическим строем».
Камиль Галеев ставит под сомнение и политологические построения Виттфогеля:
«1) «Статус исламского правителя (калифа или султана) неоднократно менялся, но никогда не терял своего религиозного значения» (Wittfogel, 1957: 97). Он приводит пример исламских государств, чтобы продемонстрировать роль религии в легитимизации гидравлических государств. Между тем это его обобщение сомнительно. Османский султан провозгласил себя халифом только в 1517 году, а сельджукские, мамлюкские и все прочие доосманские султаны были чисто светскими монархами. Аббасидские халифы при их дворах не обладали никакой властью, de jure оставаясь руководителями мусульманской уммы.
2) «Будучи установлены в одностороннем порядке, конституционные установления меняются также в одностороннем порядке» (Wittfogel, 1957: 102).
Виттфогель имеет в виду, что «конституционные» установления деспотических режимов правителю было легко нарушить. Это, пожалуй, слишком широкое обобщение. Можно привести контрпример — Яса. Ее нарушение могло привести к смерти правителя, как в случае чагатайского хана Мубарака (он принял ислам и переселился в город). А могло и не привести, как в случае золотоордынского хана Узбека (но и Узбек не смог сломать традицию мановением руки — ему пришлось выдержать тяжелую гражданскую войну с беками-язычниками и истребить значительную часть кочевой аристократии). Так или иначе, конституция и вправду устанавливалась one-sidely, но ее было не так просто one-sidely же отменить.
3) Виттфогель пишет, что в деспотических странах не было сил, способных выступить против власти, хотя сам же привел цитату из Арташастры, где правителю не советуют преследовать людей, за которыми стоят могущественные клики (Wittfogel, 1957: 103)».
Есть у теории Виттфогеля и другие проблемные с исторической точки зрения места, не упомянутые у Камиля Галеева, но отмеченные другими исследователями вопроса — например, Иоахимом Радкау в его исследовании «Природа и власть».
В Иране ирригацией занимались местные жители без участия государственной власти: «широко известны иранские кяризы: подземные водяные штольни, получавшие питание за счет грунтовых вод. Их наличие подтверждено уже для ассирийской эпохи. Прокладывали их с помощью горностроительных технологий. Работа была мучительной и настолько опасной, что мастера-строители называли свои кяризы «убийцами». однако подобные сооружения строились и управлялись, как правило, жителями деревень, так что были относительно независимы от перемен и капризов центральной власти (см. примеч. 7)». Между тем, в до-ахеменидский, авестийский период в Иране вообще не существовало единого государства и какой бы то ни было «деспотической» власти — лишь племенные конфедерации с низким уровнем централизации (см. статью об истории Ирана).
То же самое относится к древнему Египту: «Карл В. Бутцер, посвятивший десятки лет установлению связей между египтологией и экологией, теорию Витфогеля отвергает: предположение о том, что возникновение централизованной власти на Ниле — это неизбежное последствие ирригации, он считает принципиально неверным. Он не доверяет тем сведениям, которые слышал Геродот — что первые фараоны обнаружили на Ниле болотистую дикую местность, которую им только предстояло освоить и обустроить при помощи разветвленной сети каналов. По мнению Бутцера, все было иначе. Крестьяне населяли долину Нила задолго до эпохи царств, сама река без особых технических усилий делала эти земли плодородными. Хотя искусственное орошение действительно началось с эпохи царств, но управление оросительными сооружениями и во времена фараонов осуществлялось на местном уровне, не централизованно».
Схожие наблюдения сделаны и в случае древней Месопотамии: «Археологические раскопки обширных ирригационных систем древности требуют очень больших сил и средств, находки трудно поддаются датировке, к тому же, как правило, значительные части каналов в более поздние времена были вновь засыпаны. Поэтому говорить о ранней истории оросительных систем можно лишь с большой осторожностью. Роберт Мак Адамс, изучавший основные центры Месопотамии, как и Бутцер, приходит к заключению (впрочем, далеко не бесспорному), что и там крупные оросительные сооружения были в древности исключением. Так же как в долине Нила, земледельцы обходились без обширных сетей орошения, управляемых из центра; появление централизованной власти нельзя объяснить экономико-экологическим императивом, даже если письменные документы, прославляющие деяния правителей, оставляют другое впечатление. Крупные каналы хотя и строились, но функционировали недолго».
Радкау резюмирует критику Виттфогеля: «во многих регионах, от Голландии до Шри-Ланки, гидростроительство явно не форсировало деспотизм центра. Там же, где гидростроительство было связано централизованной бюрократией, доказать, что именно оно обусловило ее становление, по большей части невозможно. В доиндустриальных условиях коммуникации деятельность центральных правительств обычно была малоэффективна — слишком далекой была дистанция между ними и людьми на местах. Успех повседневных работ на гидросооружениях могло обеспечить только местное, а не центральное управление: это относилось даже к таким великим государствам, как Индия и Китай. Впрочем, «ирригационная система» может означать очень разные вещи: от простого регулирования естественного половодья, как в Египте, до сооружения обширных озер-водохранилищ, как в Китае, поддержание которых требовало постоянных работ и больших затрат, однако в Азии такие водохранилища были скорее исключением, даже по техническим причинам».
Автор — Семён Фридман, «XX2 ВЕК».
Вам также может быть интересно: