Недавно со мной случилось что-то хорошее. И человек, который к этому причастен, разрешил поделиться этим. Передо мной извинился человек, причастный по касательной к буллингу, с которым я встретилась в подростковом возрасте.
Это было важным для меня событием. Поэтому я решила поразмышлять о травле здесь, и собрать то, что слышала и читала в других источниках.
У этого явления столько аспектов, что невозможно претендовать на объемный взгляд в одной статье. Но я попробую собрать то, что знаю.
1) Нам всем нравится получать приятные ощущения. И благодаря особенностям дофаминовой регуляции в нашем поведении легко закрепляются способы, которыми мы быстро достигли приятных ощущений. Поведение может при этом быть проблемным, насильственным. И дальше закрепляется связка между таким поведением и приятным состоянием, наступающим в результате.
Если в среде, в которой взрослеет ребёнок вполне допустимо насилие или даже не прямое насилие, а поведение в рамках культуры насилия — оценивающий, критикующий, агрессивный или (моё любимое) пассивно-агрессивный стиль общения, такой ребенок может воспроизводить этот стиль общения с другими людьми, считая его обычным, допустимым.
Более того, если ребенок подвергается в семейной среде унижению, живет в рамках культуры насилия, у него может нарастать дефицит удовлетворения базовых потребностей - в безопасности, принятии и признании. Чем острее этот дефицит, тем сильнее будет связка с любым поведением, которое быстро подарит ему ощущение ценности, важности, безопасности и контроля. И дальше будет возникать тяга к повторению такого поведения, зависимость от него.
Если я правильно цитирую Леонида Третьяка, то зависимость — это результат интенсивного научения с очень сильным немедленным подкреплением. Также зависимость — это попытка справиться с внутренними аффектами путём внешнего агента. Зачинщик травли получает разрядку собственного напряжения + одобрение от группы и «подсаживается» на это.
Про зависимость также известно, что от неё трудно просто так отказаться, не заменив чем-то другим. Иногда взрослые могут помочь с поиском такой замены, вовлекая детей в более интересные вещи, чем издевательства над одноклассниками.
2) Это с одной стороны. С другой стороны — страх и идентификация с агрессором.
Когда речь о групповой травле, страх владеет всей группой:
- Зачинщики буллинга боятся отказаться от насилия из-за страха унижения или потери себя. Группа уже знает их в роли «вожаков». Если человек в этой ситуации отказывается от насилия, уже его могут подвергнуть насмешкам и унижению.
Если вожаки сами в семье или в другой ситуации подвергаются насилию, и там им страшно противостоять, то здесь они «мстят» агрессорам через проявление своего насилия к другим. Они как бы становятся обладателями той силы, которая мучила их самих.
- Тот, кого назначают жертвой — определённо боится физического и морального насилия. И боится показать, что его задели. Боится жаловаться взрослым. Петрановская говорит, что обычно дети пробуют все способы справиться самостоятельно прежде, чем в отчаянии приходят за помощью к взрослым — пытаются избежать прямых конфронтаций, присоединяются к шуткам над собой, делают вид, что их ничто не способно задеть, идут в конфронтацию и огрызаются, болеют, чтобы подольше не ходить в школу и т. д.
Плюс «тюремная психология» укоренённая в нашем обществе, осуждает жалобщиков. И дети рано это впитывают.
- Остальные — наблюдатели, могут сочувствовать тем, кто подвергается травле, но одновременно испытывают облегчение от того, что их не задело, и боятся вступать в конфронтацию с вожаками, чтобы не перейти в позицию жертвы. Иногда в этой ситуации невозможно остаться наблюдателем, зачинщики травли требуют поддержки. И тогда наблюдатели присоединяются к агрессорам, становятся свитой. А иногда уходят в своё внутреннее зазеркалье и ни во что не хотят вмешиваться.
3) Позиция взрослых. Людмила Петрановская в фильме Александра Мурашова говорит о том, что травля — это потребность группы. И работать надо с группой, что часто упускается родителями и учителями. Они говорят: «просто ваш ребенок отличается», вот его и не любят другие дети. Тем самым некоторые учителя по сути оправдывают травлю. Ограничиваются иногда разговором с зачинщиками, после которых пострадавшему ребенку может стать ещё хуже. Поэтому ответ на травлю дается всей группе.
Но как это сделать, чтобы ребенок не стал ещё большим изгоем из-за того, что пожаловался? Да и часто ребенок просит помочь ему так, чтобы одноклассники не узнали. Плюс лекции о том, что травля - это плохо, подростки не воспринимают - просто белый шум.
Есть мнение, что необходимо создавать агрессорам ситуацию неопределённости, а затем моделировать общую ситуацию, где будут задействованы агрессор, подпевалы и страдающий от буллинга человек, либо вся группа. И дальше при намёке на попытку унизить "жертву" взрослый немедленно реагирует нулевой толерантностью к травле, однозначно показывая её недопустимость. Ещё взрослый создает условия для того, чтобы у всех участников возникало общее дело, в котором взаимопомощь была основой хорошего результата.
4) Есть мысль о том, что учителя, которые должны детей защищать от травли, сами во многом бесправны и не могут себя защитить от воли руководства и от травли со стороны подростков.
Ещё Петрановская говорит о своем исследовании (не знаю, оформилось оно в научную работу или нет), по результатам которого получилось, что буллинга в школах меньше в тех регионах, где взрослые меньше боятся бороться за свои права в других сферах.
И это же говорит о локусе контроля. При внешнем локусе контроля человек будет придерживаться позиции: «от нас ничего не зависит», «мы тут ничего не решаем», «лучше не спорить, всё равно нет шансов защититься, только нежелательное внимание привлечёшь» или «а что такого? Это не я такой, это жизнь такая».
Иногда из этих побуждений родители не вмешиваются, даже если знают о ситуации в классе.
5) Дима Зицер в том же фильме Александра Мурашова рассказывает о том, как в его школе не боятся говорить о различиях между людьми и о том, что это нормально. Учителя обсуждают с детьми нормальность слов «мне это не нравится», показывают, что спасение — в усложнении, в способности задавать друг другу вопросы про эти самые различия, учат Я-сообщениям и проч.
6) Есть ещё часть про то, в чем мы все живем сейчас, и про месседж, который считывался из действительности в течение большей части 20-века — про право сильного и про воспевание единства в чем бы то ни было. Там, где есть требование всеобщего согласия, есть и основа для преследования несогласных - хоть на частном, хоть на государственном уровне.
Это тоже влияет, я думаю, и на позицию родителей, и на детей - через родителей и через контент, который дети добывают без родительского участия.
Недавно я закончила слушать «Подстрочник» - Жизнь Лилианны Лунгиной, рассказанная ею в фильме Олега Дормана.
Это она перевела на русский язык произведения Астрид Линдген, Бориса Виана и других, и она — мать режиссера Павла Лунгина.
Это автобиография, через которую видно почти весь 20-й век в СССР и немного в России.
Книга прекрасная, Лилианна — чудесная, но иногда наваливалась тяжесть от прослушивания, в том числе, от параллелей, которые видны в сегодняшнем дне. И через эту книгу видно страну, участвовавшую в буллинге, и этот групповой страх. Видны чудеса мужества, виден и стыд автора за малодушие, когда хотелось остаться наблюдателем, чтобы не пострадать самой. И ещё жизнелюбие и легкость - за них держались люди вопреки фоново присутствовавшему страху.
Травля может наносить травму всем её участникам. Её последствия можно преодолевать в психотерапии.
Сейчас я выросла в гештальт-терапевта и EMDR-специалиста. Перестала бояться этой темы, и помогаю другим справляться с последствиями травли. И я знаю, что что отношения с ровесниками имеют большое влияние на развитие человека, иногда сопоставимое с влиянием на человека условий раннего развития и отношений в семье.
В EMDR (ДПДГ) возможна индивидуальная терапия для агрессора путем работы с фиксированным состоянием и тягой. Мишени для индивидуальной работы со всеми участниками в гештальт-подходе и EMDR (ДПДГ) — это страх, последствия психической травмы, викарная травма, зависимость, мазохистические и садистические паттерны, работа с установками/убеждениями, со способами прерывания контакта с собой и другими, рассмотрение семейной ситуации и условия развития участников и проч.
Автор: Глебова Галина Михайловна
Психолог, Сертифицированный гештальт-терапевт
Получить консультацию автора на сайте психологов b17.ru