Дракон выглядел весьма плачевно: старый, облезлый, с мутноватыми глазами. Когда он полностью выполз из пещеры погреться на осеннем солнышке, стало видно, что чешуя у него растрескалась, бока потерлись, на правой передней лапе не хватает трёх пальцев, а гребень на голове размочалился и уныло свисает на сторону.
Может, когда-то монстр и наводил ужас на округу, но люди давно позабыли об этом. По правде говоря, мало кто в долине реки Северн верил, что дракон из cида[1] все еще жив, более того, некоторые даже сомневались в том, что он вообще когда-либо существовал.
Но дракон по-прежнему обитал в своей пещере, хотя и не досаждал больше людям. Он был одинок и очень стар, этот последний из валлийских драконов.
Рыцарь тоже не был юн, где-то в его далеком прошлом остался день посвящения, теперь же видавшие виды доспехи, которые пестрели заплатами и вмятинами, свидетельствовали о суровой стезе странника, дарованной ему судьбой.
Плечи рыцаря укрывал обтрепанный камлотовый плащ, а в переметных сумах, укрепленных на седле, умещалось все его имущество. Впрочем, не так давно, каких-нибудь несколько зим тому назад, когда он покидал пределы Святой Земли, эти латы сияли благородным серебряным блеском; куний мех, крытый синим бархатом, скрепляла на плечах драгоценная фибула с изумрудом, а рукоять меча и дорогая сбруя славного боевого коня были усыпаны топазами и рубинами.
Судьба переменчива! Камни теперь лежали в закладе у ростовщика, одежда износилась, и от прежнего великолепия остались лишь золоченые шпоры да славный толедский клинок.
Однако рыцарь мало сожалел об утраченном. Вся жизнь его прошла в странствиях и битвах, с каждым новым рассветом он вдевал ногу в стремя и сначала просил Господа ниспослать достойного противника для поединка, а потом уж обо всем прочем. Так, незаметно прошло тридцать семь зим с того дня, когда матушка в первый раз спеленала и положила его в колыбель.
В свои зрелые годы он по-прежнему крепко держался в седле, и меч его разил без промаха. Лишь в минуты отдыха, когда рыцарь преклонял голову на жесткое походное ложе, а то и просто на голую землю, все чаще возвращался он к мысли о доме, наполненном детским смехом, и все труднее было ему уснуть от раздумий.
Но в это солнечное сентябрьское утро, направляя своего жеребца вверх по каменистой тропе, он думал совсем о другом.
Увлеченный диковинными рассказами торговца из Лиона, в обществе которого он от Вильфранша до Ле-Мана следовал к Руану, рыцарь пустился в сомнительную авентюру[2]. Предприятие не сулило ничего, кроме бесполезного крюка в десяток-другой лиг, но сворачивать с полдороги было не в правилах Эдварда Марча из Инвернесса. Хотя щит его и пересекала справа налево тонкая перевязь[3], Эд оставался сыном своего отца не только по благородству крови.
Он был настоящим рыцарем. "Верность — сеньору, честь — себе самому" — с ранней юности внушили ему первую истину. Первую из многих, которые следовало постигнуть бастарду в неласковом отчем доме, но прочие истины волновали его мало. Он научился довольствоваться тем, что жизнь давала ему.
Может быть, именно этого своего незаконного отпрыска граф Николас Марч любил больше всех остальных вместе взятых, но правда была на стороне сыновей, рожденных в браке, и Эдварду оставался открытым только один путь к счастью — путь странствий.
Сэр Марч посмотрел наверх. Растительность по обе стороны тропы становилась совсем редкой, уже никто не смог бы укрыться за низкорослыми кустами: они жались к выветренным валунам. Наверное, в те времена, когда холм возвышался неприступной горой, только здесь и можно было перебраться через ущелье. Но ветер и дождь сделали своё дело: острые зубья камней притупились. Теперь они выглядели не столь устрашающе, и перевал стал легко проходим и для пешего, и для всадника.
На середине подъема, ближе к вершине, тропа и вовсе терялась, дальше можно было подняться по гигантским каменным ступеням. Казалось, неведомый великан вырубил их для себя в меловых утесах.
Конь легко внёс всадника на первую, широкую и относительно ровную площадку и неожиданно прянул в сторону, прижал уши, замотал головой, попятился; мелкие камешки с дробным стуком покатились вниз из-под копыт.
Рыцарь твердой рукой усмирил жеребца, заставил его остановиться на краю уступа и с разочарованием посмотрел на существо, которое напугало коня. Вот он: тот самый дракон. Спокойно лежит на камнях, свесил крылья, положил голову между передних лап и замер, будто уснул, только желтые глаза поблескивают недобрым огнём из-под прикрытых век.
Некоторое время рыцарь изучал монстра. Значит, торговец из Лиона все же не солгал насчет драконов, хотя бы этого дракона, но подробности изрядно приукрасил. Не зря сэр Эдвард Марч из Инвернесса не слишком доверял торговцам. Но делать нечего, лучше такой дракон, чем совсем никакого.
Так встретились они впервые, на скале, называемой Вайверн Хилл.
Глядя на убогое создание, с которым, во исполнение данного обета, ему теперь предстояло сразиться, рыцарь глубоко вздохнул, потом прикинул на глаз ширину уступа, опустил забрало шлема, подобрал повод, закрепил его на луке седла и взялся за копьё.
Когда ясеневое древко наклонилось, треугольный вымпел под стальным наконечником затрепетал на ветру. На белом поле не было ни геральдических символов, ни цветов владельца, только алый крест с раздвоенными концами.
Рыцарь тронул коня шпорами и двинулся вперед. Да, не в правилах Эдварда Марча из Инвернесса было поворачивать с полдороги.
Монстр тоже приготовился к обороне: он подтянул когтистые лапы к брюху, неожиданно быстро поднял своё безобразное вытянутое в длину тело, присел на хвост, разинул беззубую пасть, собираясь извергнуть огонь, но неожиданно вздрогнул, скорчился и натужно закашлял жидким серым дымом. Теперь уж ему было не до рыцаря. Расстояние между противниками быстро сокращалось: до трети полёта стрелы, до броска камня, а дракон все кашлял и кашлял. Гнедой жеребец без помех приблизился к монстру на длину копья, вскинул голову, и, покорный всаднику, остановился.
Рыцарь не смог поразить это жалкое больное животное. В последний миг он отвел оружие в сторону, хотя и нарушил тем самым обет, принесенный пять зим назад. С тех пор и до этого дня рука Эдварда не знала промаха, а сердце — пощады.
«Всегда остаётся что-нибудь, чего ты никогда не делал раньше», — мрачно усмехнулся про себя рыцарь и еще раз осмотрел дракона от кончика носа до кончика хвоста. Да-а-а, это было совсем не то, что он ожидал увидеть. Совсем не то! Никакого чудовища величиной с корабль, чьи когти подобны кривым мусульманским мечам, а голова — котлу вроде того, в котором варят грешников.
Легендарный зверь оказался не намного крупнее боевого коня, притом, он был вдвое ниже из-за толстых кривых лап, но гораздо шире в груди. Его туловище переходило в длинный, подвижный и, наверное, очень сильный хвост, утыканный колючими шипами, а ушастая пучеглазая голова с перепончатым гребнем свободно поворачивалась на массивной складчатой шее.
Он выглядел не таким уж и безобразным: вытянутая вперёд курносая морда, большие чуткие ноздри, клыкастая пасть до самых ушей. Странная смесь волка и ящерицы.
Наконец, дракон прокашлялся, понуро глянул на противника жёлтыми выпуклыми глазами и спросил:
— Ты что, решил не сразу убить меня? Будешь отрубать по частям?
Он снова лёг, положил голову на лапы и устало опустил безбровые морщинистые веки.
По мнению дракона, сопротивляться не было никакого смысла, да и сил тоже не было — последние отнял приступ кашля. Хорошо бы двуногий сначала заколол, а потом уже разрубал на части. Но, скорее всего, так не будет. Чего еще, кроме жестокости, можно ожидать от человека в доспехах?
Вопреки ожиданиям дракона, рыцарь ответил вопросом на вопрос:
— С чего это ты взял? — В приглушенном закрытым шлемом голосе звучало искреннее удивление.
Марч наслушался про драконов достаточно, но не знал, что есть породы, которые вот так запросто могут разговаривать по-человечески. Поразить это существо копьём или отрубить ему голову одним ударом меча не составило бы никакого труда, но говорящий дракон почему-то вызвал у него еще большее сочувствие.
Дракон тоже удивился, он широко открыл глаза и с неподдельным интересом посмотрел на двуногого.
— Тогда зачем ты здесь, в таком тяжелом снаряжении? — спросил он и слегка шевельнул хвостом в сторону всадника. Гнедой опасливо покосился на монстра и переступил передними ногами.
— Пожалуй, ты ошибся насчет поединка, друг мой, — возразил рыцарь, стянул латную рукавицу, потрепал коня по шее и добавил, — я здесь… прогуливаюсь.
Рыцарь солгал и на этот раз нарушил обет, данный тридцать зим тому назад.
— Понятно, — шумно вздохнул Дракон и опять натужно закашлял.
_______________
[1] Сид — полый холм, жилище духов и фей в мифологической традиции Шотландии, Ирландии, дохристианской Бретани.
[2] Приключение (то же, что авентюра) – понятие в куртуазном романе очень важное и многозначное. Немецкое aventiure (от лат. adventura, франц. aventure) – это предприятие, связанное с опасностью для жизни, рыцарский подвиг, совершаемый ради чести и славы. Оно означает и что-то удивительное, и даже судьбу. Авентюра – настолько существенный компонент рыцарского романа, что нередко персонифицируется и в качестве музы поэта превращается в госпожу Авентюру, так же, как в куртуазной поэзии персонифицируется госпожа Любовь.
[3] Полоса справа налево — знак бастарда, который дополнял родовой герб на щите незаконного сына.
"Рыцарь и Дракон"
Авторы: Иван Вересов, Лео Любавин
Первая глава романа
Подписывайтесь на мой канал, чтобы не пропустить новые статьи!
Спасибо за лайки и комментарии!