Уникальные люди,уникальны во всём!

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРИ

Военный фельдшер посрамил доцентов....
Я видел, как уже раскраснелась от волнения Людмила Дмитриевна. Она как всегда
стояла поблизости от Константина Павловича. И для нее такой более чем холодный
прием тоже, конечно, был полной неожиданностью. Она хотела было уже вмешаться. И
что-нибудь сказать в защиту Бутейко. Но ее опередил другой наш соратник. Обстановка
в зале накалялась. Усталый вконец Константин Павлович был к тому же еще крайне
обижен. Руководство института ехидно переглядывалось между собой. Мол, неприятно,
конечно, что гостя вот так вопросами шокируют. Но что поделаешь – здесь научный
институт. А наука вещь не всегда сладкая... Зарумянился от смущения и ялтинский
профессор Федоров. Ему– то было стыдно вдвойне. Это ведь он буквально тащил сюда
измученного конференцией Бутейко. И вот на тебе. Хозяева всех отблагодарили...
И вот в этот то психологически весьма напряженный момент к трибуне, расталкивая
ехидствующих врачей, протиснулся наш соратник в черном костюме. На фоне белых
халатов он смотрелся особо эффектно. На вид лет пятьдесят. Вихрастые русые волосы. И
большие возмущенные до предела глаза. Это был Валентин Михайлович Осадчий. Наш
бутейковец – методист из Одессы. По специальности военный фельдшер. Мне кажется,
что профессору Федорову тоже можно было бы попытаться остановить совершенно
неприкрытые нападки на Константина Павловича своих коллег в белых халатах. Все же
профессор. Житель Ялты. В институте его хорошо знали.
Но профессорская этика , видимо, удерживала его от обострения отношений с
институтом. Мы– то все через два часа улетали на конференцию в Киев... А ему– то
среди них жить и работать. Осадчий все взял на себя. Он в Ялте не жил. А как военный
фельдшер он этих штатских охальников не боялся.
Когда он пробился к трибуне, вид у Валентина Михайловича был столь решительный и
воинственный, что насмешники и скептики института невольно сбавили тон своих
колкостей и недружелюбия.
– Допытываетесь, значит, до причин всех трех видов астмы? Сомневаетесь в методе
Бутейко!,– грозно и с намеком на последующий взрыв эмоций начал опытный фельдшер.
– Любите же вы, однако, господа, показать при каждом случае свою ученость. Думаете
вас за руку никто не поймает... В зале стало почти совсем тихо. Белохалатная
снобствующая институтская интеллигенция, почувствовала, что сейчас их будут
громить... И отнюдь не по профессорски!
– Вас вон здесь сколько собралось... Все в белых халатах. Все при врачебных дипломах!
А знаете ли вы, господа, что я трижды лежал в вашем институте– санатории после
войны? Лежал с тяжелейшей бронхиальной астмой. И куча таких ученых, как вы, всякий
раз ставила мне разный диагноз!... Валентин Михайлович даже побелел от волнения. –

То астма такая– то, то этакая. И за все три длительных отлежки в ваших стенах мне
астму ни грамма не подлечили!! Ни такую, ни разэтакую... А теперь вы великого
ученого Константина Павловича Бутейко вопросиками каверзными осыпаете! Да как вам
не стыдно?!
Именно на МЕТОДЕ Константина Павловича Бутейко я избавился от той страшнейшей
астмы, от которой ваш институт меня трижды не мог избавить!!! Трижды, господа
хорошие...
– Ну наговорить– то всякого можно,– попробовал остановить военного фельдшера тот
самый белобрысый врач, что так дотошно интересовался тем, от каких же видов астмы
спасает больных Метод Бутейко.
– Наговорить!,– Осадчий на этот раз побагровел.
– Я сейчас возьму вас лично за руку и мы пройдем в картотеку. И вы мне лично,
понимаете, лично ответите за каждый диагноз, который там ваши коллеги поставили. И
за то, как они меня лечили, и с каким результатом.
Белобрысый эскулап прикусил свой нехороший язык. Отвечать за содеянное ему явно
не хотелось. Профессор Федоров пребывал в сильном смущении. Такого конца лекции
знаменитого Бутейко он никак не ожидал в институте Сеченова. Приуныло и
руководство института. Правда совсем по другой причине. Они– то как раз и готовили
скандальный конец бутейковского доклада. Но... при этом считали, что оконфузится
автор метода, а никак не их известный институт. С тяжелым чувством мы покидали
территорию института. Константин Павлович сел на «Волгу» и уехал в аэропорт. А мы
опять пешком пошли вниз к остановке автобуса. Уходя я еще раз бросил прощальный
взгляд на табличку на воротах. «Институт им. И.М.Сеченова». Бог ты мой! Знал бы Иван
Михайлович Сеченов насколько сотрудники института, носящего его имя, не верили в
важность углекислого газа!... Того самого СО2, которому он посвятил двадцать пять лет
своей жизни.