Было такое удивительное время, когда каждому молодому человеку очень хотелось стать «афганцем»'. Только что закончилась война. Бывшие изгои, воевавшие в непонятной спецоперации на чужой территории, стали теперь героями и совестью нации – и было очень стыдно не иметь к этой славной когорте никакого отношения. Поэтому многие молодые люди выдумывали себе славное боевое прошлое, доставали награды – и, попав на встречу бывших воинов, пытались выдать себя за афганцев.
Но, как и в любой профессии, у тех, кто воевал в Афганистане, были свои знания, получить которые люди могли только непосредственно в стране пребывания.
– Ты где служил, братан? – спросил один афганец на банкете у парня в зелёнке, на которой красовался орден Красной Звезды.
– В городе Баграме.
– Ну и как тебе показался город Баграм? – спросил афганец, повышая голос, чтобы его могли слышать все присутствующие за столом.
– Ну, город как город: высокие дома, мечети...
– Вот Вы и попались, Штирлиц! – торжествующе воскликнул афганец. – Потому что города Баграм не существует!
– А... что же тогда существует? – сконфуженно спросил лже-вояка.
– Существует аэродром Баграм. А-э-ро-дром! Понял? Ребята, чур, Ивану больше не наливать! А то он ещё скажет, что он Наполеон.
О том, что существует только аэродром Баграм, сам я, служивший в Кабуле военным переводчиком, узнал только после войны.
Гости ветеранской вечеринки, вместо того, чтобы надавать лже-афганцу тумаков, дружно над ним посмеялись. Наверное, градус выпитого ещё позволял нам трезво смотреть на вещи. Однажды на подобном сборище в начале двадцатого века поэт Владимир Нарбут, выпив горячительного, начал рассказывать о своих похождениях в далёкой Абиссинии. Дескать, он там чуть не женился на местной чёрной принцессе. Никто не хотел верить выдумкам пьяного поэта. Все стали кричать, что ни в какой Абиссинии он не бывал – и только вешает им лапшу на уши. И тогда вдруг вспомнили, что за соседним столом сидит Гумилёв, не раз бывавший в этой самой чёрной Абиссинии. Вот и попросили его задать господину Нарбуту пару специфических вопросов, чтобы выяснить, врёт он или нет. Гумилёв спросил про злачные места в Мапуту. И, к удивлению многих, выяснилось, что Нарбут не врёт, хотя всё, что он наплёл, так смахивало на бредни!
С годами воины-афганцы научились терпимее относиться к самозванцам, выдававшим себя за «братьев по крови». Раньше таким людям доставалось по полной программе, а теперь их просто высмеивали и больше в свой круг не допускали. Мотивы подобных поступков психологически хорошо понятны: «Они – герои, а я, их ровесник, непонятно кто... обидно...».
– Баграм, ребята, это такое место, где ни в чём нельзя быть уверенным, – начал своё повествование рассказчик, тот самый, что уличил Ивана в самозванстве. – Я хочу рассказать вам одну историю. Про двух друзей, лётчиков. Но сначала давайте выпьем. Третий. Предлагаю помянуть всех тех, кого сегодня с нами нет...
Два близких друга, Серега и Андрей, служили в вертолётном полку. Полк базировался в Баграме, но летал по всей территории Афганистана. Что и говорить, работа была нелёгкая. Шла война. Боевые операции были, если не каждый день, то через день. Прикрывали огнём пехоту, подбирали раненых, приземляясь порой на таких узких площадках, где и два человека с трудом устоят вместе. Всё это вошло в привычку и уже не считалось каким-то геройством, тем более – подвигом.
Серёга был холостяком. Подруги, конечно, у него время от времени были, но до серьёзных отношений дело не доходило. А вот Андрей был человеком семейным и очень скучал по своим домашним. Как только выдавалась возможность позвонить домой или написать письмо, Андрей никогда не откладывал дело в долгий ящик. У него рос сынишка, которому исполнилось десять лет. Сын учился в четвёртом классе средней школы. Звали мальчугана Виталиком.
Вот и сегодня Андрей получил письмо от Виталика и тут же сел писать ответ. Сын писал, что примет участие в конкурсе на лучший детский рисунок, который проводится среди школьников младших классов. «Папа, я понимаю, ты очень занят, но я тебе выслал несколько своих рисунков. Я горжусь тобой и хочу, чтобы ты тоже мной гордился. Конечно, я пока рисую не так хорошо, как художник Врубель, биографию которого мы изучали на уроке рисования. Но я очень старался, чтобы, имея такого геройского папу, самому не ударить в грязь лицом».
Андрей почувствовал, как на глаза наворачиваются слёзы. Полтора года без семьи, без отпуска, – это много. «Как вы там без меня?» – спрашивал он в письме домой. И Виталик отвечал (детям вообще свойственна искренность): «Мама часто плачет. Наверное, скучает по тебе и очень волнуется. Что касается меня, я стараюсь слезам ходу не давать. Я же мужик!».
– Надо же, мужик! – улыбнулся Андрей и почему-то подумал: «Как хорошо, что у меня сын, а не дочка!» Он с радостью рассказал коллегам-лётчикам о том, что у него дома вырос маленький мужик. На следующий день их вертушку прошил вражеский ДШК, и пришлось делать аварийную посадку. Ещё повезло, что приземлились на нашей территории. Но у Сергея была раздроблена кость – и Андрей с разрешения начальства повёз друга в Кабульский госпиталь. Сдав Сергея столичным эскулапам, Андрей достал конверт и стал внимательно рассматривать рисунки сына. Сказать по правде, он мало что смыслил в живописи. Этого таланта у него не было. Уроки рисования в школе превращались для него в маленькую пытку. Он ревностно следил за успехами одноклассников. Андрей был по характеру победителем, и терпеть не мог собственных неудач. Его осведомленность в живописи закончилась на лесных пейзажах Шишкина, репродукции которых висели в доме, где он вырос.
Но тут было совсем другое дело. Здесь были рисунки его собственного сына. Минут пять он рассматривал акварельные рисунки Виталика, преисполненный гордости за наследника. «Не зря говорят: дети пойдут дальше нас», – подумал Андрей.
Военная жизнь шла своим чередом. Однажды, чтобы спасти раненых бойцов, забравшихся высоко в горы, Андрею пришлось сесть на таком узком пятачке, что, уже приземлившись и посмотрев вниз, он мысленно перекрестился, хотя никогда не бывал в церкви. Пронесло! Зато чья-то мать увидит своего сына! Конечно, ради этого стоило жить и рисковать собственной жизнью.
Этот год, восемьдесят пятый, оказался урожайным на потери. Моджахеды лютовали по всей территории Афганистана. Не удалось дослужить свой срок до конца и Андрею. Его боевая машина не вернулась с задания. На следующий день, бросив в бой дополнительные силы, десантному полку удалось отвоевать высоту, где упал вертолёт Андрея. Командир сообщил, что от машины мало что осталось. Только бортовые самописцы. «Если хотите, подъезжайте к нам и заберите их», – добавил командир десантников.
Съездить вызвался только что выписавшийся из госпиталя Сергей. Вот как иногда бывает на войне: ранения спасали людей от смерти. Марс, бог войны, как будто нарочно, ранил тех, кому он хотел даровать иммунитет от гибели. Сергей не находил себе места и проклинал своё ранение. Как несправедливо устроен мир! Он, холостой, остался жив, а у его друга семья потеряла кормильца. Почему-то вспомнился рассказ Андрея про своего «маленького мужика», и слёзы предательски поползли по щеке. Но Сергей тут же взял себя в руки.
Когда содержимое бортовых самописцев оказалось у лётчиков, они выяснили, что вражеский ДШК прошил бензобак вертолёта на такой маленькой высоте, что лётчики просто не успели выпрыгнуть с парашютом – и, хорошо понимая это, мужественно приняли неизбежную смерть. Последними словами Андрея были: «Ну, прощай, мой маленький мужик!».