Отчаявшись разгадать город, обманувший его ожидания, Чарльз, не имея возможности предъявить претензии Куно, который умер еще в отроческом возрасте во время одного из посещений родной Германии, решил переключиться на людей, конкретно, на своих соседей по пансиону, которых было три: гейдельбергский студент, Ганс фон Горинг, приехавший в Берлин лечить воспалившийся шрам во всю щеку (такой шрам, след от удара боевой рапиры, обязан носить на лице всякий уважающий себя гейдельбергский студент; шрам на щеке – это пропуск во взрослую, уважаемую, богатую жизнь); Тадеуш Мей, поляк, приехавший в Берлин изучать музыку, изящный, умный, циничный парень, полиглот, отличный музыкант (так по крайней мере казалось Чарльзу); герр Буссен, крупный, костлявый, прожорливый и простодушный нижнегерманский немец, приехавший в Берлин изучать математику. Была еще хозяйка, пятидесятилетняя молодящаяся фрау Роза.
Но обо всем по порядку, сейчас мы познакомимся с ними поближе.
Юный Ганс помимо уродливого шрама на щеке (я так и не понял до конца, след ли это дуэли, или плод усилий «пластического хирурга») и приятной во всем остальном внешности, отличался еще вот чем: лицо его имело свойство время от времени медленно менять выражение, как меняется освещение, при этом веки и мускулы оставались неподвижными; это выражение всплывало изнутри, из тайника души, «служившего Гансу подлинным обиталищем; в нем мешались чванство и радость, непередаваемая суетность и самодовольство. Сам Ганс не двигался, двигателем, вытолкнувшим это выражение на поверхность, была его сокровенная натура». Все это разглядел Чарльз внимательным оком художника. И шрам! Уродливый, кривой, во всю щеку, да еще и воспалившийся. Положим, воспаление пройдет, но рубец останется. В любой другой стране, за исключением Германии, этот рубец на лице не сообщит о своем владельце ничего хорошего. Но это же Германия, особая страна, в которой женщина обязана уступить дорогу офицеру, а труд на земле считается позором. Любимый город Ганса – Париж, туда он непременно и отправится после окончания курса в университете. На год или два, а от Берлина у него сводит скулы.
Тадеуш Мей, пожалуй, самый учтивый, умный и образованный человек из всей троицы (с герром Буссеном нам еще предстоит познакомиться). При этом, разумеется, весьма и весьма непрост, о чем свидетельствует едва заметная тонкая улыбочка, время от времени слегка кривящая его губы. Особенно, когда он отпускает какое-нибудь особенно остроумное замечание, внешне безобидное, относительно забавных привычек немцев, французов, американцев и просто близких людей, например, соседей по пансиону.
Вот несколько образчиков его остроумия. «Нельзя отнимать ничьих страданий, ведь чаще всего человек обрекает себя на них, преследуя какие-то свои цели». «Многие были бы не прочь принять милостыню, если бы не опасались заслужить презрение благодетеля. Одолжения можно принимать только от близких друзей и оказывать их можно тоже только им же». «Если Вы выступаете в роли благодетеля, будьте готовы к тому, что Вас возненавидят». Получается, что благодеяние вызывает двойной нехороший эффект: презрение дающего с одной стороны, и ненависть принимающего с другой. Еще один пример едкого остроумия Тадеуша: «Германия страна культурная, но не цивилизованная».
Любимый город Лондон, где, по его мнению, только и может жить цивилизованный человек. Берлин называет тюрьмой.
Герр Буссен, немец с севера Германии, что дает основание всем остальным немцам потешаться над его произношением; самый бедный из всех обитателей пансиона фрау Розы, что дает последней безусловное право (это понимает и сам герр Буссен) всячески третировать беднягу по поводу и без повода. Простоватый герр Буссен, талантливый студент-математик, подающий большие надежды, полностью разделяет общее для всех немцев заблуждение о том, что у американцев денег куры не клюют. Возможно, в этом отчасти виноваты и сами американцы.
Познакомившись, они взглянули друг на друга, и что же увидел Чарльз? «Зависть, до того глубокая, что даже смахивала на ненависть, проступила на лице герра Буссена, он замолчал и принялся разглядывать Чарльза (между прочим, заложившего третьего дня свой фотоаппарат за сто марок и поэтому чувствующего себя богачом) так, словно пред ним было некое невиданное, но довольно мерзкое существо другой породы». Помолчав, он сказал: «Я бы посоветовал Вам не нарушать наших прелюбопытных обычаев и ничем, решительно ничем, даже самой малостью, не навлекать на себя недовольство полиции. Я говорю это Вам потому, что Вы плохо знаете нашу страну: здесь не любят иностранцев». О Берлине герр Буссен никак не отзывается.
Фрау Роза… На мой взгляд, вполне достойная представительница, так сказать, слабой половины рода человеческого. Но прекрасной! Как в отношении гендерных, так и в отношении профессиональных признаков. Хозяйственная, деятельная, бесцеремонная с малыми, и слегка заискивающая перед бОльшими, свежая и не расставшаяся еще окончательно, не смотря на свой возраст («после тридцати все они казались Чарльзу одного возраста»), с девичьей непосредственностью и остатками привлекательности.
Все, больше ни слова о фрау Розе, а то еще что-нибудь скажу. И так уже чувствую, что наговорил лишнего. Сами прочитаете, если захотите. А если Вы женщина, то Вы и так все знаете.
Все четверо ее постояльцев, нам уже известных, праздновали Новый Год во вновь открытом кабаре двух близнецов, друзей герра Буссена. После первой кружки пива выяснилось, что у герра Буссена есть имя – Отто. Обстановка быстро потеплела. А несколько позже, после четвертой или пятой, даже накалилась. Выяснилось, что Ганс и Тадеуш, как и все европейцы, у которых накопилось слишком много взаимных претензий за время совместного проживания на континенте Евразия, недолюбливают друг друга. А поскольку Тадеуш был явно умнее, последнее слово всегда оставалось за ним. Или, когда он не хотел обострять ситуацию, он просто замолкал. Ганс грезил о реванше в следующей войне (в ней-то мы не повторим ошибок) и винил Америку в поражении в предыдущей войне. Все дружно сошлись в ненависти к Америке, даже добродушный Отто; ему не понравилось, что американцы равнодушны к остальному человечеству, и еще, что невзгоды минуют их.
Самым умным из них, как и следовало ожидать, оказался Тадеуш, он сказал: «Оставим на время наш спор, за один вечер его не решить».
От следующей войны наших студентов отделяло всего восемь лет, и опять все повторилось: немцами были совершены новые ошибки, как и предсказывал Тадеуш, и опять в поражении оказались виноваты американцы.
В следующей войне Ганс скорее всего принял участие (добровольно); наверное, и Отто тоже (по призыву); Тадеушу удалось улизнуть за канал или еще дальше, за океан, он был слишком умен для войны; Чарльз высадился в Нормандии в 1944 году, победил Германию и взял в плен Ганса. Отто погиб на Восточном фронте, на котором вместе с ним погибло несколько миллионов немцев и примкнувших к ним добровольцев из покоренных и союзных стран Европы.
Впрочем, сейчас выясняется, что Восточного фронта как будто и не было, а настоящая война и настоящие победы начались с высадки союзников, поляков и украинцев в том числе, на континент.
P.S. Гипсовая копия падающей Пизанской башни, которую фрау Роза привезла из свадебного путешествия, не выдержала грубого прикосновения рук Чарльза, и рассыпалась. Отсюда и название повести. Если не искать здесь второго дна.