Пока экономика рушилась, пока генералы выжидали, Марсело Бьелса готовился к Олимпийским играм. Аргентина, возможно, и разваливалась на части, но в футболе начинался золотая эпоха.
Сесар Луис Менотти был родом из Росарио. Он был нападающим «Сентраль», выиграл чемпионат Аргентины с «Бока Хуниорс» и играл вместе с Пеле в «Сантосе». Однако именно как тренер, поддерживающий красивый, подвижный футбол, он достиг вершины своей карьеры. Однажды он сказал: «Когда в футбол играют правильно, как с живописью, как с музыкой, он стремится быть чем-то прекрасным, но если эта идея не поддерживается, он исчезает.» В 1973 году он привел «Уракан», один из самых маленьких клубов Буэнос-Айреса, к чемпионскому титулу. На следующий год, после того как неуклюжая, бесхитростная сборная Аргентины была унижена на Чемпионате мира, сметенная блеском Йохана Кройфа под дождем в Гельзенкирхене, Менотти был назначен в качестве главного тренера, чтобы исправить нанесенный ущерб.
Заядлый левый интеллектуал с длинными волосами, Менотти вряд ли был идеалом диктатуры в качестве тренера национальной команды, но Аргентина должна была провести Чемпионат мира в 1978 году, и Менотти выступал в качестве их лучшего шанса на победу на этом турнире. Он был неприкасаем. В январе 1976 года он связался с Хорхе Гриффой, тренером академии «Ньюэллс». Аргентина должна была играть отборочный турнир к Олимпийским играм в Монреале, и Менотти хотел, чтобы Гриффа отправил резервную команду «Ньюэллс» в Ресифи на северо-восточное побережье Бразилии. Бьелса был одним из тех, кого выбрали для этой поездки.
Бьелсе было двадцать лет, и он достаточно хорошо играл центрального защитника, чтобы его выбрали в команду турнира наряду с бразильцем Эдиньо, который сыграет на трех Чемпионатах мира. Аргентина заняла третье место, но в следующем месяце Бьелса дебютировал за «Ньюэллс Олд Бойз» под дождем на Колосо дель Парк, потерпев поражение от «Ривер Плейт» со счетом 2:1. Одним из его ближайших друзей в «Ньюэллс» был Роберто Агерополис, защитник, который позже играл за «Панатинаикос». Агерополис был на год старше Бьелсы. Он строил дом, но на деньги, которые ему платил «Ньюэллс», он не мог позволить себе закончить его. Бьелса предложил ему свою зарплату, сказав Агерополису: «Возьми мои деньги и поставь крышу над своим домом. Вернешь, когда сможешь.» На протяжении всей своей карьеры Марсело Бьелса был несговорчив по поводу денег. Он знал себе цену, и контракты, иногда заключаемые Рафаэлем, будут прибыльными. И все же были и деньги, которые Бьелса всегда раздавал всем подряд. Узнав, что его друг из Росарио Хосе Фалабелла не может иметь детей, он оплатил сеансы искусственного оплодотворения и стал крестным отцом дочери Хосе. Бьелсе нравилось быть частью «Ньюэллс», хотя его пребывание в первой команде было коротким, с ничьей 1:1 против «Сан-Лоренцо» и поражением 3:1 от «Тальерес де Кордова» в декабре. Ему предстояла еще одна игра, победа со счетом 3:1 над «Эсгрима Ла-Плата», но она состоится только через полтора года, и Бьелса выйдет на замену только за три минуты до финального свистка, поставившего точку в матче и в его игровой карьере за «Ньюэллс Олд Бойз». В промежутке ему предложили поиграть в Кордове, в городе, доминирующем в горах Сьерра к западу от Росарио. Быть отправленным в аренду — одно из самых сложных заданий в футболе. Ты приезжаешь как незнакомец в одиночестве гостиничного номера перед тренировкой среди игроков, которые в случае Бьелсы заподозрили, что он недостаточно хорош для такого клуба, как «Ньюэллс». Он и еще трое из Колосо дель Парк проделали 370-километровое путешествие на автобусе. Ему предоставили квартиру на седьмом этаже.
Он будет играть за «Институто де Кордова», который выступает в региональной, а не в национальной лиге. В своей первой игре он делил поле с отцами двух футболистов, которыми ему предстояло руководить в сборной Аргентине, Роберто Айалой и Николасом Бурдиссо. Бьелса становился все более недовольным. «Институто» занял восьмое место из десяти в Лиге Кордовы, и Бьелса был разочарован уровнем футбола и своими собственными выступлениями. Он проводил большую часть своего свободного времени, обучаясь танго, или в одиночестве читая на седьмом этаже. Один из его товарищей по команде заметил, что во время выездных матчей остальные члены команды набивали свои сумки музыкальными кассетами, а Бьелса — книгами.
«Он любил «трудные» разговоры»», - сказал Эдуардо Анелли, игравший за «Институто» в качестве вингера. «Иногда он стоял перед тренером и говорил: «Я не согласен», и мы смотрели друг на друга, спрашивая себя, что он имел в виду. Другой товарищ по команде, Мигель Ольмедо, говорил: «Технически он ничем не выделялся, но был очень требователен к себе на тренировках. Он всегда требовал, чтобы мы работали с большим вниманием, и однажды сказал, что мы должны попросить тренера увеличить количество физической подготовки.»
У главы хунты Хорхе Видела была поговорка для тех, кого преследовали его люди. «Они ни живы, ни мертвы», - заметил он однажды. «Они исчезли.» В 1977 году исчез Рафаэль. Марсело попросил разрешения вернуться в Росарио. Он устроил так, что его контракт был расторгнут, и вернул «Институто де Кордова» деньги, которые они ему выплатили вперед. Жить в Росарио в конце 1970-х годов означало жить под властью Леопольдо Галтьери, который возглавлял Второй Армейский Корпус. Он управлял всем в городе: глухой ночью его люди выбивали двери в поисках повстанцев. Галтьери питал слабость к виски Джонни Уокер Блэк Лейбл и к пролитию чужой крови. Большой дом, где когда-то жил и работал доктор Рафаэль Бьелса, был захвачен аргентинскими спецслужбами, а библиотека превратилась в комнату, из которой прослушивались телефоны.
Одним из объектов, контролируемых Галтьери, был Кинта де Фюнес. Это было большое ранчо – типа Саутфорка в Далласе – расположенное среди пышных лужаек. Внутри были люди куда более злобные, чем Юинги. Кинта де Фюнес была лабораторией террора, которую использовали против тех, кто, по мнению армии, стремился уничтожить диктатуру. Одним из подозреваемых был Рафаэль, которому было в то время двадцать два года. Рафаэль стал убежденным противником хунты, хотя это была не хипповская оппозиция типа цветочков в волосах, парализовавшая Соединенные Штаты, когда война во Вьетнаме приближалась к своему неизбежному завершению. Его деятельность была жесткой, решительной, пуританской. «Когда я был молод и занимался радикальной политикой в 1970-х годах, наркотики считались инструментом империализма», - сказал он. «Мы смеялись над хиппи, потому что конопля делала их неспособными функционировать.» Его арестовали, завязали глаза и доставили в Кинта де Фюнес. Мужской голос, низкий и скрипучий, спросил, почему Бьелса жертвует книги в марксистскую библиотеку. Лишь несколько лет спустя, когда он вместе со 100 тысячами других людей пришел на площадь Майо в Буэнос-Айресе, чтобы услышать, как Галтьери, в то время уже президент Аргентины, объявляет об оккупации Фолклендских островов, Рафаэль понял, чей это был голос. Много лет спустя он включил свой опыт пребывания в Кинта де Фюнес в роман, который в 2015 году был выпущен в виде фильма «Операция «Мексика», Пакт Любви.»
Рафаэль провел три года в изгнании в Испании, прежде чем вернуться в Аргентину в 1980 году. Два года спустя началась Фолклендская война, и это говорит об истерии, охватившей страну, что Рафаэль, работающий адвокатом в Министерстве юстиции, что-то вроде оксюморона в Аргентине Галтьери, был увлечен ею. Он решил пойти добровольцем на военную службу. В интервью газете Нью-Йорк Таймс в очереди на регистрацию он сказал: «После стольких лет это первое, что свело нас воедино. Солдаты, погибшие при высадке, были первыми мучениками, участь которых аргентинцы смогли разделить.» За его спиной стоял инженер с куда более оптимистичным взглядом на вторжение. «Это просто маневр военных, чтобы отвлечь нас», - сказал он репортеру Нью-Йорк Таймс Джеймсу Маркхэму. «Экономика в полном беспорядке, страна может взорваться. Большинство людей здесь — государственные служащие, которые думают, что, временно отправившись на Мальвинские острова, они могут получить двойную зарплату. Я еду, потому что хочу заработать деньги. Если я окажусь там в числе первых, то смогу получить первые контракты и заработать много денег.»
Никто в Буэнос-Айресе, по сообщению Маркхэма, не думал, что будут проводиться военные действия. Хунта была готова предложить островитянам цветной телевизор, чтобы они могли посмотреть Чемпионат мира из Испании. Это была безделушка, которой хунта размахивала и раньше. В 1978 году, когда страна готовилась к собственному Чемпионату мира, в Аргентине впервые было представлено цветное телевидение. Как и для многих людей в Аргентине, Чемпионат мира 1978 года оставил глубокое впечатление на Марсело Бьелсу, и не только потому, что хозяева выиграли, но и из-за стиля и драматизма, с которыми команда Сезара Менотти взяла трофей.
Росарио играл центральную и чрезвычайно противоречивую роль в этом Чемпионате мира. Возможно, потому, что его вместимость была немного больше, возможно, потому, что именно здесь Марио Кемпес, острие атаки Менотти, играл за свой клуб, Хиганте де Арройито, а не Колосо дель Парк, был выбран для проведения городских игр. Аргентина провела все матчи своей второй группы в Росарио. Кто бы ни возглавил группу, он попадал в финал Чемпионата мира. На своем родном стадионе Кемпес дважды забил в ворота Польши и для пущей убедительности отбил рукой мяч с ленточки после удара Гжегожа Лато. Это нарушение осталось без наказания. Встреча с Бразилией была бурной безголевой ничьей, примечательной возвращением Леопольдо Луке в атаку Аргентины. Ранее на турнире форвард вывихнул локоть во время победы над Францией со счетом 2:1 на стадионе Эстадио Монументаль. Его брат, ехавший из Санта-Фе в Буэнос-Айрес, чтобы повидаться с ним, сгорел насмерть в автокатастрофе на Панамериканском шоссе. Оставалось еще две игры. Бразильский матч против Польши в Мендосе, в предгорьях Анд, завершился за час с четвертью до того, как Аргентина встретилась с Перу на Арройито. Бразилия выиграла со счетом 3:1. Аргентина должна была выигрывать с разницей в четыре мяча, если они хотели были встретиться с Голландией в финале.
То, что последовало за этим, является футбольным эквивалентом убийства Кеннеди, игрой, оживленной теориями заговора, которые варьировались от огромных поставок зерна из Аргентины в Перу до размораживания торгового кредита на $50 млн. Аргентинское правительство даже обвинили в том, что оно предложило своим коллегам в Лиме использовать свои центры пыток, что для двух военных диктатур выглядело бы как культурный обмен.
Перед началом матча Видела в сопровождении бывшего госсекретаря Ричарда Никсона Генри Киссинджера, страстного футбольного болельщика, вошел в перуанскую раздевалку, чтобы «пожелать удачи команде соперника». «На нас оказывали давление? Да, мы были под давлением», - сказал Хосе Веласкес, который играл в центре поля за сборную Перу в том матче, превратившимся в разгром 6:0, который привел сборную Аргентины к финалу и буре конфетти на Эстадио Монументаль. «Какого рода давление? Давление, которое шло от правительства к главному тренеру и управляющим команд и от них к обычным тренерам.» Вратарь сборной Перу Рамон Кирога родился в Росарио, и когда двадцать лет спустя он дал интервью Ла Насьон, то сказал, что чувствует себя скорее аргентинцем, чем перуанцем. Накануне игры некоторые игроки сборной Перу обратились к тренеру Маркосу Кальдерону, попросив его не ставить на ворота Кирогу.
Проблема для теоретиков заговора заключается в том, что только когда финальный свисток прозвучал в Мендосе за семьдесят пять минут до старта в Росарио, Аргентина знала точный счет — 4:0 — который отправил бы их в финал. Ни один из игроков Менотти, даже те, кто внутренне противостоял хунте, не думал, что матч был договорным. Незадолго до начала Чемпионата мира солдаты вошли в боулинг и арестовали двух друзей Альберто Тарантини, которых больше никто не видел. На приеме в честь звезд аргентинского спорта защитник набрался смелости подойти к Виделе и спросил генерала, что с ними случилось. Видела ответил, что он за это не в ответе. Тарантини думал, что Перу переживал так называемый страх сцены, но не более того.
Центральный защитник Луис Гальван рассказал Джону Сперлингу о своей книге «Смерть или Слава»:
Все мы привыкли к взрывоопасной атмосфере внутри аргентинских стадионов, но это было совершенно непохоже ни на что другое. Шум и цвет были особенными. Когда мы выбежали, я взглянул на ложу для высокопоставленных гостей. Там были Видела и Лакост (Адмирал, который должен был сменить Виделу). Они были властелинами всего и вся. Хотя ты и пытаешься сосредоточиться на игре, но ты понимаешь, что это нечто большее, чем игра, когда ощущаем присутствие хунты. Марио Кемпес забил через двадцать минут, и мы ушли на перерыв со счетом 2:0. Я думаю, что это всегда идеальный результат. У вас достаточно зацепок, чтобы быть уверенным в том, что ты делаешь, но недостаточно, чтобы ты мог бы сидеть сложа руки и расслабиться. Во втором тайме мы разгромили Перу. Заметил ли я что-нибудь отдаленно неправильное в исполнении игроков сборной Перу? Ни на одну минуту.
К тому времени, как на Монументале был поднят Кубок мира, Бьелса уже переключил свои мысли на тренерскую работу. Театральный критик Кеннет Тайнан однажды заметил о своих отношениях с актером или режиссером, что «критик — это тот, у которого есть карта, но он не умеет водить машину». Хорхе Гриффа сказал нечто подобное о Бьелсе: «У него не было возможности стать великим игроком, но он имел представление о том, что это такое. К двадцати четырем годам Бьелса знал, что его карьера футболиста вряд ли далеко его продвинет, но он уже изучал свои карты. Хосе Луис Дангисе, который вместе с Бьелсой ездил из «Ньюэллс» в Кордову, сказал: «Он уже делал наброски своей тренерской карьеры. Ты приходил к нему домой или он приходил ко мне и на листе бумаги показывал, как должен играть «Институто». Он намного опередил нас в своем видении того, каким может быть футбол.»
Последний раз Бьелса в качестве игрока попробовал, что такое футбол, когда играл в третьем дивизионе с «Архентина де Росарио». «Он становился все серьезнее», - вспоминал один из его товарищей по команде Луис Мартарелло в интервью Мундо Депортиво. «Он не смеялся и терпеть не мог шуток, хотя никто их и не отпускал. Похоже, он готовился к чему-то другому.» Поначалу он работал в газетном киоске вместе с Раулем Дельпонтиго, который был его верным спутником от «Ньюэллс» до Кордовы, а затем до «Архентина Росарио». Они заваливали свои велосипеды газетами, чтобы отвезти их в киоск, хотя, по словам Дельпонтиго, Бьелса никогда не находил в себе смелости делать выкрики по поводу своих товаров. Он, однако, стал экспертом в области поиска спортивных журналов со всего мира, и киоск просуществовал десять лет, прежде чем он был продан. К тому времени Бьелса стал не просто тренером, а одним из самых интересных и новаторских тренеров в Южной Америке. Его первая работа будет в команде Университета Буэнос-Айреса.
*
Был декабрь, середина лета в Аргентине, и Альдо Форти, главный тренер Университета Буэнос-Айреса, ехал через город к доктору. Движение было плохим, и он опаздывал. На углу Скалабрини и Лас-Эрас зазвонил телефон. Он не собирался брать трубку, но номер был испанский, и он ответил на звонок. «Мистер Альдо Форти? Вы заняты?» Это был Марсело Бьелса, звонивший почти тридцать лет спустя после того, как возглавил футбольную команду Университета Буэнос-Айреса. Теперь он возглавлял «Атлетик Бильбао». «Я думал о моем назначении. А я-то думал, что наш разговор займет столько же времени, сколько одна из его пресс-конференций», - сказал Форти.
Я хотел записать его, чтобы запомнить. У меня не было ни бирки, ни даже клочка бумаги. Я бы написал то, что он сказал, на кирпиче, кусочке бетона или даже на тротуаре самой улице. Он говорил завораживающе в течение восьми минут, и в конце я сказал: «Надеюсь, я все это запомню.»
В Бильбао Бьелса думал о прошлом. Университет Буэнос-Айреса был его первой тренерской работой, и он хотел извиниться за то, что не общался с ним все эти годы. Он получил это назначение в 1982 году, в тот год, когда его брат отправился добровольцем в Каса Росада, в год, когда Фолклендская война ослабила ужасную хватку генералов, в год, когда Аргентина изменилась навсегда.
В 1982 году Альдо Форти изучал архитектуру. Вскоре ему предстояло делать по 600 приседаний в день, а Бьелса отказывался заканчивать тренировку до тех пор, пока каждое упражнение не будет доведено до совершенства.
Он считал, что ко всем нужно относиться одинаково, но чем выше в командной иерархии ты поднимаешься, тем больше от тебя требуют. По крайней мере, так он считал в свои двадцать семь лет. Там был парень по имени Элой дель Валь, настоящая физическая особь, которого он хотел поставить на место. Однажды, когда мы поднимались по лестнице в раздевалку, Бьелса снял часы и пиджак, отдал их ближайшему к нему человеку и сказал: «Мистер дель Валь, давайте уладим все как джентльмены.» Драки не было, но это была достаточная демонстрация силы, чтобы он смог посадить этого парня на скамейку запасных на следующую игру. Он очень сильно реагировал, если бы одного из его игроков ударили сзади. Он выбегал на поле, чтобы защитить своих игроков. В другой раз, когда один из наших игроков получил удар локтем, Бьелса пошел искать обидчика после игры. Возможно, он был всего на три года старше нас, но он убеждал нас своей убежденностью, с которой говорил. Это был профессионализм. Под руководством нашего предыдущего тренера мы играли в полуфинале в 10.30, мы постучали в его дверь в десять, и тренер крепко спал. Мы повторяли упражнения Бьелсы до тех пор, пока они не стали нашей второй натурой. Время не имело значения; он не говорил так, как сказали бы другие тренеры: «Они всего лишь студенты, они устали.» Он был требовательный. Всегда. Сегодня принято работать, как у Бьелсы, но в свое время он был новатором. Мы прошли путь от тренера, который не знал, в какое время начинаются игры, до кого-то вроде Бьелсы, который возил нас на тренировочные площадки резервистов «Архентинос» или «Бока Хуниорс».
Мигель Каллони изучал агрономию в Буэнос-Айресе. Ему было двадцать три года, когда Бьелса принял команду.
Между нами всегда была дистанция. Мы никогда не болтали и не сплетничали, несмотря на то, что были довольно близки по возрасту. И он не очень-то нам открывался. Он никогда не был моим другом, но у меня остались о нем очень хорошие воспоминания. Он был очень увлечен и действительно верил в свои идеи. Очень немногие игроки плохо о нем отзывались после того, как прошли через его руки. Как команда, мы хотели атаковать, и физически мы действительно могли подмять под себя команды, против которых играли. Он мотивировал нас серьезностью, с которой относился ко всему. Я не помню, чтобы был бунт из-за слишком большого количества тренировок, например, чего можно было бы ожидать от студентов.
А потом произошла случайная встреча в Росарио. Бьелса столкнулся с Эдуардо Бермудесом, который когда-то тренировал его в резервных командах «Ньюэллс». Он сказал Бьелсе, что стал тренером «Сентраль Кордова». В Колосо дель Парк нашлась работенка. Вместе они отправились к Хорхе Гриффе. «Я хочу быть тренером», - сказал Бьелса. «Замечательно. Давай поработаем вместе, и посмотрим как далеко мы продвинемся.»
