1971 год. Калифорния
Огромное заброшенное поместье Счастливчика Болдуина[1] буквально нависает над океаном. Это здание стоит так дорого, что вот уже более века его никто не может позволить себе купить. Серые колонны, стены с облупившейся краской, старинные двери с выбитыми витражными стеклами, которые с явным усилием открывает режиссер Джон Палмер.
Врач-психиатр у него за спиной с тревогой смотрит на огромную старинную лестницу в холле этого гигантского особняка, а потом переводит взгляд на хрупкую, почти прозрачную девушку, которая держится на ногах только за счет того, что с одной стороны ее держит муж, а с другой – за локоть придерживает медсестра.
Пара операторов, второй режиссер Вайсман, несколько ассистентов, актеров массовки и, как это обычно бывает на съемках, целая куча случайных людей уже вовсю готовятся к съемкам, когда здесь появляются Джо Палмер с женой, пара медсестер, психиатр, а также муж и брат Эди Седжвик. Все они приезжают сюда, ради того, чтобы хрупкая, едва держащаяся на ногах и совершенно бесцветная девушка все же закончила съемки в фильме. Уже через пару часов становится понятно, что она не просто не может играть, она даже не понимает, как это делать.
Джо Палмер распоряжается принести в гостиную некогда роскошного дома диван, ставит перед ним камеру, настраивает свет и предлагает Эди просто сесть на диван и что-нибудь сказать.
– Что случилось, когда ты пришла на «Фабрику»? – спрашивает режиссер, беря на себя функцию голоса за кадром.
– Он просто посадил меня на стул и попросил рассказать о себе. Я сказала, что я самая обычная девушка, – отвечает Эди. Голос ее растворяется в этих огромных пространствах, превращая его в едва слышимый шепот ветра.
– А что сказал он? – спрашивает режиссер после секундной заминки.
– Он разозлился и сказал, что девушка с такой внешностью не может быть обычной. Судя по всему, он все же ошибался…
Бедная богатая девушка
Фамилия «Седжвик» была, да и до сих пор остается синонимом так называемых «старых денег». Мать Эди – дочь основателя Южно-Тихоокеанской железной дороги, один из ее прадедов подписывал американскую Декларацию о Независимости, а другой основал Центральный парк в Нью-Йорке. Клан Седжвиков представляет собой огромное и ветвистое дерево. Какие-то семьи побогаче, какие-то – победнее, но все они обладают невероятным влиянием. Что-то на уровне Ротшильдов, Рокфеллеров или Гетти. Очень и очень старые деньги.
Элис и Френсис Седжвик селятся на огромном ранчо в Санта-Барбаре (городок для миллионеров неподалеку от Лос-Анджелеса). На первый взгляд этот пригород выглядит также, как и любое другое приморское местечко, но понимание того, что каждый житель Санта-Барбары имеет, по меньшей мере, семизначный счет в банке, придает этой рыбацкой деревушке особого колорита.
Огромное ранчо располагается на берегу океана, неподалеку от заброшенной фермы Счастливчика Болдуина, на которую Эди с братьями иногда сбегают от отца. Они живут очень замкнуто, и долгое время Эди не понимает, почему так повелось. Как и любому другому ребенку, ей кажется, что все так живут. Ну, или почти все. Они все же лучше других, а все те, кто хуже, им завидуют. От них нужно держаться подальше. Со временем выясняется, что Френсис Седжвик считает, что от всех нужно держаться подальше.
Эди появляется на свет в 1943-м году, она младшая из восьми детей. Их редко вывозят в город и практически не разрешают общаться с другими детьми, поэтому дети Френсиса со временем становятся друг другу лучшими друзьями, командой, которую более всего на свете они боятся разрушить. Боятся так сильно, что о многом предпочитают молчать. Им просто не поверят и отправят в психиатрическую больницу. Давняя традиция Седжвиков (да и всех других старых и благородных семей) – избавляться от неудобных родственников посредством клиники для душевнобольных. Чаще всего так поступают с девочками.
Поговаривают, что у Френсиса, которого все дети называют Фаззи, было выявлено биполярное расстройство личности, а долгое время у него даже подозревали шизофрению. Так или иначе, со стороны Фаззи создает впечатление крайне благовоспитанного мужчины с хорошими манерами. Нужно провести с ним рядом какое-то время, чтобы он начал проявлять свою жестокую и деспотичную натуру. Он ни на кого не поднимает руку, предпочитая другие способы унижений. Если жена или дети делают что-то, что ему не нравилось, он лишает их денег, ставит в неудобное положение в магазине, запирает в чулане и, самое страшное, любит по ночам зайти к ним в комнату и наблюдать за тем, как они спят. Когда дети однажды заперли на ночь свою дверь, Фаззи рассвирепел и запретил им покидать пределы ранчо целый год.
На следующий день вся семья собирается за большим столом в гостиной и начинает ужинать, как ни в чем не бывало. Разве что десертная ложка Эди слишком громко стучит по отполированной, блестящей поверхности сахарницы из старинного фамильного серебра.
Всех детей Френсиса Седжвика объединяет тайна, нечто, о чем они никогда не говорят, но это держит их вместе. Ведь Эди пережила ровно то, что и пара ее братьев, уж она-то знает. Только они могут ее понять.
Фаззи начинает приставать к Эди, когда ей нет еще и восьми лет. Иногда в моменты гнева он может заставить ее раздеться, отшлепать, а вскоре он начинает распускать руки еще сильнее. Эди долгое время убеждает себя в том, что ночные кошмары с участием отца – не более, чем плохие сны, пока не видит, что отец проделывает то же и с братьями. Чем они старше, тем злее и ужаснее становится отец, тем чаще повторяется насилие. Детей он считает собственностью, и когда они начинают предпринимать попытки выбраться с ранчо, он прижимает их к стенке и начинаются самые страшные пытки.
– Зачем ты вынуждаешь меня все это делать? Почему нельзя быть хорошей и послушной девочкой? – частенько восклицает Фаззи.
Психика Эди делает странный вывод: нужно подольше оставаться ребенком, и тогда отец не будет к ней лезть. Для этого нужно только отказаться от еды. Если у нее нет права сопротивляться, то можно просто попытаться выглядеть максимально непритягательно. Так у нее началась анорексия. Нервная, болезненная и истеричная девочка начинает раздражать Фаззи, и он отправляет ее с братом и сестрой в одну из частных школ, но через несколько месяцев Эди возвращают из-за прогрессирующего расстройства поведения.
Элис, мать восьмерых детей, предпочитает смотреть в другую сторону. Женщина воспитана в старых традициях, развод для нее выглядит невероятным позором, да и не дал бы ей Фаззи просто так уйти. Он говорит жене, что если Элис в этом огромном доме с прислугой что-то будет не нравится, то, вероятно, она сумасшедшая. Любая другая женщина на ее месте молилась бы на такого мужчину, как он, а ее разбаловали в детстве и теперь она возмущается. И Элис предпочитает смотреть в другую сторону. Она не признается в собственных подозрениях даже себе.
Когда Фаззи раздевал и трогал детей в детстве, он не задумывался над тем, что его зверушки вырастут и начнут говорить, что свидетельствует о наличии у него признаков синдрома неразличения секссуального объекта. Первыми вырастают братья Эди. Они становятся слишком взрослыми для частной школы, поэтому лучшим решением становится психиатрическая клиника. Братья Эди пытаются там рассказать о том, что происходило в их доме, но, конечно, врачам удобнее записать в карту строчку о «патологической лживости», чем сделать что-то. Всегда им было не с кем было поговорить о том, что они пережили, но друг с другом они об этом могли хотя бы помолчать.
Когда Эди около восемнадцати, девочка застает отца за тем, как он занимается любовью с кем-то из горничных. Мимо проходит ее сестра, и видит то же самое. На этот раз у девочки есть доказательства, она не сошла с ума и ничего не придумала. Даже свидетели есть.
– Что за глупости ты придумываешь? Я всегда знала, что ты не в себе, но клеветать на отца – это уже перебор. Одно то, что ты это смогла придумать, – это уже позор для семьи, – говорит ей мать, когда Эди рассказывает ей об увиденном. Сестра Эди предпочитает сделать вид, что ничего не видит, и не слышит.
Вечером Элис рассказывает об инциденте мужу, и наутро девочку отправляют в Сильвер Хилл, дорогую психиатрическую клинику для неудобных детей богатых родителей. Там все не так уж плохо, кроме одного – там строго-настрого запрещены зеркала.
С тех пор девочку перебрасывают из одной психиатрической больницы в другую. У нее с детства выявлена анорексия, так что никаких вопросов по поводу отправки девочки в клинику ни у кого не возникает.
Когда Эди оказывается в клинике Блумингсдейл, Нью-Йорк, она учится сбегать из больницы незамеченной, и в одну из прогулок знакомится с парнем, с которым начинает вместе проводить время. Она не готова к физической близости, но попросту не сознает этого. В результате девушка беременеет, а впавший в панику медперсонал больницы, где она содержалась, настоятельно требует прервать беременность. И девушка соглашается.
– Почему ты это сделала, даже не сказав?! – кричит на нее тот парень.
– Ментальные проблемы. Никто не заслуживает такой наследственности, – говорит Эди, дергая плечиком так, будто хочет показать незначительность обсуждаемого вопроса.
В конце концов, одна из медсестер больницы убеждает мистера Седжвика в том, что если Эди останется в больнице, эти истории будут продолжаться до тех пор, пока она не умрет. Фаззи предпочел бы вычеркнуть повзрослевшую и неуправляемую дочку из памяти, закрыть где-нибудь и никогда не вспоминать, но это опасно. Эди хорошо ладит с влиятельными бабушками и дедушками, и они могут поднять ненужный шум. Уж лучше Кембридж. Увидев счет за обучение, мистер Седжвик раз сто пожалеет о сделанном решении.
Девушка отправляется изучать историю искусств в Кембридж, где уже учится один из ее братьев. Она с упоением погружается в учебу, проводит время с братом и однокурсницами, но всякий раз, когда на нее обращает внимание кто-то из парней, она вздрагивает и отходит в сторону. Сексуальная жизнь и даже просто объятия в ее голове навсегда связаны с насилием. Просто боль от физической близости от одних она готова терпеть, а от других – нет.
«В школьные годы мне как-то попался „Вог“ с ее фотографией: она делала пируэты на фоне нарисованной лошади. По ее лицу казалось: для нее никто на свете не существует, кроме нее самой. Я вырвала фото из журнала и повесила на стену».
(Патти Смит, певица и поэтесса, крестная мать «панк-рока»)
Иногда с человеком происходит нечто такое, после чего уже невозможно жить дальше. И тогда он встает перед выбором: замереть, умереть или планомерно разрушать себя. Здесь все варианты неправильные, так как с человеком просто не должны случаться такие вещи. Через несколько месяцев после начала учебы, Эди получает письмо от одной из сотрудниц больницы Сильвер Хилл. Ее брат Минти покончил с собой. Отец даже не собирался ей об этом сообщить.
После похорон Эди очень сближается с Бобби, старшим братом, с которым учится в одном университете. Незадолго до смерти Минти умерла ее любимая бабушка, оставив ей в наследство трастовый фонд на 80 тысяч долларов, и теперь у нее не осталось никого кроме Бобби, с кем ей не страшно было оставаться наедине. Они хотят лишь прожигать жизнь. Убежать от своих ночных кошмаров, оставив за собой след из разбросанных долларов. В конце концов, они все же срываются и вместе едут в Нью-Йорк.
Фамилия Седжвик открывает дорогу во все самые интересные места города. Где бы они ни появлялись, вокруг юных наследников образовывается толпа из тех, кто хочет от них получить немного денег и влияния. Ничего из этого у них нет, разве что на аренду хорошей квартиры и покупку мотоцикла хватает. Хрупкая и манерная Эди привлекает внимание мужчин, но она их боится. Зато она отчаянно нуждается в друзьях, и парень по имени Дейл это быстро понимает. Вместе с ней он ходит по кафе, магазинам, музеям и ночным клубам, становится для нее подружкой и телохранителем одновременно. Ровно в таком человеке и нуждается Эди. Парень буквально следует с ней повсюду. С ним она и ужинает, когда в самый разгар вечеринки, в канун Нового, 1965-го года, ей звонят и сообщают, что ее брат Бобби попал в аварию и скончался, не приходя в сознание.
Всем кажется, что Эди должна провалиться в ужасную депрессию, но она напротив, начинает с утроенным энтузиазмом посещать все светские мероприятия города, с удовольствием ловит на себе восхищенные взгляды и демонстративно не обращает ни на кого внимания. Кажется, что она старается находиться среди людей, чтобы убежать от ночных кошмаров, но тем самым, она буквально воплощает собственные кошмары в жизнь, так как более всего на свете она боится людей. Особенно, когда они подходят слишком близко. Когда ее видит Энди Уорхол в квартире Лестера Перски, Эди бездумно и отрешенно танцует. Кажется, что она никак не контролирует свои движения и не думает о том, как выглядит, но при этом в каждом ее взмахе руки есть нечто красивое.
«Она танцевала, словно древняя египтянка. Красиво, грациозно наклоняла голову. Так не умел больше никто. Люди так и стали называть этот танец — „седжвиком“».
(Энди Уорхол)
– Седжвик. Очень старые деньги, – говорит ему кто-то из знакомых, указывая на танцующую девушку.
Энди подносит к лицу фотоаппарат и делает пару снимков.
– Кто этот парень с фотоаппаратом, – хмурится Эди, когда уже стоит и болтает с кем-то на балконе.
– Энди Уорхол. Он не человек с фотоаппаратом, он сам и есть фотоаппарат. Человек-зеркало, – смеется ее новый знакомый, а Эди не понимает, что здесь смешного.
Еще в Кембридже она много слышала про Энди Уорхола. Большинство ее сокурсников считают, что он просто выскочка и фальшивка, но Эди нравится все, что делает этот странный, удивительно некрасивый мужчина в темных очках и с шапкой ядовито-белых волос.
Энди Уорхол
Андрей Вархола появляется на свет в Питтсбурге в 1928-м году в семье эмигрантов из Словакии. В семье четверо детей, но одна девочка умирает еще до рождения Энди. Отец – рабочий, а мать, очень строгая религиозная женщина в старомодном национальном платье. Она вскоре начинает подрабатывать шитьем и стиркой. До конца дней она так и не выучит ни слова по-английски, будет ненавидеть все американское и постарается вырастить детей так, будто бы они никогда не уезжали из села где-то на территории современной Словакии. В семье никогда не хватает денег даже на еду. Энди начинает казаться, что эта тотальная нищета буквально въедается в кончики его пальцев. Он пропах запахом мусора и дешевого супа из банки, которым его мать кормит его каждый день, считая это красно-коричневое варево витаминным комплексом. Для Энди этот суп становится символом бедности и… уюта. Без него ему сложно было бы представить собственное детство.
В девять лет он заболевает скарлатиной, которая перерастает в хорею Сиденгама, более известную как Пляска святого Вита. Странное заболевание, которое сопровождается спастикой, спонтанными телодвижениями. В культуре оно стало известно благодаря эпидемии чумы, из-за которой целые деревни впадали в полумистическое, дьявольское состояние безумных и неконтролируемых танцев. Энди проводит в постели несколько месяцев, во время которых мать приносит ему стопки раскрасок. Врач говорит ей, что упражнения на мелкую моторику помогут ребенку скорее выздороветь, и она дает ему за каждую законченную раскраску плитку шоколада. Из-за чего тонкая кожа Энди покрывается рытвинами, прыщами и пятнами, которые не никогда не пройдут.
Дети в их гетто начинают насмехаться над его странной манерой двигаться, плохой кожей и слишком худым телом. В какой-то момент он решает стать художником, и уже даже получает поздравительное письмо из Питсбургского университета, но потом встречает художника на улице и начинает расспрашивать, почему у него не продаются пейзажи. Тот отвечает:
– Картина определяется не ценой, а количеством сделанных копий, парень. Мои картины никто не хочет скопировать.
И Энди поступает в другой институт на коммерческого иллюстратора.
Он неплохо справлялся с оформлением витрин, альбомов, книг и афиш, но художником его считать отказываются примерно все. Зато он прекрасно ладит с клиентами. Как только он понимает, что человек может сделать у него заказ, он становится удивительно заискивающим и чуть ли не начинает кланяться. Когда он возвращается домой и мать в своем карикатурно-строгом платье накрывает ему на стол, Энди вдруг начинает до истерики ненавидеть тех, перед кем сегодня ему пришлось пресмыкаться. Он ненавидит всех людей с деньгами, и презирает всех, у кого их нет. Никогда в жизни он так и не приблизится к тому состоянию, когда можно позволить себе не думать о том, сколько стоит вещь в магазине. Разве что уровень магазинов изменится. Приходя домой, в маленькую квартиру, заваленную старыми вещами, он подолгу молчит, сидя за столом со своей мамой, молится, ложится спать, утром идет в церковь на исповедь, а потом одевает на себя «костюм Энди Уорхола». Целый час он наносит грим на испещренную язвами, нездорово-белую кожу, надевает парик с ядовито-белыми волосами и темные очки. И так каждый день. Никаких девушек, юношей и наркотиков. Мама и церковь.
«В 60-х я знал одну особу, которая вызывала у меня восхищение. Полагаю, это восхищение было наиболее близким к некоему проявлению любви»
(Энди Уорхол)
К началу 1960-х он уже окончательно превратился из иллюстратора в модного художника, арендовал по соседству с Бруклинским музеем насквозь прогнившее пятиэтажное здание и открыл там, на пятом этаже творческую студию, которую называл «Фабрикой». Он оформил это место под круглосуточный ночной клуб-сквот, в котором собрал вокруг самых странных, необычных и обожающих его людей. «Фабрика» постепенно превращается в секту, и Энди решает, что ему пора писать иконы.
Фабрика
На пятом этаже старого здания, в котором когда-то располагалась какая-то мастерская, все стены выкрашены серебряной краской, повсюду висят наполненные гелием серебряные шарики, стоят по периметру диваны, на которых полулежат самые странные люди города, а в центре зала всегда стоит камера, напротив которой главный кожаный диван. Кажется, что здесь буквально все поверхности способны отражать твое лицо, все выкрашено серебряным цветом, в том числе, чашки и сахарница на столе, в которой обычно вовсе не сахар.
Даже чугунные перила пожарной лестницы искрятся на солнце. Каждая поверхность на «Фабрике» – не то, чем кажется. Все серебристое Каждый, кто сюда приходит впервые, может сесть на этот диван и начать сниматься в кино. Энди интересны люди и то, как их меняет оптика камеры. Симпатичные девушки вдруг превращаются в серое пятно в кадре, а иные, напротив, становятся произведением искусства, от которого невозможно было оторваться. Эди Седжвик, кажется, буквально создана для того, чтобы сидеть на этом диване в одном белье и вздрагивать всякий раз, когда к ней кто-то подходит. Уорхол следит за тем, чтобы Эди никто лишний раз не трогал, не говорил каких-то пошлых шуток и не рассказывал особенно много о работе «Фабрики». Никто не знает обо всем, что здесь происходит. Даже сам Уорхол. Так и должно оставаться.
«Идея не в том, чтобы жить вечно, а в том, чтобы создать то, что будет жить вечно»
(Эди Седжвик)
35-летний Энди – самый модный художник, на чьи выставки выстраиваются очереди, но этих денег всегда ему не хватает. Для того, чтобы оплачивать все свои задумки, снимать странный, портретный арт-хаус и содержать целую армию завсегдатаев «Фабрики», нужны были деньги. Притом очень большие.
Уорхол ищет богатых наследниц, которые готовы поддержать современное искусство, очаровывает их, обещает сделать из них звезду и забирает чек с необходимым количеством нулей. Так он планировал поступить и с Эди, но оказывается, что несмотря на фамилию, денег у нее практически нет, зато она прекрасно выглядит в кадре и неизменно восхищает всех окружающих.
«Я видел, что у нее больше проблем, чем у кого-либо из тех, кого я когда-нибудь встречал. Такая красивая и такая несчастная. Я был очень заинтригован».
(Энди Уорхол)
Они начинают проводить вместе все свободное время: ездят на выставки в Европу, часами говорят по телефону и повсюду появляются в компании друг друга. За год Эди меняется до неузнаваемости. Кажется, что она не хочет быть с Энди, она буквально хочет стать им. Девушка обрезает и выкрашивает в ядовито-белый цвет волосы, начинает носить исключительно короткие черные платья и странные темные очки. Некрасивый мужчина в очках и парике выглядит братом-близнецом иконы стиля Эди Седжвик. Весь Нью-Йорк вдруг хочет выглядеть как Эди. Модельные агентства почитают за честь, если девушка соглашается поучаствовать в какой-то фотосессии, а Энди без конца снимает про нее кино. Как ни странно, но оно даже имеет какой-то коммерческий успех.
Джим Моррисон, Боб Дилан, Уильям Берроуз – постоянные гости «Фабрики». Все они становятся для Энди бесплатными актерами для его бесконечного арт-хауса, который в основном показывают здесь же. Джим Моррисон с любопытством наблюдает за работой художника, а потом соглашается сняться в паре новелл. Почему-то все они сторонятся Эди, считая ее хрупкой игрушкой мастера.
«Когда мы зашли в «Макс», ресторан, в котором всегда проводили время люди с "Фабрики", тут все было мертво, как в пустыне. Сэнди помнила времена, когда „Макс“ был средоточием светской жизни во вселенной „подземных“: когда за круглым столом, сохраняя безразличный вид, царил Энди Уорхол, сопровождаемый королевой в горностаях — харизматичной Эди Седжвик. Фрейлины были одна красивее другой, а в роли странствующих рыцарей выступали Ундина, Дональд Лайонс, Раушенберг, Дали, Билли Нейм, Лихтенштейн, Джерард Маланга, Жан-Мишель Баския и Джон Чемберлен. В недавнем прошлом за круглым столом сиживали другие короли и королевы — Боб Дилан, Боб Ньювирт, Нико, Тим Бакли, Дженис Джоплин, Вива, группа The Velvet Underground. Все сливки антивысшего общества, кого ни назови»
(Патти Смит, поэтесса)
На «Фабрике» постоянно случаются скандалы из-за того, что кто-то тут начинает продавать наркотики, снимать порнографию или просто воровать. Впрочем, все здесь заняты в основном одним: все борются за внимание Энди.
В этом соревновании всегда побеждает Эди. Уорхол смотрит на нее и видит лучшую версию себя. Таким он мог бы быть, если бы ему достались деньги и красота. Это чувство можно было бы назвать любовью, вперемешку с завистью и восхищением. Его часто называют человеком-зеркалом. За шапкой белых волос, темными очками и черным костюмом никогда нельзя разглядеть человека. Если кто-то подходит слишком близко, он в качестве защитной реакции поднимает к лицу камеру Polaroid, и делает снимок. Зеркало не может посмотреть само на себя, оно может лишь отразить другое зеркало, и, если луч солнца пройдет между ними, начнется пожар.
В те годы тотальной свободы и психоделических экспериментов на «Фабрике» буквально у каждого в бумажнике есть марки и белый порошок, который делает мир ярче. Энди не любит наркотический экстаз, так как всегда боится потерять контроль, но никогда не мешает веселиться другим. Ему даже нравится наблюдать за людьми в таком состоянии.
«Она была рассеянна и беззащитна, это делало ее отражением тайных фантазий каждого. Она могла быть кем угодно — маленькой девочкой, женщиной, умной, глупой, богатой, бедной».
(Энди Уорхол)
Эди начинает принимать наркотики. Она уже звезда, которая не сходит со страниц светской хроники, знает всех известных писателей, журналистов и фотографов, работает моделью и иногда ее даже приглашают на съемки фильмов, к которым не причастен Уорхол.
Вот последнего Энди не прощает, а Эди не может больше позволить себе жизнь на «Фабрике». Состояние, которое оставила ей бабушка, потрачено, а деньги за съемки Энди никому никогда не платил. Девушке нечем платить за аренду квартиры, покупать вещи и наркотики. Энди не выносит предательства, и буквально устраивает девушке бойкот, когда видит в светской хронике репортаж о том, что между Эди и Бобом Диланом пробежала искра. Игрушки Энди должны оставаться в коробке и ждать, когда он обратит на них свой взор. Придя на «Фабрику» Эди обнаруживает, что ее никто не замечает. Не только Уорхол, но и все остальные с ней даже не здороваются. К вечеру они вроде бы мирятся, но на следующий день за Эди приезжает Боб Дилан. Уорхол предлагает ему сняться на его камеру, но тот был настроен враждебно.
– Ты ее используешь, и мне это не нравится, – бросает он, когда видит вдалеке хрупкую фигуру девушки.
Энди Уорхол поднес к лицу камеру Polaroid и делает еще один снимок.
Боб Дилан
В жизни каждой девушки обязательно должен быть парень, который приедет за ней на мотоцикле и увезет от всех проблем. За Эди Седжвик приезжает Боб Дилан. Как и все, он очарован странной девушкой, лицо которой красуется на всех обложках журналов, но он и не представляет, что она может воспринять эти отношения всерьез. В его глазах эта интрижка – один из многих случайных романов, про которые напишут где-нибудь.
– Ты должна потребовать с него деньги, он наживается на тебе, – говорил он Эди то, что считал чем-то самим собой разумеющимся.
Эти увещевания выливаются в то, что Эди устраивает Уорхолу скандал из-за того, что тот не заплатил ей за все время ни цента. Для Энди это звучит оскорбительно.
Он никогда не платит своим актерам. Это ведь всего лишь материал для его картин. Какая разница, кто на пленке изображен? С тех пор, как появилась Эди, он постоянно зажигает новые звезды, которые становятся модными персонажами, а затем их замечают уже другие люди, и они находят работу, становятся актерами, писателями, художниками, или кем там еще они хотели стать. Главной звездой всегда остается Эди, ее также приглашают уже и в проекты вне «Фабрики», но ей никто не платит. Она ведь Седжвик, зачем ей деньги?
– Иди отсюда, куда там хочешь. Будешь жить втроем со своим Бобом и его женой, –фыркает Энди и уже подносит к лицу фотоаппарат.
Для девушки новость о невесте Дилана становится трагедией. Оказалось, что поэт обручился с какой-то девушкой и даже не счел нужным сказать об этом ей. Он просто принял интрижку с Эди романом, которые обычно обрываются на полуслове, потому что оба нашли себе нечто поинтереснее. Не то, чтобы Эди его любила, но ей ужасно хочется, чтобы кто-то пришел, и спас ее от нее самой. Во всех сказках и романах девушек спасают.
Так и было. Сначала бабушка и дедушка спасали ее от отца, затем Бобби и Минти всегда были готовы прийти на помощь, но теперь все они умерли. Бобби буквально ехал на мотоцикле к ней, но так и не смог добраться на ту вечеринку, с которой должен был ее спасти.
«Рассказывали, что Эди Седжвик как-то под кайфом устроила в своем номере пожар — взялась при свете свечки наклеивать себе густые накладные ресницы».
(Патти Смит, поэтесса)
И вот Эди падает в черную бездну наркотического безумия. Одни мужчины сменяются другими. Практически все пытаются ее обокрасть, но воровать кроме столового серебра уже нечего.
И вот ее накачивают наркотиками и снимают изнасилование на камеру. И вот она гонится в одном белье по Манхэттену за парнем, который попытался украсть ее ложки. И вот одна из странных посетительниц «Фабрики» Валери Саланас стреляет в Энди Уорхола, а Эди предлагают настоящую роль в фильме почти про нее.
Чао, Манхэттен!
Фильм «Чао, Манхэттен» кажется ей тем, что должно спасти ее из того ада, в который постепенно превратилась ее жизнь. Сценарий специально написан под нее, и рассказывает о девушке по фамилии Суперстар, которая решила покорить Манхэттен. Это уже не странный арт-хаус, но полноценный фильм с актерами и сценарием. Они снимают его очень долго. Эди к тому моменту уже не вполне вменяема. Все ее мысли только о том, где добыть денег, она похудела до опасных значений, а макияж ее из странного превратился в безумный. В конце концов, к ней в квартиру приходит добрый парень по имени Дейл, собирает в охапку и отвозит домой, в Калифорнию, в одну из многих психиатрических клиник.
В одном из извилистых коридоров наркологических клиник Эди встречает своего будущего мужа Майкла Поста. Они селятся в Санта-Барбаре, небольшом калифорнийском городке для миллионеров, в округе которого так много психиатрических клиник для неудобных родственников богатых людей. Эди без конца борется с анорексией и зависимостью, становится практически прозрачной. Никто не хочет признаваться в том, что они наблюдают за тем, как в ней гаснет жизнь, пока наконец ей не звонит Джон Палмер. Они болтают о всяких глупостях и договариваются о том, что нужно бы все же доснять фильм «Чао, Манхэттен», а то ведь жалко сделанной работы. Три года назад они снимали настоящее кино, а потом Эди попала в клинику. Эди передают трубку мужу, чтобы тот положил ее на место. Парень вдруг подносит трубку к уху и тихо говорит:
– Мне кажется, вам стоит поторопиться. «Эди нужен этот фильм», — говорит напоследок Майкл Пост.
Спустя пару дней девушка вновь ложится в клинику из-за очередного обморока на почве анорексии. Джон Палмер вместе с женой через пару недель приезжают, чтобы закончить съемки. Врачи категорически против всей этой затеи, но вместе с мужем и Эди им удается уговорить клинику отпустить Эди на несколько дней. Она уже не в состоянии играть, но все еще может сниматься так, как это было у Уорхола.
Эди часами рассказывает о своей жизни, а Палмер снимает. Впоследствии он решит перемешать эти съемки с игровой частью фильма.
«Эди была великолепна в кадре — просто как она двигалась... Великие звезды — это те, кто делает что-то такое, за чем можно наблюдать бесконечно, даже если это просто отражения в их глазах».
(Рональд Тэвел)
Спустя несколько недель Эди отправляется на вечеринку, которую устраивает один из ее знакомых в Санта-Барбаре. Там к ней цепляется какой-то мужчина, который считает своим долгом рассказать ей о том, что она ничтожество. Майклу приходится заехать за ней, успокоить и проследить, чтобы она приняла все нужные таблетки. Ему кажется, что Эди заснула, как ребенок, но наутро выясняется, что она заснула навсегда.
Смерть Эди Седжвик моментально превращает фильм «Чао Манхэттен» в культовый.
Энди Уорхол оправляется от выстрела Валери Саланас. Девушку арестовали практически сразу, но когда полиция приходит к нему в больницу, тот отказывается предъявлять обвинения. Когда его спрашивают, почему он не хочет этого делать, он говорит:
– Я не хочу причинять людям зла, это некрасиво.
Анализ
Конечно, у Эди был ворох врожденных психологических расстройств, но она всегда была девочкой-отличницей, которая слишком сильно хотела всем нравиться. Это желание в ней победило стремление стать кем-то значимым и привело к расстройству пищевого поведения. Она хотела понравиться маме, а для этого нужно было быть хрупкой и молчать. Хотела понравиться папе, но так, чтобы он не прикасался к ней. Систематическое насилие в семье привело ее к тому, что она любую близость воспринимала как насилие по отношению к себе, но не представляла, как этого можно избежать, до встречи с Энди Уорхолом. Для них двоих эти отношения казались идеальными, так как в них отсутствовал физический контакт, и Энди прекрасно понимал то, как больно девушке от чьих-то прикосновений. В нем девушка нашла себе отца и друга, но Энди не был для нее ни тем, ни другим. Да и заниматься чьим-то спасением в его планы не входило.
Наркотики стали помогать девушке преодолевать психологические барьеры, из-за которых ей была неприятна близость. Они стали для нее побегом от реальности, способом переждать время, пока кто-нибудь ее не спасет. Для того, чтобы чего-нибудь достичь, нужен хотя бы еще один человек, который поверит в твои силы, но что если этот человек вдруг начнет рассказывать тебе, что всегда тебе врал и ты на самом деле ничего не стоишь? Бесконечная инфантильность в сочетании с сознательно выбранной ролью жертвы заставили ее окончательно утратить хоть какую-то опору в жизни. Семья всегда ей прочила жизнь в психиатрической клинике и отказалась от всякой поддержки. Остальные не считали нужным обращать внимание на проблемы кого-то с фамилией Седжвик. Ее любимые братья умерли, а Энди Уорхол утратил интерес к своей любимой игрушке.
Она осталась наедине со своими монстрами, и уже не хотела больше спастись от них. Ее брак с пациентом наркологической клиники стал финальной ошибкой или последним решением. Такие союзы никогда не кончаются ничем хорошим, и врачи клиник об этом прекрасно знают. Люди с зависимостями могут помогать друг другу обходится без допинга, но стоит им сойтись, и начинает тикать таймер, отсчитывающий секунды до момента, когда кто-нибудь из них сорвется. Она так и осталась прекрасной пустышкой, и лишь в глазах Энди Уорхола эти слова означали комплимент.
P.S. Буду рада, если подпишетесь: https://t.me/elizavetabuta. Выложу туда книгу Уорхола и еще несколько любопытных материалов.
Примечания
[1] Элиас Джексон "Лаки" Болдуин (1828–1909) был «одним из величайших пионеров бизнеса» в Калифорнии, инвестором и спекулянтом недвижимостью во второй половине XIX века. Он получил прозвище "Счастливчик" Болдуин из-за своей необычайной удачи в ряде деловых сделок. Он построил роскошный отель и театр "Болдуин" в Сан-Франциско и купил обширные участки земли в Южной Калифорнии, где в его честь назван ряд мест и кварталов.