В декабре 1927 года XV съезд ВКП(б) принял решение об ускоренной коллективизации сельского хозяйства. Через три года, после выхода постановление ЦК ВКП (б) и СНК СССР «О темпе коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству», принудительный набор людей в колхозы усилился и началось массовое раскулачивание.
Кулатчик — скряга и скупец...
Кулаками в дореволюционной России, а после революции и в СССР называли зажиточных крестьян, использующих в своих хозяйствах наемный труд. Крестьянское сословие «кулатчики» известны со времен Алексея Михайловича Тишайшего, с XVII века. Но на Руси кулачество не всегда было синонимами крепкого хозяйствования. В словаре Даля кулак обозначается как «скупец, скряга, жидомор, перекупщик и барышник». Не любил кулаков и великий реформатор конца Российской Империи Петр Столыпин. И уж, конечно же, не воспылали любовью к кулаку большевики после революции, объявив им настоящую войну и применяя к этому сословию репрессии. Хотя после гражданской войны и разрухи, крестьянских бунтов из-за продразверстки, а на нынешних липецких территориях они были серьезными, например в Лебедянском уезде, в Ищеинской, Слободской, Пятницкой, Троекуровской волостях, антоновского восстания и как следствие бунта замена продразверстки продналогом, во времена НЭПа,в двадцатых годах Ленин сделал ставку на селе, в том числе и на кулаков.
Кооперация на селе, о которой как -то рассказывалось в статье о развитии торговли в Липецке на примере газетных публикаций , в которых проходила широкая агитационная кампанию за эту форму хозяйствования, плюс крепкие хозяйственники, то есть, кулаки, доверие оправдали - к 1925 году крестьянство вышло на дореволюционный уровень и даже превысило его, на 12%. Но, то походило не совсем на то, за что боролись большевики. Несмотря на то, что земля уже не была в частной собственности, но кулаки, арендовавшие угодья у государства, вели хозяйства как в старорежимные времена, эксплуатируя чужой труд, используя батраков. Только надо отметить, что механизация в хозяйствах кулаков было на должном уровне, треть всех сельхозмашин в агропромышленном секторе страны принадлежала им, и самые современные на тот момент методы ведения сельского хозяйства применялись ими повсеместно.
Подняв голову, «мироеды» даже начали диктовать условия советскому государству, устроив протест против фиксированных цен на хлеб в 1928 году, так называемый «хлебную стачку», отказавшись сдавать зерно государству не на их, кулацких условиях. В итоге в стране появилась карточная система, нормирование продовольствия, маячил в перспективе - голод. А кулакам была объявлен очередная война, перепахавшая всю российскую деревню. Правительство вспомнило, ради чего все затевалось в 1917 году. Уж точно партия большевиков боролась не за кулака-мироеда, а напротив, он объявлялся одним из главных зол. Наилучшей же формой хозяйствования на селе в двадцатых годах были признаны кооперация, и артели — колхозы. После XV съезда началась коллективизация. Целью ставилось создание крупных хозяйств, колхозов, чисто государственных, с упором на механизацию, а у кулака, практически собственника - выбить почву из под ног.
Отнять у кулака все средства производства, оставить без всего и послать работать на рудники
В документе липецкого областного государственного архива, говорится, что «...Еще в период заготовительных кампаний, проводимых на селе в конце 1920-х годов, с принятием правительственных постановлений, регламентирующих деятельность центральных и местных органов власти, все внимание было переключено на «кулака». В период проведения коллективизации, когда на селе развернулась массовая кампания создания колхозов и совхозов, на места из центра была дана установка, чтобы «а) бедняк и середняк были втянуты в колхозы путем убеждения их в пользе и преимуществе колхоза; б) чтобы кулак был лишен всякой опоры и всех средств производства…; в) чтобы вредитель, террорист получили бы быстрый и решительный удар от наших органов». Главная установка формулировалась так: «нам сейчас нужно отнять у кулака все средства производства и оставить его без всего. Послать работать на рудники. Пусть кулаки поработают и докажут, что они действительно верны нашей власти».
Однако, обозначив виновником всех бед на селе «кулака», само понятие не имело четкого определения, что вызывало растерянность на местах. Границы между социальным статусом «кулака» и «зажиточного» оказались размытыми: «кулак, то же, что и зажиточный. Зажиточный так же, как и кулак, наживается «за счет бедняков», «если зажиточный идет вместе с кулаком, то к нему придется применить те же меры».
В Центрально-Черноземной области, в которую входил Липецк, застрельщиком борьбы против кулачества стал руководитель этого региона Иосиф Михалович Варейкис. Ему липчане обязаны металлургии в Липецке, но он же отметился во время работы на Дальнем Востоке борьбой с антисоветчиками и вредителями, но сам попал в жернова репрессий и был казнен в годы «большого террора». А за несколько лет до чисток он писал: «…не идущие в колхозы теперь являются либо сторонником кулака, которых надо предупредить, а иногда сделать экономический нажим, либо не убедившийся, колеблющийся. Эту колеблющуюся часть, которая не предупреждена, нужно предупредить. … разумеется середняк будет тем крепче в колхозах и тем меньше будет оглядываться назад, чем сильнее мы разгромим кулака, это не подлежит ни малейшему сомнению»
Кулаков искали везде, не только на селе
«Инструкции, рассылаемые на места, требовали повсеместно выявлять «кулаков» не только на селе, но и на производстве. В этих условиях, даже квалифицированный специалист в одночасье мог лишиться работы. Понятие «кулак» превратилось в своеобразное клеймо, носитель которого подвергался административным, а чуть позже и уголовным, преследованиям», - говорится в документе ГАЛО. «...В 1920-е годы, обычным явлением стала практика, когда в разряд «кулаков» все чаще попадали крестьяне-середняки. Впоследствии, эта практика утвердилась окончательно. Корректируя планы по раскулачиванию, в Раненбургском районе ЦЧО, предписывалось увеличить количество кулацко-зажиточной части сел до 6%, «дав им твердые, повышенные задания, одновременно дообложить недостаточно обложенные кулацко-зажиточные хозяйства…
Под прикрытием массового наступления на кулачество, на местах параллельно проводилось преследованием по тем или иным причинам неугодных граждан. В этих случаях хозяйственные признаки имели либо второстепенное значение, либо, чаще всего, вообще, не учитывались. ...Имели место факты, когда местные руководители находились в некоторой растерянности перед принятием решений о применении репрессивных мер к той или иной семье. В документах отмечены факты несогласия местных партийных работников с линией партии. Так, секретарь партийной ячейки Каменный Карьер Липецкого района Мещеряков, заявил, что он не может согласиться с установкой на раскулачивание, т.к. на этот счет нет специального разрешения ЦК или ЦИКа».
«...Анализируя документы, можно утверждать, что в результате применения репрессивных мер на селе, в основном, пострадало трудоспособное население. Практически все домохозяева имели семьи и вели хозяйство. Создавая молодую семью, сын получал некую поддержу от родителей, мог, например, продолжить семейную торговлю, имея стартовый капитал. И в большей части их, применение репрессий обосновывалось формулировкой «сын кулака». Подтверждением упомянутой практики может служить следующий пример: в Приозерском сельсовете Добринского района ЦЧО в списке «кулацких» хозяйств значится 20-летний домохозяин Старченков Виктор Александрович, в характеристике которого указано: сын владельца Усманской табачной фабрики.
Критерий «сын кулака», как основание для применения репрессий, было широко распространено. По этому основанию в Демшинском сельсовете того же, Добринского, района был выслан Зайцев Семен Ильич, 1903 года рождения, «сын высланного кулака», отец троих детей. На примере его семьи можно проследить целую цепочку мер репрессивного воздействия. После того, как он был лишен избирательных прав (возможно, как «сын кулака»), его семье было выдано предписание о выполнении твердого хлебозаготовительного задания в 75 пудов ржи (при этом, указания на возможность выполнения каких-либо заданий этим хозяйством в источнике нет). После этого, домохозяин, как и его отец, был выслан, т.е. подвергнут одной из самых суровых репрессивных мер.
...Был исключен из колхоза и намечен к раскулачиванию житель села Пиково Раненбургского района Скуратов Иван Григорьевич, 40-летний инвалид 3-й группы, несмотря на добросовестное выполнение всех заготовительных заданий и платежей. В вину ему поставили слова, которые он произнес в присутствии членов партии и актива, когда у него изымали «купленную» землю: «я свою землю возвращу…». Достаточно было «запятнать» себя опасными словами, чтобы позже ему припомнили, что он «во время революции выступал против Советской власти», что его «двоюродный брат, кулак, священник, выслан из пределов ЦЧО», что в итоге – семья настроена против Советской власти, а мать происходит из семьи кулака, поэтому и он является «кулаком».
...В Синдякинском сельсовете Хлевенского района ЦЧО в 1931 году было раскулачено хозяйство 38-летней жительницы села В. Маланьино Слепокуровой Ксении Харитоновны. В характеристике упомянуто, что ее сын Петр был судим за хулиганство, а дядя, Слепокуров Григорий Петрович, выслан из ЦЧО. Следовательно, судьба сына и дяди должна была неотвратимо постигнуть и несчастную женщину. В отсутствие мужа-домохозяина была репрессирована жительница Больше-Снежетовского сельсовета Раненбургского района Докучаева Мария Михайловна. После того, как ее муж Тимофей Гаврилович был арестован, она была выслана из пределов ЦЧО.
…В марте 1930 года в Раненбургском районе была раскулачена 45-летняя крестьянка-вдова Жабина О.А. Все ее «кулацкое» имущество состояло из следующего: лошадь, бык…, 3-х стенка изба, сени, полок, соха, борона, зипун, самовар и 100 рублей денег, отложенных для женитьбы сына. При раскулачивании были изъяты не только весь хлеб полностью, но и «все до чашки и все до лоскута».
И уж совсем худо приходилось так называемым «бывшим», не дай бог купцам, или священникам, не говоря уже о дворянах, царских чиновников или воевавших на стороне белых.
«...В семье Пономаревой Александры Васильевны, жительницы Липецкого сельсовета, сложилась трагическая ситуация. Ее муж-торговец умер в 1917 году. Двое сыновей, Николай и Серафим, в 1928-1929 годах занимались торговлей. Их мать-домохозяйку лишили избирательных прав «как иждивенку торговцев-сыновей». Занятие сыновей торговлей стало единственным основанием для раскулачивания.
«...Подвергся раскулачиванию житель села Сафоново Добринского района Орлов Вячеслав Тимофеевич. До 1917 года он был священником, в семье было пять человек. Определяя его судьбу, местные власти вынесли вердикт: «вредный для дела колхозного строительства». Его лишили избирательных прав и назначили к выселению в концлагерь.
...В селе Александровка Добринского района был раскулачен бывший помещик Иван Семенович Щербаков, 1893 года рождения. Было ликвидировано хозяйство Ивана Степановича Курьянова, жителя Ломовского сельсовета Раненбургского района. До 1917 года он был помещиком, но к началу коллективизации его хозяйство характеризовалось как «середняцкое». Его исключили из колхоза за «кулацкое» прошлое, хотя имущественный вклад в коллективное хозяйство был значительным.
...В Новополянском сельсовете Раненбургского района был репрессирован и намечен к «частичному раскулачиванию с оставлением минимума трудовой нормы, с отводом уменьшенного надела на отдаленных худших полях» Антон Васильевич Нечаев. В его характеристике говорилось: «старый офицер, имеет четыре Георгиевских Креста», приводят пример документы липецкого областного госархива.
Как видим, с раскулаченными обходились не обязательно казнями или большими сроками
Всех не вспомнить поименно
На момент издания первого тома книги памяти «Помнить поименно» о репрессированных жителях нынешней Липецкой области было перечислено 19 тысяч имен репрессированных, но большинство учитывалось с 1918 года. В то число входит и жертвы тамбовского (антоновского) крестьянского восстания. Этот как раз ранние репрессии в отношение крестьянства. На восстание же русского мужика, в том числе липецкого, подвигла как раз государственная продразверстка. И в первой повстанческой армии Антонова были Липецкий и Усманский полки.
Но отдельно репрессированными бойцами этих полков никто не занимался и мы даже не знаем их имен. После смерти составителя книги памяти Бориса Петелина, работа по второму тома издания «Помнить поименно» была остановлена. И точной цифры репрессированных наших земляков, «антисоветчиков» ли, участников крестьянских бунтов, кулаков ли, не желавших вступать в колхозы в годы коллективизации— нет. И нельзя говорить, что поголовно все репрессированные сгинули в ГУЛАге или были казнены. Часто в книге памяти встречаются небольшие сроки — год-два-три. Самой популярной мерой была ссылка — регионы севера, Урал, Сибирь и Казахстан.
Были и случаи, когда руководители липецких предприятий попав в жернова репрессий, еще в ходе следствия добивались признания своей невиновности. Например, директор завода «Свободный Сокол» Петр Филиппович Киреев, большевик с 1917 года, обвинялся в ни много ни мало в участии в «антисоветской, право-троцкистской организации», подготовке диверсий на заводе которым руководил, провел много месяцев под арестом но в суде обвинение по 58 антисоветской статье рассыпалось. Но ему все равно нашли статью, по которой приговорили к 7 годам лагерей. Он обжаловал приговор в Верховном суде, и ему скостили срок до 1 года по чисто производственной статье. Но и обвинения в плохой организации работы он обжаловал и был полностью оправдан о всем пунктам обвинения. Были полностью оправданы и проходившие с ним по одному делу, якобы завербованные им председатель профкома завода М.И. Шишко и главный энергетик А.Я. Россинский
«Они все были уничтожены своими батраками»
Спустя годы общество осознало и причастные раскаивались в часто несправедливых репрессиях. Кампания началась после смерти Сталина, широко продолжила после развенчания его культа, после XX съезда КПСС. Что касается жертв коллективизации, то есть воспоминания Уинстона Черчилля о визите в Москву в августе 1942 года и встречи со Сталиным и беседе с ним через переводчика Павлова: «Скажите мне, – спросил я, – на вас лично также тяжело сказываются тяготы этой войны, как проведение политики коллективизации?»
Эта тема сейчас же оживила маршала.
«Ну нет, – сказал он, – политика коллективизации была страшной борьбой».
«Я так и думал, что вы считаете ее тяжелой, – сказал я, – ведь вы имели дело не с несколькими десятками тысяч аристократов или крупных помещиков, а с миллионами маленьких людей».
«С десятью миллионами, – сказал он, подняв руки. – Это было что-то страшное, это длилось четыре года, но для того, чтобы избавиться от периодических голодовок, России было абсолютно необходимо пахать землю тракторами. Мы должны механизировать наше сельское хозяйство. Когда мы давали трактора крестьянам, то они приходили в негодность через несколько месяцев. Только колхозы, имеющие мастерские, могут обращаться с тракторами. Мы всеми силами старались объяснить это крестьянам. Но с ними было бесполезно спорить. После того, как вы изложите все крестьянину, он говорит вам, что он должен пойти домой и посоветоваться с женой, посоветоваться со своим подпаском».
Это последнее выражение было новым для меня в этой связи.
«Обсудив с ними это дело, он всегда отвечает, что не хочет колхоза и лучше обойдется без тракторов».
«Это были люди, которых вы называли кулаками?»
«Да, – ответил он, не повторив этого слова. После паузы он заметил: – Все это было очень скверно и трудно, но необходимо».
«Что же произошло?» – спросил я.
«Многие из них согласились пойти с нами, – ответил он. – Некоторым из них дали землю для индивидуальной обработки в Томской области, или в Иркутской, или еще дальше на север, но основная их часть была весьма непопулярна, и они были уничтожены своими батраками».