Сухие листья жестко царапали асфальт, оранжевое осеннее солнце неподвижно висело над маленьким южным украинским городком, словно прощаясь с ним до весны. Вот уже битые две недели я и четыре немецких специалиста сидели в этом городе на шеф-монтаже и все, что восхищало на первых порах - блестящее, как фольга море, белые ухоженные домики и распевный говор местных жителей -стало тускнеть и покрываться налетом обыденности. Никто не знал, долго ли еще придется оставаться в этом городке. Лемке, нервничая, каждый день звонил из Москвы, язвительно осведомляясь насчет нашего загара, но мы ничего не могли поделать -местная таможня незадолго до прибытия оборудования фирмы на когда-то гремевший на весть Союз завод ввела свои новые правила, поэтому часть установки была смонтировна, а ящики с другой частью оборудования покрывались золотистой пылью на складах. Местное начальство писало срочные бумаги, бегало к администрации с требованием выдать ящики вне очереди, но пока безрезультатно. И я со своими подопечными каждый день сидели у директора завода, слушая очередные сводки. Было жарко, в оконное стекло бились осенние мухи, директор непрестанно вытирал влажную лысину платком и к концу разговора предлагал одну и ту же программу - море и пляж. Нас вывозили на пустынный белый пляж и оставляли там до ужина в компании с алчно дышащим морем и огромными арбузами. Ужин проходил при скудном свете ( в городе экономили электроэнергию) на терассе маленькой местной гостиницы, увитой виноградником, где сизые влажные гроздья "Изабеллы" свешивались нам почти что на плечи. Эта идиллическая картина неизменно умиляла немцев и они, воздавая должное винам местного розлива, благодарили судьбу за эту необычную командировку.
Утром пунктульно, как часы, мы появлялись на заводе. Разбитые окна цехов, куча мусора на территории и тоненький ручеек рабочих не производили впечатления активно работающего гиганта эпохи индустриализации. Смены были короткие - до обеда, и все рабочие появлялись после обеда на местном базарчике, продавая всякую всячину. Огромная Доска Почета, запечатлевшая последних передовиков конца восьмидесятых медленно выгорала на солнце. Завод умирал тихо и без агонии - как умирают люди, дожившие до глубокой старости. Работа кипела лишь в трех цехах, в одном из них и проходил монтаж немецкой установки. Посещение третьего цеха с недостроенной и поэтому смотрящейся жалко установкой также входило в утреннюю программу. Сквозь запыленные большие окна пробивались узкие лучики солнца, духота сдавливала горло, стояла глухая тишина , и мне казалось, что мы никогда не уедем из этой сладкой вязкой южной осени в дождливо-мятежную холодную Москву.
Постояв в молчании у скелета установки, наша маленькая делегация уходила выслушивать все те же жалобы дирекции, отодвигающие их отъезд на неопределенный срок.
Сегодня все было по-иному. В приемной деловито стучала машинка, сновали люди, слышались оживленные голоса, кто-то на кого-то прикрикивал, кто-то оправдывался, звенели телефоны и трещал молчавший до сих пор телекс. "Победа!", радостно приветствовал нас директор, встречая на пороге своего кабинета - "Отпускают все двадцать три ящика!"
"Господи, за что же такое счастье!", вырвалось у меня. - "Ваша фирма согласилась перевести пять тысяч за срочность таможенной обработки!", сияя продолжал директор. Техники молча переглянулись. " Да, еще Вам телекс идет", кивнула на стучавший аппарат секретарша. Фирма сообщала, что господа техники должны в течение недели с привлечением местных кадров завершить шеф-монтаж и произвести пробный пуск.
"Неужели скоро домой?!,"радостно подумала я. Построжавшие, облачившиеся в фирменные рабочие халаты немцы уже вытаскивали из чуланчика запылившиеся чемоданы с инструментом.
Честно говоря, я скептически отнеслась к идее "привлечения местных кадров". Но на призыв дирекции завода помочь немецким специалистам откликнулось неожиданно много рабочих - больше, чем было необходимо. Каждый, прежде чем приступить к работе писал заявление, где обязался отработать и не претендовать на скорую оплату . Мне это было непонятно, в нашей сегодняшней жизни никто не станет работать "за так". Все объяснил один пожилой усатый рабочий : " Соскучились мы по делу, дочка, руки зудят. Всю жизнь здесь трубили. А теперь что? На базаре торговать? Это молодые лучше могут. А нам, старикам хоть в гроб, да помирай. Пусть уж напоследок свои мозоли на руках разомнем" И я не митинговала больше, глядя, как сосредоточенно работают "местные кадры". Неделя сумасшедшей гонки, бесконечных переводов, беготни, ночных смен так меня измотали , что в последние дни я засыпала, едва присаживалась на какой-нибудь ящик в цеху На меня махнули рукой, объясняясь жестами, рисунками, мимикой.
Празднично сияя лаком и свежей краской, раскинув широко крылья, установка была готова к пробному пуску. Около пусковой панели, как у колыбели новорожденного ,собрались все "крестные отцы" - администрация города и дирекция завода. Мы стояли за ними, за нами рабочие. Цех больше не казался мертвым - вcе в нем находилось в движении, казалось, что стены раздались и стало больше света. "Эх, -сокрушался за спиной чей-то голос - жаль машинку". - "Это почему?", я перестала переводить приветственную речь директора . -"Да потому что недолго ей работать, сырья не найти. Ввозить надо, а дорого", ответил знакомый седоусый рабочий. "А раньше как!", я даже всплеснула руками . "Раньше мы все вместе были, а теперь вроде как буханка осталась, а нарезана ломтями",- с горечью откликнулся кто-то. "А жаль машинку, хороша!"
- "А как же мы?", глупо спросила я.
-"А что вы? Руку пожмем и Ауф Видерзеен!" прозвучал насмешливый ответ , и все сдержанно засмеялись. - "Будете вспоминать наш город, вроде как на экскурсии побывали, в бархатный сезон", сострил кто-то еще.
И на банкете, устроенном по случаю такого важного события, и в вагоне поезда, уносящего нас, наконец, в родную Москву, у меня не выходил из головы этот разговор. Я зябко куталась в куртку, глядя невидящими глазами в окно. "Неужели все зря, все в пустоту? Зачем тогда все это? " Мне показалось, что только что я упустила что-то очень важное в своей жизни. И вдруг очень захотелась вернуться когда-нибудь в этот город. В бархатный сезон.