- Плохо мне чего-то, - выдохнула Ульяна. – Будто воздуха не хватает. Пойду глотну, постою. – А вы – марш на печку! – глянула на дочек. – Поздно уже, спать пора.
Выбралась на крыльцо. Смотрит вдаль, где дом Анны да Петра. Как Зосим пустил туда, так и остались. А Настин с другой сторонки, не видать с крыльца. Выбралась на улицу глянуть и обомлела. Высоким столбом уносился вверх огонь, рассыпая собой искры.
Начало всей повести
Начало повести "Черная метка"
Предыдущаяглава
Коли на роду погибель тебе написана, от смерти не спастись.
Бился Игнат в крепкую дубовую дверь. Добротный дом Зосим дочке срубил. Из соснового кругляка, а дверь покрепше. Знать бы, чем оно всё закончится, волосья на голове б рвал.
- Зосим! - заорала на всю улицу Ульяна, - Зосиииииим!
Придремал Рябой. Руку за голову закинул, лежит лицом к потолку, бородой кверху. Тишь в избе, тускло лампадка горит пред образами, дети на печи перешёптываются, дрёму навевают. Прикрылись глаза, да в сон сознанье уплывает. Вот и справили свадьбу такую, что не грех самого Государя позвать. Ничего не пожалел для Настеньки, пусть и не родная. Токмо кто скажет о том, осерчает Рябой, разойдётся не на шутку. Руки не подаст негодяю, ежели черноту пускать на девку станет.
И Улюшка счастливая. А уж до того он жену свою любит, что сил нет, аж зубы сводит от любви той. Пуще прежнего. Жизнь за неё отдать готов, и она к нему за годы другая стала. Чует он от неё доброту, принимает то за любовь. Только выбить из сердца того – первого, так и не смог, хоть Ульяна не показывает.
- Зосииииим!
Затрепыхалось сердце от крика того. Подскочил на месте. Озирается. На печи девки притихли. Друг на друга поглядывают, глаза округлимши.
- Ульяна?! – позвал Рябой, да как есть на улицу бросился.
- Зосим!
Стоит его жена простоволосая, накинут платок на плечи, а луна половину лица освещает. Такого страха он никогда не видывал в очах её.
- Дом горит! – дрожит голос, оглушает.
Сказала и бросилась вон со двора. Собака брешет, рвётся с цепи, словно помочь чем хочет. Люд на улицу высыпать стал.
Бежит Ульяна что есть мочи, ветер слёзы за спину уносит. Паренёк какой-то колоду сбил, дверь отворил. Тут же отскочил, руками закрылся от жара.
- Настяяяяяяяяяя, - закричала белугой Ульяна, голову руками обхватывая. Бросилась в пламя, да поймал её кто-то, дёрнул на себя.
- Мужики там, - шепнули.
- Игнааааат!
Нос щипало, слёзы застилали глаза, дрожал воздух от огня, рябило.
Кто как вытащил, Ульяна так и не поняла. Опустили на траву два тела. Дочки её и жениха недавнего. Упала пред ними на колени Ульяна. Тянет руки к обоим: и кровинушка тут, и сын названый.
Игнат в одних портах, без рубахи. Настастья в одеяло кое-как завёрнута, срамота люду видна. Прикрыла тело голое Ульяна, слезами заливается.
- Савелий где? - кричат в толпе, а уж, поди, вся деревня собралась. И Зосим тут же подоспел. Нагнулся на Игнатом, дыханье слушает. Только ничего понять не может – не дохтур ведь.
- Савелия кличьте, - кричат. – Где Савелий.
- Тут он, тут, - отвечают.
И чьи-то руки на плечи Ульяне кладутся, оттаскивают от дочки. Отбивается та, сопротивляется. Не желает дитя покидать.
- Да я это, - говорит Савелий.
Скотину только так на ноги ставит, а что с людьми делать до конца не знает. Только других нет в деревне, лучше путь он, чем совсем никто.
Уступила место Ульяна, отползла, у ног села. Держится за дочку, словно та исчезнуть куда-то может.
Вскочил Зосим, побежал другим помогать огонь сбивать. Рядом соседние хаты, никак перекинется туда, добром не кончится. Свою избу не спасти, так хоть чужие уберечь. А в голове всё вопрос вертелся, как случилось несчастье?
- Жива, - обернулся к матери Савелий. – Воздуха дайте, воздуха! - скомандовал людям, чтоб расступились.
Перешёл к Игнату, а позади толпу мать его с отцом раздвигают. Подскочила Паша к сыну.
- Убили! Убили! – закричала не своим голосом. – Ведьма-то всё, Марьянка! Все видали, как она ему слова говорила. Не послушал её сынок. Игнатушка!!!
- А ну цыц! – прикрикнул Савелий, брови сдвинул. – Дай парня осмотреть. Хоронит сына уж!
Прижала Ульяна к себе дитя своё, качает, как маленькую. Унесть бы в дом, да Зосим с мужиками пожар тушит. Игната тоже не бросить. Дождаться надобно. Ой, девки сами в избе остались.
- Чего тут? – слышит голос Петра. И он прибежал. Вся деревня на улицу высыпала. Только те, что медовухи перепили по домам спят.
- Жива? – опустился на колено рядом с Ульяной. Кивнула та, благодарности Богу посылая.
Отодвинулся Савелий от Игната, головой покачал. Заголосила Паша пуще прежнего. А муж её оттаскивает.
- Мож ошибся? – смотрит Ульяна на Савелия, да токмо сама понимает: уж много знамений было. Не устоять супротив простому человеку.
- Дочка твоя виновата, - не могла успокоиться Паша, обращаясь уж к Ульяне. – Говорили ему – откажись. Не послушал матери, сердцу своему внял, да речам ласкающим. Вон к чему привело. Ходил бы по землице, - утирала слёзы. - Недолго на белом свете сынок мой пожил, - причитала, раскачиваясь.
- Хватит! – тряхнул её Демид. – Голова своя на плечах у каждого. Бог за всеми присматривает. Не гневи!
- Дом-то не просто так загорелся, - шептали в толпе.
- Знали, что колода стоит.
- Кому надо?
- Марьяна то, точно.
- А покойник смотрел? Вот и высмотрел.
- Правду говорила бабка. Мужик мертвяк следом.
Подхватил Пётр на руки Настасью, Ульяна укутала в одеяло. Платком сверху прикрыла. Понёс тот племянницу домой, а Ульяна к Паше подошла.
- Сватья, - за плечо тронула.
- Вон пошла! – заорала не своим голосом мать. – Ненавижу и тебя, и отродье твоё нагулянное! Всяк знает, что неродная она Зосиму!
Бросила взгляд на мужа Ульяна, не слышит, огонь сбить пытается. Хорошо, что не слышит.
- Ульяна, - глядит на неё Демид, - ополоумела она от горя. Не слушай бабу дурную.
- Всё повторю, в уме я! – орала Паша. – Нагулянная дочка! Срамота. Оттого и Игната Бог покарал!
- Ступай домой, - кивает Демид ласково Ульяне. – А ну! - пригрозил жене. – Замолкни!
Подошла Ульяна к Зосиму. А он в саже. Глаза горят, грудь вздымается. Поведала новости да пошла вослед за братом, слушая, как не может успокоиться деревня. А у самой внутри раненой птицей душа бьётся. Худо теперича придётся Настасье, ох и худо.
Уложили на кровать невесту. Как в себя придёт, новость страшную мать ведать станет. Возятся на печке Васька да Варька, а Пётр смурной стоит на сестру поглядывает.
- Марьянка это, сердцем чую. Завтра же пойду и…
Не дала договорить сестра.
- Не смей на сердце грех брать! Не пойман – не вор. Всякое бывает! Павла тож про нас думает, что парня её не сберегли.
- Да она это! Все видали. Ведьмина внучка!
- Толки только. Поначалу говорить надо. Остынь, Петя, дело сделать на всю жизнь…
- Не стану, - затряс головой Пётр. – Сгубила душегубка! И твою дочку сживёт. Не должна земля носить таких!
- Опомнись, - качает головой Ульяна. Бросила взгляд на дочку – спит. – Изнутри дом загорелся, так думаю. Надобно Настю дождаться, как очнётся, сама всё поведает.
- Не переубедишь меня, - ответил резко и из дома выскочил.
Заря занималась. Пламя потухало. Деревенские разбредались по домам. Сидел Рябой на пепелище, голову руками обхватив. Оплакивал жизнь младую загубленную. А мимо тенью пробежал Петька к скорняку, не ведая, чем кончится всё.
Продолжение здесь