Как я пристроился выпускать газетенку. Рассказ.
«Синий цвет всегда вызывал отрицательные эмоции у Николая Ивановича Кашеварова, нервного подвижного мужчины сорока с небольшим лет. Чему тут причина имелась, сказать трудно. Может, виной тому была беспутная молодость с горьким опытом потребления денатурата или, может, роль играл синий цвет погон нквдэшников, которых он, впрочем, в силу относительной молодости никогда наяву не видел. Сырости и холодов Николай Иванович тоже не любил. Уроженец солнечного Казахстана, переехавший в двадцать лет в подмосковный Реутов в поисках лучшей доли аккурат накануне Московской Олимпиады, он так до конца и не привык к сырым морозам средней полосы…»
Я отложил ручку и подумал: к чему все это? Очередные графоманские позывы выцепляют из моих мозгов чудовищные словосочетания. Цели тут никакой нет, сюжета тоже и чем все продолжится и тем более, закончится для моего липового героя, абсолютно неясно. Писал бы стихи, вот в интернете гуляют на специально для таких случаев созданном сайте некоторые мои наиболее приличные сочинения. Чего-нибудь, может и нагуляют.
Писать могу только лишь о себе и о том, что меня окружает. Убогий и примитивный подход. Зато самый естественный. Любить себя в литературе, потому что когда-то вдолбил себе в голову, что литература есть во мне.
Однако, денег и славы это не приносит. Особенно, денег. Значит, надо делать что-то, за что платят. Жрать-пить-то надо.
Вчера ощутимо похолодало, задул северный ветер. Конец ноября, все вокруг покрыл снег. Лед на речке только стал, ходить по ней стремно.
Накануне похолодания ко мне зашел барабанщик Алексей Эдуардович с шестью банками ярославского и двумя пакетиками соленых сухарей. Поддали пивка. Рассказал, как на последней тусовке на Дарьял-ТВ в прямом эфире довелось свести знакомство с Петром Подгородецким. Того жутко приперло творчество группы, где Лёха сейчас барабанит. Ну и все такое.
Потом пошли к Диме Ку. Раздобыли качественного крепленого красного, я захмелел, загрустил, вспомнил юность комсомольскую. Проекция сегодняшней действительности на мою тонкую душевную организацию вызвало очередной приступ омерзения.
Я выпил еще стакан «Земфиры» и засобирался на ночное дежурство. Дима Ку предложил на службу забить, купить еще чего-нибудь, да хотя бы кимрского «Яблочного крепкого». Но я не поддался. Оделся и вышел в заснеженный холод.
Дежурство прошло так себе, под утро разболелась голова, одолел сушняк и глубокое сожаление о поглощенном алкоголе. Особенно, о последнем, принятом на ход ноги, стакане. Но до дома добрался удачно.
Спать почему-то не хотелось. К тому же был понедельник, надо было топать в типографию с материалом для очередного номера. Я принял душ и плотно позавтракал. Голова прошла.
В типографии выяснилось, что текстовые материалы с дискеты на их компьютере не читаются. Фотографии, однако, скачались. Проклиная нерадивых наборщиц, которые опять набрали тексты в каком-то неведомом типографии, формате, я пошел на автобусную остановку. Было девять утра, в это время в расписании транспорта – окно и оставалось надеяться на какую-нибудь маршрутку. Мне повезло - рядом с остановкой притормозила «Газель» и бодрый голос приятеля Ваньки предложил сесть в кабину.
Пока ехали, я пожаловался ему на свою питейную слабость.
- Кто бы меня напоил – отреагировал он.
Довез до места. Инцидент с потерей информации был ликвидирован в течение десяти минут и еще полчаса я ждал в приемной, чтобы проверить на «главном компьютере предприятия», как все читается. Все оказалось нормально, и я ушел. Затем мне повезло вторично. В город ехала заводская машина и меня подбросили обратно до типографии. Пол-одиннадцатого я уже был на месте и процесс верстки пошел.
Тут я вспомнил, что Шура Боб, который набирал мне мои стихи для сборника, просил взять у дизайнера лицензионный диск с верстальной программой «Пэйджмейкер». Он недавно апгрейдил свой третий «Пентиум» и потер программу, которую я же ему и доставал по знакомству, чтобы денег не платить.
Я зашел к замредактору нашей районной газеты Михаилу Федорычу. Это был породистый пятидесятилетний мужчина, настоящий зубр районной печати. Именно, благодаря ему началось мое бесконечное падение в трясину газетной работы. Особый шарм нашим с ним отношениям придавал тот факт, что познакомились мы с ним три года назад у ночной палатки, где снедаемый вечерним похмельем, я приобретал банку сидра.
Фёдорыч не пил уже два года и вызывал этим во мне законную зависть. Мы обменялись последними новостями. Я между делом выпросил «Пейджмейкер». Договорился, что к вечеру приду проверить верстку и заберу диск.
Кстати, на мою сегодняшнюю «должность» редактора заводской газетки меня двинул тоже он. Помню, вскоре после того, как меня взяли на эту подработку, состоялся у меня с ним примерно такой разговор:
- Ну что, господин главный редактор - хорошо поставленным баритоном, с ударением на слово «главный», с деланной строгостью вопрошал Федорыч - Когда коньяк принесете?
- Да вы ж не пьете! – со столь же деланным удивлением отвечал я.
- Да ладно, я шучу – говорил он. – Но шутить буду долго…
В этот раз я сказал, что ждать коньяка осталось совсем чуть-чуть, ибо мною осознана вся прелесть комбинации: бутылка стоит у главного редактора в шкафу и при каждом моем визите он мне наливает рюмочку.
- Только сомневаюсь я что-то…
- А что такое? - удивляется шеф.
- Да Володька-фотограф все выпьет!
- А мы ему не дадим – Федорыч отрицательно покрутил головой – Пусть похмеляется там, где пьет!
Я хотел возразить, что в большей степени он пьет в редакции, на своем рабочем месте, но решил, что не стоит закладывать подчиненного начальству, даже если оно, начальство, и так в курсе. Примерно в таком стиле и происходило наше постоянное общение.
Выходя из кабинета, как раз и встретил фотокорреспондента Вову, потенциального покусителя на мой, еще не купленный коньяк. Сначала беседовали в кабинете новостников, но нас оттуда редакционные дамы выперли: мол, мешаем. Пришлось идти на лесенку.
- Ну как там заводская пресса? - спросил Володя.
- Как-как – говорю – Будто не знаешь? Вон, и Федорыч говорит, что тоже ерунду приходится писать.
- Да уж… - вздохнул Володя.
- У вас ерунда хоть необходимый для выживания процент занимает, а у меня это 99,9 процента. За эти полгода только одна десятая процента и была стоящей правдой, в одной только фразе: «рабочие устали трудиться за гроши». В материале о невыполнении плана. Мне, как диссиденту, руки в коридорах жали. Думаю, что директор и не прочитал. Потому как я пока еще работаю.
Володя меж тем рассказал очередную байку. Возникла необходимость на свободное место в районке сунуть любой проходной материал на производственную тему. Главный редактор предложил на выбор три городских предприятия. Вова выбрал мое любимое, как наиболее подходящее, дабы с советских времен он частенько там подрабатывал фотографом.
Он пришел к директору и честно поставил его в известность, что хочет снять пару снимков и написать заметку под общим лозунгом «…у нас почти все хорошо, а будет еще лучше». На деле, перспектива улучшения дел на заводе хотя бы в газете, была неплохой возможностью хоть как-то повлиять на его имидж в «единственной авторитетной и влиятельной газете города и района». Потому что хуже просто было некуда.
А директор Андрей Валерьич через свою секретаршу (личной аудиенции представителя районной прессы не удостоили) информацию ему собирать запретил. Разумных объяснений не дал. Володя ушел несолоно хлебавши. Даже, можно сказать, совсем не хлебавши.
Федорыч довольно бурно отреагировал на творческую неудачу своего подчиненного:
- Дурак ты, Володя! Нафига ты вообще спрашивал разрешения у какого-то там руководства! Через проходную по знакомству прошел? Ну и зашел в любой цех, снял там кого-нибудь и все. А расширенную подпись к фото любой начинающий студент по шаблону сварганит! Нам надо было дырку в верстке закрыть, всего лишь! Эх ты, Петя… Пойми - мы свободная пресса, нам никто ничего не может запретить! Пускай директор заводом командует, а не нами!...
Я задумался. История в целом характерная. Хотя, Володьке-то опасаться особо нечего, у него свой начальник. Это мне надо опасаться, пока я на этом заводе работаю и набираюсь писательского опыта в столь специфичных условиях.
Грустно размышляя о своей нелегкой рабкоровской судьбе, я вышел из здания местного «дома печати» и пошел к Диме Ку, припомнив, что он хотел сходить в энергоколледж к директор Николаю Исхаковичу попросить репетиционную базу для городского рок-клуба. Вроде как, у него есть свободные помещения.
Но вместо директора пришлось идти за пивом. Дима к двенадцати дня уже похмелился до того состояния, в котором в приемную к начальству не ходят. И даже не всегда пускают.
Похмелился и я…
К вечеру пошел в типографию проверять сверстанный номер. Исправил неизбежные ошибки, подписал в печать. «Пэйджмейкер» дядя Миша конечно же, у девчонок-верстальщиц взять забыл. Впрочем, не к спеху. Договорились, что потом.
Вдруг безумно захотелось спать. Сказалась и бессонная ночь на дежурстве и нервяк-перенапряг со всеми этими газетными делами. Я ушел отсыпаться. Тем более, что после ночной был первый выходной, который все называли «отсыпным».
***
К обеду следующего дня мне опять надо было шлепать в типографию забирать готовые газеты. Благо, тираж «многотиражки» можно было свободно унести в большой сумке-бауле на себе. По прибытию выяснилось, что ничего еще не готово и я два часа ждал, когда машина отпечатает мои пятьсот экземпляров четырехполосной туфты формата А4.
К себе в управу я приехал уже в конце рабочего дня. Расписал тираж по цехам и отделам, попил кофе с коллегой Евгением, который, помимо своих основных обязанностей маркетолога предприятия, помогал с фотками в газете. Ибо дорогущий цифровик «Никон» за тысячу баксов директор мне не доверил. А Женя все равно продукцию для презентаций и проспектов снимает.
Вскоре выяснилось, что опять в газету просочилась ошибка. Перепутали подписи под фотоснимками передовиков. В предвкушении грядущего нагоняя я нервно курил, и думал, как бы завтра безболезненно слинять в областной центр. Нас с Женей отправляли в командировку на финал какого-то конкурса на лучший промышленный товар года. И хотелось, чтобы законная порция внушений если и не миновала мой мозг, то хотя бы испортила настроение уже после прибытия назад.
А судя по пикантности ситуации, резонанс обещал быть. Удивительно, но газета оставляет неравнодушным читателя, только когда вылезают подобные ляпы. Серость ты моя безликая, любимая заводская сплетница!
Потом я запил. Трудно понять, когда это началось. Может, с фуршета в тверском доме науки и техники, где замгубернатора по фамилии Строев, налив «Кашинской хлебной» в рюмку, объявил первый тост, и выпив, незаметно ретировался. Позже я обратил внимание, что водка в рюмке так и осталась. О, эти хитрые областные начальники!
Ехали назад, прилично прикемарив. Но по приезду нас зверски разбудили и вовремя выпустили из заводской грузо-пассажирской «Газели» еще в черте нового города. Обрадовавшись, что не надо переться домой от самого завода, мы зашли с Женей в лавку и взяли два портвейна: белый и красный. Там был еще розовый, но мы справедливо решили, что две бутылки для окончания этого важного дня нам с коллегой хватит. А если захочется розового – то сотка красного и сотка белого в граненом стакане - и вот тебе розовый. На заводе так же делают – клялся Евгений всем своим, с советских времен не пропитым, опытом. И купили еще половинку черного и банку шпротного паштета.
Таким образом, прекрасный ужин любителей портвейна был готов. Хорошо поддали у меня дома: сначала портвейн, потом внезапно откуда-то взявшаяся водка, потом, когда Евгений как-то незаметно исчез, появился дружище Витек, живущий через дом от меня. И мы завершили день двумя полторахами «Арсенального». Потом я вырубился.
Наутро я обнаружил написанную на мониторе компа записку от Витька:
«Дверь была закрыта, ключей не нашел, потому вышел в окно».
Ситуация удивляла только одним: как можно было протиснуться в столь узкую форточную створку столь немаленькому человеку, как Витек?
А так жил-то я на первом этаже.
Половину выходного проспал. А к вечеру из Питера приехал Борисыч с Семеном на день рождения Дуньки-Евдокии, Ванькиной сестры, который меня на машине подвозил. Отмечали славно, а дальше помню, что к воскресенью я решил – надо тормознуться. Предстояла насыщенная неделя: новая газета, работа и так далее.
Но в дальнейшем развитии событий я перестал контролировать ситуацию и в следующем озарении сознания я проснулся ночью со среды на четверг с ясным пониманием того, что куда-то делась почти целая неделя, газета не готова и даже собраться и что-то из себя выжать «творческое» - это не раньше, чем через пару дней. А также отсутствует большая часть полученной накануне зарплаты.
Имелось какое то смутное ощущение в душе и от краха личной жизни, хотя на тот момент я не мог даже вспомнить - а есть ли она у меня в данной точке времени и пространства? Может, я никому и не навредил. Ну, кроме себя...
Но в целом было гадко. Что именно случилось, и главное - с кем, я не помнил от слова совсем. А главное - случилось ли? Может, все хорошо, просто я себя накручиваю…
Затем в памяти постепенно всплыла обмывка с некой дамой сердца каких-то ее зимних сапог и периодические рейды в палатку с целью покупки все того же красного портвейна. Затем телефонный скандал, из-за того, что я умудрился назвать ее не тем именем. И последующее безнадежное питье с целью заглушить все эти неприятности, включая муки совести от собственного скотского поведения. Да и кто виноват? Кто-кто - я конечно!
Прислушиваясь в темноте к своему неровному пульсу, который слабо барабанил в ушах, я в очередной раз прочувствованно осознал, что хоть и нет предела совершенству, но, увы, все запои кончаются похмельем, проблемы только усугубляются и никто никогда в мире еще этого всего не опроверг. Чего уж тут говорить про меня?
Оставалось лишь скрипеть зубами и терпеть. Сорок восемь часов отходняка - по две пачки сигарет ежедневно, неровное дыхание, периодическое отсутствие пульса и т.д. и т.п. Не умру – буду жить. Чего уж проще?
А о том, ходил ли я все эти дни на работу - я даже и не думал. Наверное, ходил. Вон, и сумка рабочая валяется. И никто вроде не звонит. Значит, претензий нет. Все было в норме.
Только что я там делал?..
2002.
ЛИТЕРАТУРЩИНА:
Литературно-художественный текст на основе реальных событий, факты недостоверны, совпадения имен случайны (а, может и нет).
***
ПОДДЕРЖАТЬ АВТОРА:
Перевод по СБП на карту "Почта банк" по номеру +79520655055 (Максим М.) или по номеру карты: 2200 7706 356 9206 БЛАГОДАРЮ ОТ ДУШИ!