Есть женщины, которым всех всегда жалко.
Жалко чужих мужей. То плохо одевают их жены, то кормят магазинными пельменями, а то и вовсе за здоровьем мужским не следят.
"У него грыжа пупочная, а она его до сих пор к врачу не отвела", - брызжут праведным ядом те, которые всегда всех жалко. То, что мужчина взрослый и способен сам себя за ручку отвести куда нужно - это из виду как-то упускается.
Деньги чужие жалко всегда. Сразу понятно, что жалостливая дама деньгами распоряжаться умеет. "Сколько- сколько вы потратили на новый диван?! Ужас какой! Да позвонили бы мне - я бы вам такой же притащила с помойки, притом бесплатно".
Чужих детей жалко. Злыдни-матери конфеты детишкам не дают каждый день есть. Ущемляют! Лишают детства! А еще сосульки грызть не разрешают да в сугробе валяться. Ну и что, что морозно и ветрено? От пневмонии еще никто не умирал!
Чужих, совершенно посторонних людей эти милым женщинам тоже жалко. Живут неправильно: не с теми, не так, как нужно. И только попробуй возразить: "Спасибо, не нужно меня жалеть, у меня все хорошо" - мигом услышишь в ответ укоризненное: "Бедняжка бредит. Даже не знает, что говорит"...
А уж сообщения у них какие! "Вы только не обижайтесь, но..." Затем следует водопад нравоучений с призывом равняться на нее, идеальную женщину. Ну и в конце неизменное "Желаю всем счастья, шлю лучики любви".
И какой-нибудь многозначительный смайлик-единорожка с радугой. Чтобы не усомнились читающие в добрых намерениях дамы. Чтобы не думали, что она с агрессией пришла.
Ведь она всем желает только самого лучшего! Она знает все лучше всех. Почему эти гадкие мерзкие людишки не желают прислушиваться к ее мнению - единственно правильному?!
Что движет людьми, которым всегда всех жалко? Кого они жалеют на самом деле?
Я всегда была уверена, что жалость - это чувство, которое испытывает хоть раз в жизни любой нормальный человек. И подумать не могла когда-то, что жалость может быть попыткой компенсировать собственную злобу, завернув ее в фантик унизительного сочувствия.
Недавно разговорилась со знакомой. Обменивались впечатлениями. Она рассказывала мне о своей новой студии и о сыне, я - о поездке в Кисловодск, об увлечении дочки рисованием и предстоящей покупке собаки.
Она, признаться, не особо слушала, но вот когда у меня заверещал телефон, мигом спросила, что за это странный звук.
-Тревога, - говорю, - Сахар поднялся у дочки, пойду сейчас скалывать.
Вы бы видели, как расцвело от удовольствия ее лицо. Она разулыбалась и крепко обняла меня.
-Бедняжка! - сказала она, - Жизнь у тебя такая, что не позавидуешь! Мне тебя очень жаль.
Я с трудом выдерживаю объятия посторонних, даже хорошо знакомых людей. Но вот это непрошеное сочувствие вкупе с объятием будто опустило меня в собственных глазах. Накинуло на меня серый халат и приценивалось: идет - не идет?
-Спасибо, у меня все хорошо! - ответила я, сбрасывая халат. И пошла жить свою жизнь. Ну, ту самую, которой не позавидуешь.
-Ясно, ну ладно, - протянула вслед знакомая, - Но если плохо будет - звони обязательно.
Мне показалось, она была разочарована.
