Здание может быть циничным. Не обижайтесь, если громадина в сорок этажей грубо высказывается по отношению к вам и осуждает за праздность. Такова ее социал-реформистская политика. Монолитность высотки в этом стиле - ее красноречивое молчание, способное задеть ваши чувства. Неотесанные, ничем необлицованные строения не подбирают слова. Они резки за счет четких линий и выступающих прямых углов бетонных блоков, а потому - брутальны. Такие привыкли не считаться ни с мнением домов 19 века, доживающих однообразные дни, ни с человеком, который в них жил и продолжает существовать. Они провозгласили свою власть и имеют определенный вес среди стилей архитектуры до сих пор. По этой причине рассказываем сегодня о ярких примерах брутализма.
Духовным отцом самого понятия стал Ле Корбюзье, «биологическими родителями» - англичане Элисон и Питер Смитсоны. Изначально “суровый” стиль нашел отклик в градостроительстве Великобритании. В списке, состоящем из 10 известных зданий, большая часть приходилась на те, что разместились на туманном Альбионе.
Башня то ли киллер, то ли триллер
Неклассический подход, который проявлялся во внешнем облике городов послевоенного периода (в данном случае преимущественно в Лондоне), имел архитектор венгерского происхождения Эрно Голдфингер.
Будучи заурядным в начале своей карьеры, в конце пути «художник» спроектировал здание, благодаря которому его имя стоит ныне в списке значимых архитекторов эпохи. Присущие автору строптивость и тяжелый характер отразились на облике «сырых» стен Треллик-тауэра - многоквартирного жилого дома, ставшего образцом брутализма.
Противоречивость, характерная для Башни-Террора (второе название), крылась в дуальности. На одной чаше весов выступала ее уродливость, которая обнажала темную сторону общества. С момента строительства здания в 1972 году с балконов квартир в разгар вечеринок летели стекла, а самым безобидным проявлением буйных соседей была громкая музыка после 11. В других случаях процветали грабеж и насилие.
Со временем в дело вмешались власти. Однако до их признания (записали строение в список “класса II”) было достаточно посадить на охрану порядка консьержа, чтобы образ “криминального” дома сменился на символ силы и прогресса. То есть на другой чаше весов Треллик-тауэр стал балансировать как культовая высотка, притягивающая культурных лондонских арендаторов с их средствами. Дом зацвел и запах переменами, а на глазах Голдфингера случилась джентрификация района.
Но суть стиля себе не изменяла - черты брутализма, бросающиеся в глаза, по-прежнему кидали в пот, вызывали местами благоговейный трепет вперемешку со страхом и диктовали свои правила. Башня Террора излучала искренность, хоть местами и пугающую.
Музей-бунтовщик
Брутализм распространялся по всему европейскому континенту - его влияние просочилось и по евротоннелю через Ла-Манш, достигнув страны-шестиугольника. “Вырви глаз” примером во Франции стало творение Ренцо Пиано - Центр Помпиду. Споры вокруг данного здания сейчас поутихли. Разговоры продолжаются.
Музей увидел свет в 1977 году. Местные жители тогда оценили его контроверсионный характер - стиль, в котором был выполнен “Нотр-Дам труб” (второе название), выбивался из классического культурного центра.
Как Треллик-тауэр в Лондоне не скрывал личные недостатки, так и эта икона модернизма кричала о своей смелой “натуре”. Черты брутализма проявлялись в экспрессии, которая содержалась в строительных элементах (эскалаторы, вентиляционные трубы, электрические провода и трубы для водоснабжения), выставленных прямо на фасаде здания. Никакой дани традициям. Человеку того времени было сложно представить себя за чтением книги в здании, похожем на нефтеперегонный завод. В общем, Центр Помпиду вызывал смешанные чувства, но зато оставлял о себе яркое впечатление.
Сейчас стальные конструкции, подвергшиеся коррозии под бременем нескольких десятилетий эксплуатации, собираются заменить. Зданию “грозит” реконструкция. У парижан есть время до 2050 года, чтобы психологически подготовиться и встретиться лицом к лицу с новым обликом Бобура (так Центр Помпиду называют сами жители). Интересно, какие эмоции возникнут у парижан после его “перерождения”.
Как на западе, только по-японски
Преображению или, скорее, воплощению новых форм подвергался и японский Национальный музей западного искусства, который несет в себе дух брутализма. Окна от пола до пола, строгие потолки разных уровней и желание найти применение теоретическим наблюдениям о пропорции стали воплощением гармоничной, но острой угловой архитектуры. Система модулор Шарля-Эдуара Жаннера-Гри (псвдеоним - Ле Корбюзье) стал практичным и реальным.
Швейцарский архитектор был прагматичным и дальновидным, поэтому делился со своими учениками не только знаниями, но и возможностью продолжить его дело. Со временем здание музея стало “расширяться” из-за новых коллекций, что он и предусмотрел. Брутальная пристройка 1979 года лежала на плечах японского мастера - Кунио Маэкава.
Однако в карьере чертежника-стажера есть более выдающиеся работы. Например, комплекс Метрополитен Фестиваль-Холла. Главный лейтмотив его подхода - симбиоз черт современности, унаследованных от учителя, и японских традиций. Его взгляды на “послевоенный” стиль модерна были такими же пластичными, как бетон, который использовался при возведении зданий. Строение получилось брутально просторным и свободным внутри, снаружи оно напоминает четкую фигуру параллелепипеда, окруженную “классическими” колоннадами по периметру. Свежо, инновационно и мощно!
