Из всего вечера посвящения в студенты мне запомнилось только то, что всех, поступивших в университет, собрали на площади перед ДК имени Кирова на Васильевском острове и после поздравительной речи показали в этом самом ДК диснеевский мультик. Кажется, это была «Белоснежка и семь гномов». Я подобных мультфильмов до этого не видел, и по сравнению с нашими рисованными мультфильмами, не говоря уж о примитивных кукольных, диснеевские просто завораживали.
В настоящее время праздник посвящения в студенты проводится 31 августа на площади Академика Сахарова.
Вскоре после поступления нас, первокурсников, увезли на уборку картошки в деревню Петровское расположенную на северо-западе Ленинградской области. Там у нас, первокурсников, было время лучше узнать друг друга, еще до начала совместной учебы.
Уборка картошки, как лакмусовая бумажка, выявила, who из нас есть who. Кто является лидером, кто беззаботным балагуром, кто никуда не суется, а кто по ночам втихаря жрет под одеялом привезенную из дома колбасу. Выяснилось, что я самый младший на нашем курсе, не считая одного студента Андрея из Самарканда, которого мы все последующие пять лет так и звали – Самарканд. Преимущество поступления в университет в 16 лет заключалось в том, что армия как я уже говорил, мне пока не грозила. Даже меня отчислят с первого курса, то в армию все равно сразу не заберут. Кроме того, в университете имелась своя военная кафедра. И это немного успокаивало.
В колхозе у нас появились первые прозвища: Клеп, Кура, Чиж, Алексис, Фес, Кавока За моим приятелем Андреем прочно закрепилось прозвище Энди. Причем в разговоре с ним я зову его Андрей, а когда говорю кому-то про него, то называю Энди, поскольку он не единственный Андрей на нашем факультете, и так быстрее понять о ком идет речь. У меня появилось прозвище «Дерево» гораздо позднее, на третьем курсе, после очередной игры в футбол на снегу. К пятому курсу прозвища появятся почти у всех, причем уже не только как производные от имен или фамилий, а уже связанные с какими-нибудь запоминающимися событиями: Питон, Мафия, Джуди, Батюшка, и мы, общаясь спустя многие годы, по-прежнему будем так друг друга называть.
Выяснилось, что играть и петь на гитаре могут шесть-семь ребят, включая меня и Андрея. И что играем мы все одинаково плохо и непрофессионально. Я бы даже сказал, не играем, а бренчим. Причем, если я пел какие-то жалостливые песни из школьного репертуара (…Сохнет желтенькая травушка, холодает на земле. Ты не плачь моя журавушка о погибшем журавле…), а также песни группы «Савояры» (они же бывшие «Кочевники»), которых много раз слушал и смотрел в Ломоносовском манеже на танцах, то Андрей предпочитал громко и с надрывом петь песни Высоцкого. Сформировались первые группы по интересам и симпатиям. Мы украдкой присматривались к нашим девчонкам, а они в свою очередь – к нам. Прошел месяц, и к началу занятий мы уже знали друг о друге достаточно много. Из самой уборки картошки запомнилось немногое. Однажды Энди при разгрузке очередной телеги с ящиками убранной нами картошки на склад, предложил скатывать их по наклонной доске, а не таскать на руках. Это так поразило деревенских, что они тут же оформили его идею как рационализаторское предложение. И еще помню, как наше очередное ожидание на поле трактора заканчивалось криком деревенского бригадира. – А-а-а, мы тут все ждем, а этот сучий потрох Черепеня, опять на колхозном тракторе свой огород пашет!
Вечерами мы устраивали танцы. Приглушали свет и топтались под медленную музыку. Местные к нам не ходили, за исключением одной вечно пьяной девахи в ярко красных шароварах, от которой все шарахались, поскольку от нее за километр разило дешевым портвейном. Время в колхозе пролетело довольно быстро и незаметно.
I курс
Историческая справка
Петербургский университет был учрежден одновременно с Академией наук 28 января 1724 года Указом Петра I. Во время поездки по Европе Петр познакомился с рядом Университетов, в том числе Оксфордским и Кембриджским, а также понял, что специалистов нужно готовить в России, а не посылать за рубеж дворянских недорослей. Царь замыслил создать систему высшего образования, а именно - учредить одновременно Академию, Университет и Гимназию или как он говорил, создать «триединое здание». В Университете и Гимназии предусматривалась и подготовка учителей для высших и средних учебных заведений, но основной задачей Университета была подготовка научных кадров для Академии.
Первым ректором Петербургского университета стал в 1748 году известный историк и этнограф Герард Фридрих Миллер, который для этого специально принял русское подданство. В России его называли Федор Иванович Миллер. На гербе университета есть надпись “Hic tuta perennat”, которая является девизом университета и нанесена на герб в полукружие, обрамляющее Минерву. В переводе с латинского означает: «Здесь в безопасности пребывает»
Главным зданием Университета является здание правительственных учреждений или коллегий, которых при Петре насчитывалось двенадцать, включая Сенат и Синод. Здание Двенадцати коллегий строилось по проекту архитектора Доменико Трезини в 1722-1742 годах (с 1734 г после смерти Д. Трезини строительство заканчивал Дж. Трезини). Все двенадцать секций здания Трезини объединил одной крышей, общими стенами и одним общим коридором, длиной 400 метров, который является самым длинным коридором в Европе. Двенадцать связанных воедино корпусов по замыслу Петра должны были символизировать единство государственного аппарата.
То обстоятельство, что здание двенадцати коллегий смотрит на Неву скромным торцом, а не фасадом, как все остальные здания на набережной, фольклор связывает с именем Меншикова. Согласно одному из преданий, надолго отъезжая из Петербурга по государственным делам, Петр I поручил строительство здания Коллегий Меншикову, причем по указанию Петра фасад здания должен быть расположен вдоль Невы как продолжение Кунсткамеры. А землю, что останется западнее Коллегий, Петр разрешил использовать Меншикову под его собственный дворец. Хитроватый Меншиков быстро сообразил, что если такое длинное здание Коллегий выстроить вдоль Невы, то его дворец (кстати, первое каменное здание Петербурга) окажется где то на задворках и места для его строительства будет явно недостаточно. Поэтому он решил поставить здание Коллегий не вдоль а перпендикулярно набережной Невы, за что впоследствии был бит дубинкой вернувшимся из поездки Петром I (Н.А Сандаловский. Петербург (путеводитель), 2007 г).
В 1819 году в помещениях четырех коллегий разместился Петербургский Университет, а к 1835 году ему принадлежало уже все здание. В настоящее время в здании Двенадцати коллегий или как его называют - Главном здании университета помещаются ректорат, университетская библиотека, а также геологический и биолого-почвенный факультеты.
Здание нашего факультета находится на улице Смольного в доме №5. Его построили в период между 1765 и 1775 годами, и авторство всего этого комплекса приписывают В.И. Баженову. Огромное здание, памятник раннего классицизма, входит в комплекс зданий Смольного монастыря.
До революции здесь был Александровский институт (институт для мещанских девушек). Коридоры и лестницы внутри четырехэтажного здания так запутаны, что первую неделю учебы мы по пол-часа ищем нужную аудиторию и часто опаздываем на очередную лекцию. Планировка здания была изменена в 1821 году и позднее, но на первом этаже сохранились старинные коридоры. На других этажах коридоры достаточно извилистые и очень узкие, и мы в перерывах между лекциями толпами блуждаем по ним. Вместе с нами в этом же здании находится факультет Прикладной математики и процессов управления (ПМПУ). Фасад здания выходит на набережную Невы, мы же попадаем в него через площадь, напоминающей по своей конфигурации Дворцовую, на которую здание выходит большим дугообразным в плане корпусом (как здание Главного штаба на Дворцовой площади). Старые склонившиеся от времени деревья в центре площади, наверное, еще помнят мещанских девиц, обучавшихся здесь. Внутри здания есть несколько внутренних дворов, правда выходы в них заколочены.
Ближайшая станция метро – Чернышевская, ближайший пивбар – «Медведь», расположенный напротив кинотеатра «Ленинград». До Невы – менее двухсот метров. Место это довольно тихое и уединенное. Здание через двухэтажные монастырские корпуса примыкает к Смольному собору, который, взметнувшись ввысь голубой доминантой, украшает этот район. Даже вблизи он кажется легким и невесомым, словно парящим в воздухе.
Рядом находится площадь Пролетарской Диктатуры, которую в народе называют короткой аббревиатурой «ППД». В 1974 году на площади заканчивается строительство нового Дома Политического Просвещения. Это некрасивое массивное здание на площади сокращенно так и называют: ДПП на ППД. Как раз около нашего факультета находится кольцо трех маршрутов автобусов, на каждом из которых можно за десять минут доехать до ближайшей станции метро или за пятнадцать - до Невского проспекта и Московского вокзала.
***
Утром меня будят родители. На часах без четверти семь. За окном густая декабрьская темень. Быстро умываюсь, завтракаю, спросонок не понимая, что именно ем и уже через пол-часа после пробуждения быстрым шагом иду на электричку. Идти до платформы чуть более километра. На улице холодно, особенно первые пять минут, когда выходишь на улицу из теплого дома. Ближе к железнодорожной платформе на дороге появляются темные силуэты людей, постепенно сходящихся в одну конечную точку и спешащих на эту же электричку. На платформе я уже знаю, где мне надо встать, чтобы прямо напротив меня открылись двери третьего вагона. Именно третьего. В первом обычно едут те, кто опаздывает на работу и им нужно будет первыми добежать до метро, когда электричка через час привезет нас на Балтийский вокзал, поэтому в нем всегда много народа. Второй вагон – моторный, и в нем довольно шумно. А третий – в самый раз. Над рельсами чуть слышно звякают натянутые провода, значит, электричка тронулась из Ломоносова и через три минуты будет здесь. Захожу в вагон. Лица в основном все знакомые, хотя лично я никого не знаю. Просто все мы ежедневно по утрам едем на одной и той же электричке в этом вагоне, и у всех уже негласно есть свои места. Я даже знаю, кто войдет на следующей станции и куда именно сядет. Занимаю место у окна, прислоняюсь головой в стенке вагона и начинаю дремать. Уснуть не получается, но подремать в тепле можно. Минут через пятнадцать согреваюсь, достаю из сумки конспекты лекций и пытаюсь их читать. Чаще всего это лекции по английскому: новые слова или неправильные глаголы, которые нужно выучить. Английский я знаю плохо. Дело в том, что многие в нашей университетской группе по английскому обучались в школах с углубленным обучением английскому языку, а я пришел из обычной, где английский преподавали ни шатко, ни валко.
Наконец электричка прибывает на Балтийский вокзал. Выхожу из вагона и быстрым шагом, почти бегом устремляюсь в метро в плотном окружении таких же спешащих на работу или на занятия. У входа в метро уже накапливается пробка, как всегда открыты только две входные двери их четырех. Вдавливаюсь в дверь, спускаюсь по эскалатору на платформу метро и готовлюсь втиснуться в вагон. Подходит поезд. Вагоны набиты человеческой кашей так, что некоторые двери даже не открываются и из них наполовину торчат дамские сумочки и уголки верхней одежды. Одно время на платформе даже дежурили специальные люди с повязками, которые заталкивали людей в вагоны, совсем как в Японии. Это было необходимо потому, что двери вагонов долго не могли закрыться, и поезда выбивались из графика движения. Но после того как в суматохе несколько раз в вагон нечаянно затолкали самих «толкачей», метрополитен отказался от использования этого прогрессивного зарубежного опыта. Итак, вагон останавливается, я так же как в случае с электричкой, уже знаю, где надо стоять на платформе, чтобы двери открылись прямо напротив меня. Двери нехотя и с трудом открываются. Быстро разворачиваюсь у открытых дверей спиной к входу, аккуратно немного вдавливаю пассажиров внутрь и рукой упираюсь во внутреннюю стену вагона над дверью. Затем сильно отжимаюсь рукой и еще больше утрамбовываю стоящих в вагоне людей. Делать все надо быстро иначе вся эта сжатая на секунду людская масса разожмется как пружина и вытолкнет меня обратно на платформу. Но сегодня мне повезло. У самых дверей стоит женщина, а женщины, как правило, мягкие и уминаются достаточно легко и безропотно, особенно если они не очень худые. Втискиваюсь спиной в вагон, двери закрываются и меня тут же вдавливают в дверь вагона и всего расплющивают по дверному стеклу. К следующей станции все растрясется, ужмется и внутри станет свободнее. Иногда попасть в вагон мне удается лишь со второй или третьей попытки, а времени у меня в обрез. Скоро начнется первая лекция, а мне еще после метро добираться на факультет на автобусе. Выхожу на станции «Чернышевская», поднимаюсь наверх и быстро начинаю соображать на какую остановку автобуса лучше пойти. К факультету в сторону Смольного идут три автобуса и все три остановки расположены в разных местах. Первая – прямо напротив выхода метро, но на ней стоит такая толпа, что шансов попасть в автобус у меня практически нет. Чуть дальше остановка автобуса номер 6, как мы его называем – шестерки. Там всегда меньше людей, но автобус ходит реже. Еще дальше, на улице Войнова остановка 43-го автобуса, но туда надо идти несколько минут и тоже автобус ходит нечасто. Выбираю шестерку. Повезло, автобус приходит почти сразу, и через 15 минут я, быстро сдав верхнюю одежду в раздевалку, уже бегу по ступеням факультета в свою аудиторию. Опаздываю на начало лекции всего на пять минут. Вся дорога от дома заняла почти два часа в один конец, а после занятий мне надо точно таким же образом и примерно столько же времени возвращаться обратно. Четыре часа жизни ежедневно уходит только на одну дорогу. И так будет еще пять долгих лет.
***
Идет лекция по химии. Лекцию читает пожилой преподаватель с Химфака. Самое интересное, что все это мы уже проходили в школе и ничего нового лично я для себя не слышу. Чтобы убить время, мы с моим приятелем Колей сидим на самом верхнем ряду аудитории, которая имеет форму амфитеатра. Записывать сказанное преподавателем и переписывать с доски бесконечные формулы нам неохота. Мы уже сыграли в «балду» и «морской бой», а теперь мучительно думаем как нам «убить» оставшиеся пол-часа до конца лекции.
Преподаватель периодически берет паузу и громко хмыкает, прочищая горло. Выглядит это забавно. Говорит-говорит, вдруг тишина и громко, на всю аудиторию раздается его оглушительное «хм-м-м-м». Затем он продолжает рассказывать. Дождавшись его очередной паузы, когда он только набрал в легкие воздуха, мы с Колей со своего верхнего ряда громко произносим: «хм-м». Тут же дуплетом раздается «хм-м-м» преподавателя. Так повторяется несколько раз: как только он собирается хмыкнуть и набирает воздух в легкие, мы опережаем его ровно на пол секунды. А ему уже не остановиться, и он вынужденно хмыкает вслед за нами. В аудитории начинается тихая ржачка. Преподаватель краснеет, но еще сдерживается. Зато не сдерживаемся мы и продолжаем хмыкать на всю аудиторию с ним в унисон.
- Молодые люди, вы мне осточертели, - вдруг истошно кричит преподаватель и выгоняет нас с лекции.
В декабре наступает первая сессия, и первый экзамен – химия. Наши надежды на то, что преподаватель нас уже подзабыл в лицо, растаяли, как только мы зашли на экзамен. Он принимал его вместе со своим аспирантом – химиком.
- А вот этих обоих отвечать только ко мне, - радостно сообщает химик своему аспиранту, - и в воздухе пахнет бедой.
Я все же нахожу момент, когда преподаватель на несколько минут выходит из кабинета в туалет, и мчусь отвечать аспиранту. А когда преподаватель возвращается, я уже закончил отвечать на последний вопрос и получаю от аспиранта пятерку в зачетку. Поняв, что его провели, Колю он уже не выпускает из своего поля зрения, и в результате Коля обреченно идет отвечать именно ему. Химик внимательно выслушивает, все, что ему рассказывают и, не задав ни одного вопроса, ставит в ведомость двойку. Коля попадает на пересдачу на первом же университетском экзамене в своей жизни. Надо сказать, что за следующие пять курсов у Коли и четверок то в зачетке почти не было, одни пятерки, но это наше хмыканье обошлось ему дорого. Ну и неловко вышло, что я в результате выкрутился, а он нет, хотя хмыкали мы оба. Мне кажется, я даже кашлял погромче.
***
Наступает 7 ноября, и нас всех добровольно «загоняют» на праздничную демонстрацию. Вопроса хочешь идти или нет, не задают. Просто говорят, что всем быть на месте сбора в обязательном порядке.
Мы стоим тесной кучей на месте сбора, курим и травим анекдоты в тему: про Ленина и Брежнева. Иногда туда вклиниваются Чапаев с неизменными Петькой и Анкой.
Наконец колонна выстроена, нам раздают портреты неулыбчивых членов политбюро, которые нужно нести перед собой на длинной палке, как икону. Вожди на портретах все очень старые, обрюзгшие и нефотогеничные, хотя и тщательно подретушированные. Еще нам суют всякие лозунги с патриотическими призывами, типа «Да здравствует социалистическая революция», «Делу Ленина верны» и тому подобное. Нести это все, разумеется, никто не хочет, поскольку, когда демонстрация закончится, то вместо того, чтобы быстро разойтись по домам, нужно будет еще сдавать все это в специальную машину-фургон. На улице холодно. Нести все это по улице, не имея возможности погреть руки в карманах или покурить на ходу, занятие малоприятное. Тем не менее, членов Политбюро распределяют по зазевавшимся студентам, остальные разглядывают на портретах ордена и считают, у которого на пиджаке их больше. Больше всех, конечно, у Брежнева, но он почему-то никому не достается. Мы несем портреты Суслова, Громыко, Подгорного, Черненко, которые издалека все кажутся на одно лицо.
Нас долго выстраивают и, наконец, мы медленно движемся в сторону Дворцовой площади. Вся наша часть колонны – это Университет, впереди нас и за нами идут люди с различных предприятий и организаций, названия которых можно прочитать в начале каждой группы. Из репродукторов звучит бодрая патриотическая музыка. То там, то здесь мелькают милиционеры. Под ногами валяются ошметки лопнувших детских надувных шариков, окурки и прочий мусор. Наконец мы доходим до Дворцовой, где установлена большая трибуна, на которой, поёживаясь от холода, стоят наши отцы города и почетные гости.
- Да здравствует Ленинградский университет, - кричит в микрофон кто-то с трибуны, и колонки усиливают его голос на всю площадь, отчего он кажется голосом с небес. – Ура-а-а-а! - нестройными голосами кричим мы в ответ. На секунду появляется ощущение торжественности момента, но тут же пропадает. Собственно за трибуной демонстрация и заканчивается. Все мы расходимся: кто домой, кто в общежитие, кто в ближайший пивбар или кафе. Праздничное мероприятие закончено.
***
После занятий мы решаем пойти в пивбар «Дубок», в котором еще до этого не были ни разу. Нас набирается человек восемь, примерно поровну девчонок и мальчишек. Пивбар расположен недалеко от Балтийского вокзала, это очень удобно нам с Андреем, поскольку, попив пива, мы быстро сможем добраться до вокзала и на электричке уехать по домам. Дело идет к вечеру, мы провели в пивбаре уже более двух часов. Поговорили, напились пива и уже собирались расходиться, как Андрей затеял какой-то спор около туалета с незнакомыми взрослыми мужиками. Я вижу, что обстановка там накаляется и подхожу, чтобы увести Андрея от них. Один из мужиков сзади дергает меня за рукав. Я оборачиваюсь, и тут же получаю кастетом в нос. Нос трещит как перезрелый арбуз. Кровь моментально заливает мою белую водолазку, которая становится на груди ярко красной. Я почти теряю сознание от боли и чувствую, как мои однокурсники под руки выводят меня на улицу и ловят машину, чтобы отвезти меня в больницу. Через полчаса я уже нахожусь в больнице Эрисмана, где врач говорит, что у меня сложный перелом носа, и собирается мне этот нос вправлять на место, поскольку он у меня ушел куда то вбок. Мне без всякого наркоза вставляют в ноздри какие то обмотанные бинтами палочки и начинают ими шевелить. Боль такая, что я ору как резаный. Затем мне наматывают на лицо, точнее на нос толстую марлевую повязку и предлагают пройти и лечь в палату. Я отказываюсь, поскольку у меня дома нет телефона, и если я не вернусь домой к ночи, родители просто сойдут с ума, поэтому я с обмотанным бинтами лицом добираюсь до Балтийского вокзала и успеваю на последнюю электричку.
Захожу в дом. Мама, увидев меня, чуть не падает в обморок, а затем начинает плакать. Успокоившись, она рассказывает мне следующее. Сегодня же отец после работы встретился со своим младшим братом, и они оба пошли выпить пива в ларек у нашей железнодорожной платформы. Там у них возникла ссора с солдатами, которые лезли за пивом без очереди. Отец сделал им замечание, и в результате завязалась драка. Отец с братом отбивались от десятка солдат, причем отец, когда понял, что дело совсем плохо, подобрал на земле какой-то отрезок водопроводной трубы и отбивался им. В результате домой вернулся один его брат, которого тоже сильно побили, но он хоть дошел до нашего дома. А избитого отца увезли на Скорой помощи в больницу. А уже за полночь домой приезжаю я со сломанным носом. Представляю состояние мамы.
На занятия я дней пять не ходил. Под глазами у меня образовались два огромных синяка, и в таком виде идти на занятия в университет не хотелось. Отца выписали из больницы на третий день, тоже всего в синяках. А еще через день к нам домой пришло командование части с просьбой не доводить дело до суда, поскольку солдатам грозила если не тюрьма, то штрафбат точно. Много свидетелей у ларька видело, что драку затеяли именно они и дрались намотанными на руку ремнями с пряжками, что усугубляло их вину. Насколько я помню, родители наотрез отказались идти на мировую, и солдат все же как-то наказали. А может, это нам просто сказали, что наказали, а сами в части замяли дело. Позднее я видел нескольких из этих солдат. Они тоже приходили к нам домой просить прощения, причем у всех были забинтованы головы, да и синяков хватало. Отец потом пояснил, что головы забинтованы у них потому, что он лупил их по голове трубой, правда, не сильно, чтобы случайно не покалечить.
А я, тем временем, просидев дома три дня, пошел на поправку и поехал в Университет. Прихожу к последней паре занятий, а там уже народ собирается не идти на лекцию, а поехать в Ломоносов, чтобы меня навестить. А тут я появляюсь. На лекцию мы так и не пошли, и поскольку ко мне ехать уже не имело смысла, то просто пошли в пивбар, уже другой, поскольку в Дубок идти уже не хотелось, и попили там пива, на этот раз без происшествий. Кстати это был первый случай в моей жизни, когда я получил по морде в пивбаре. Причем очень быстро и совершенно ни за что.
***
Читаю в университетской стенгазете про очередное мероприятие группы «Акция». Эта группа из нескольких студентов занимается тем, что сейчас называют «Флешмоб» (от англ. flash - вспышка, mob – толпа), то есть организуют всякие бессмысленные, дурацкие, а иногда и смешные акции на улицах города. Хотя считается, что официально флешмоб возник в 2003 году в США, группа «Акция» делала все это на 30 лет раньше. Причем все правила флешмоба, а именно: стихийность, одновременность, запрет на разговоры между участниками акции, абсурдность и ненарушение норм закона были ими в точности соблюдены. Единственным отличием является только то, что мероприятия группы «Акция» были более продолжительными.
До этого они уже занесли на станцию метро и оставили в центре платформы аквариум с рыбками. Сейчас акция была проведена у магазина польской косметики «Ванда» на Невском проспекте. Именно этот магазин был выбран не случайно. Он был очень популярен в городе, поскольку польская косметика котировалась у женщин намного больше любой нашей. Никакой приличной, импортной, в свободной продаже просто не было. Когда магазин закрыли на ремонт, все женщины города с нетерпением ждали, когда же его снова откроют, так как другого такого магазина в городе не было. Вот что участники акции написали об этом событии:
«Акция началась в 13:00 у магазина «Ванда», который уже к этому времени больше месяца был закрыт на ремонт. Причем никаких следов близкого окончания ремонта не было видно и в помине. Витрины все так же были вымазаны побелкой, стекла снаружи давно не мылись.
Группа из пяти человек, участников «Акции», сделав вид, что они незнакомы друг с другом, образовала очередь у входа в магазин. Постепенно в очередь стали вставать все новые и новые посторонние люди, в основном женщины, которые решили, что магазин работает и просто закрыт на обеденный перерыв, а через час откроется, и там будет продаваться какой-нибудь очередной дефицит. То, что магазин давно закрыт на ремонт, никого не волновало, раз стоят, значит не зря. Психология очереди сработала безотказно, и постепенно очередь разрослась до 40 человек. Милиция уже регулировала ее, чтобы люди не стояли на проезжей части. Постепенно и незаметно первоначальные участники Акции стали по одному покидать очередь, и через пол - часа вся очередь уже состояла из одних посторонних людей, которые стояли в очереди непонятно за чем. В 14:30 очередь стала расходиться и к 15:00 у магазина уже никого не было. Акция завершилась».
***
Мы сдаем зачет по номенклатуре топографических карт. Другими словами, нас проверяют, знаем ли мы, где что на физической карте мира обозначено, и должны уметь это быстро найти и показать. Преподаватель вызывает нас по одному к доске, на которой висит огромная физическая карта мира. Дает в руки указку и начинает произносить названия рек, озер, гор, островов и морей, а ты должен буквально за пару секунд найти это на карте и ткнуть туда указкой. Например: остров Врангеля, пролив Ла-Перуза, хребет Сихоте Алинь, река Ориноко, озеро Мичиган, Желтое море, полуостров Ямал, водопад Виктория и так далее. Каждому достается по два десятка названий. Мне очень понравился этот зачет. Во-первых, мы – географы, и, конечно же, должны все это знать и уметь быстро найти на карте. Во-вторых, дома с отцом мы часто устраивали подобные игры у карты мира, по принципу, кто быстрее найдет. Поэтому зачет сдаю без проблем, а некоторым приходится изрядно попотеть. Но все сдают с первого раза.
Много-много лет спустя, на лекции по географии в Камчатском педагогическом институте я вызвал одного будущего учителя географии к большой карте мира, и он пять минут искал на ней реку Амазонку. Пришлось всем студентам устроить подобный зачет по номенклатуре карты. И надо сказать, это помогло, и к концу семестра все они уже прилично ориентировались в географических названиях.
***
Все лекции по физике я откровенно прогуливаю. Сходив на первые три занятия, я понял, что нам читают то, что уже есть в моей школьной тетрадке. Наша школа была с физическим уклоном. Нам даже некоторые уроки проводили на вновь отстроенном Физическом факультете университета в Старом Петергофе. Конспектировать все заново мне не хочется, и все лекции по физике я пересиживаю в нашем факультетском буфете на первом этаже. На одной из немногих лекций, которую я посетил, мне понравилось, как преподаватель, рассказывая о направлении напряженности магнитного поля, объяснял правило буравчика: – Ну, это как штопор в пробку ввинчивать, неосторожно поясняет он. – А Вы знаете, в красном гастрономе на углу продают такое вино, никакой штопор не берет,- раздается чей-то голос с места. – А что за вино? – заинтересованно спрашивает преподаватель. Далее пять минут идет дружное обсуждение этого вина со всеми его достоинствами и недостатками.
На экзамене все так и оказалось. Моих школьных знаний оказалось вполне достаточно, чтобы сдать его без особых проблем. А вот с математикой у меня все было гораздо хуже.
Я сдаю экзамен по высшей математике. Точнее уже пересдаю, поскольку в первый раз, когда сдавали все, я его завалил. Принимает его наш зам. декана, которого я всегда побаиваюсь. Я еще ни разу не видел его улыбающимся. Правда, иногда он улыбался, но уж очень плотоядно и от такой улыбки у меня мурашки шли по коже. Математику я не любил никогда, точнее престал любить после пятого класса, когда закончилась арифметика и началась алгебра. Интегралы, математические символы с их постоянным стремлением к бесконечности всегда были мне непонятны. Мне интереснее было думать о том, что такое сама бесконечность, а зачем к ней нужно стремиться – я не понимал. С абстрактным мышлением у меня до сих пор проблемы, поскольку мне нужно создать в голове зрительный образ того, о чем идет речь, а в высшей математике таких образов у меня не возникало.
Но пересдать этот экзамен мне нужно любой ценой, чтобы не вылететь из Университета. Радовало только то, что на следующих курсах ее больше не будет.
Подхожу к столу, за которым мрачно сидит наш зам декана, которого за глаза мы звали ЮС. - Берите билет, - говорит он мне, не поднимая головы и что-то быстро записывая в своей тетради. Билетов передо мной лежит штук двадцать. Беру лежащий с края билет, не поднимая переворачиваю его, читаю задания и вижу, что мне попался не самый лучший билет. ЮС по-прежнему не смотрит на меня и продолжает что-то писать. Незаметно возвращаю билет на стол и беру другой. Билет тоже так себе. Кладу быстренько на место и этот. Совсем обнаглев и пользуясь тем, что на меня по-прежнему не обращают внимания, тащу со стола уже сразу три билета. Два, не глядя на задания, написанные в них, незаметно сую в карман, а третий переворачиваю и читаю вопросы. – Так вы взяли билет или нет? – поднимает голову ЮС. От неожиданности я вздрагиваю. – Да, вот взял, - промямливаю я, чувствуя себя под его взглядом, как кролик перед удавом в последние минуты своей жизни. Он буквально пару секунд глядит на вопросы в моем билете и продолжает: – Идите готовьтесь. Я иду к своему столу, мысленно радуясь, что он забыл записать к себе в тетрадь номер моего билета и теперь я смогу его подменить в случае чего. Уже сидя за столом, я незаметно достаю из кармана остальные билеты и выбираю из них более-менее мне подходящий. Примерно сорок минут готовлюсь, а когда иду отвечать, то, пользуясь моментом, когда он на секунду отвлекается, подкидываю к нему на стол лишние билеты из своего кармана. Он смотрит на мои ответы, затем в недоумении берет в руки мой билет, читает вопросы в нем и спрашивает: - А мне кажется, у вас не эти задания были? - А какие же еще? – стараясь при этом не покраснеть и сохранить уверенный голос с легким оттенком недоумения, отвечаю я. - Что было в билете написано, то и отвечаю. Он окидывает взглядом стол, видит, что вроде бы все билеты на месте, на секунду задумывается, и понимает, что если тут что-то и не то, разобраться в чем дело ему уже трудно, и начинает принимать у меня экзамен. Получаю свой заслуженный трояк и делаю глубокий вдох. Все, математики у меня больше в Университете не будет, и, наконец, начнутся предметы по специальности, а это гораздо интереснее и главное – понятнее для меня.
***
(Продолжение следует)