Дорогие подписчики и читатели! В первую очередь от всей души поздравляю вас с наступающим Новым 2024 годом и желаю вам всего самого наилучшего! Сегодня я выпускаю последнюю главу первого тома «Песни Льда и Пламени». Убедительная просьба дочитать ее до конца и отметить лайками и комментариями. Скажите, стоит ли мне продолжать перевод ПЛиО, или же подскажите свой вариант для перевода. Приятного чтения и ещё раз с наступающим!
Дейенерис
Земля была красной, мертвой и иссушенной, и хорошую древесину было трудно достать. Ее собиратели вернулись с корявыми тополями, фиолетовыми кустами, пучками коричневой травы. Они взяли два самых прямых дерева, обрубили с них ветви, содрали с них кору и раскололи их, уложив бревна квадратом. Середину они заполнили соломой, хворостом, стружками коры и пучками сухой травы. Ракхаро выбрал жеребца из небольшого табуна, который у них остался; он не был ровней рыжему коню Кхала Дрого, но мало кто из лошадей мог сравниться. В центре площади Агго скормил ему сморщенное яблоко и в одно мгновение свалил его с ног ударом топора между глаз. Связанная по рукам и ногам, Мирри Маз Дуур наблюдала за происходящим из пыли с беспокойством в черных глазах.
- Убить лошадь недостаточно, - сказала она Дени. - Сама по себе кровь - ничто. У тебя нет ни слов, чтобы произнести заклинание, ни мудрости, чтобы найти их. Ты думаешь, магия крови - игра для детей? Ты называешь меня мэги, как будто это проклятие, но все, что это означает, - мудрость. Ты ребенок с детским невежеством. Что бы ты ни собиралась сделать, это не сработает. Освободи меня от этих уз, и я помогу тебе.
- Я устала от рева мэги, - сказала Дени Чхого. Он замахнулся на нее хлыстом, и после этого ведьма замолчала.
Над тушей лошади они соорудили платформу из обтесанных бревен; стволов деревьев поменьше и сучьев от больших, а также самых толстых и прямых ветвей, которые смогли найти. Они укладывали лес с востока на запад, от восхода до заката. На платформе они сложили сокровища Кхала Дрого: его большую палатку, его раскрашенные жилеты, его седла и сбрую, хлыст, который подарил ему отец, когда он стал взрослым, аракх, которым он убил Кхала Ого и его сына, могучий лук из драконьей кости. Агго хотел добавить оружие, которое кровные всадники Дрого подарили Дени в качестве подарка невесте, но она запретила это.
- Это мое, - сказала она ему, - и я намерена сохранить его.
Еще один слой хвороста был навален вокруг сокровищ кхала, и поверх них были разбросаны пучки сухой травы. Сир Джорах Мормонт отвел ее в сторону, когда солнце клонилось к зениту.
- Принцесса... - начал он.
- Почему ты меня так называешь? - Дени бросила ему вызов. - Мой брат Визерис был твоим королем, не так ли?
- Он был, миледи.
- Визерис мертв. Я его наследница, последняя кровь Дома Таргариенов. Все, что принадлежало ему, теперь мое.
- Моя... королева, - сказал сир Джорах, опускаясь на одно колено. - Мой меч, который принадлежал ему, теперь ваш. И мое сердце тоже, которое никогда не принадлежало вашему брату. Я всего лишь рыцарь, и мне нечего предложить вам, кроме изгнания, но я умоляю, выслушайте меня. Отпустите Кхала Дрого. Вы не будете одна. Я обещаю вам, ни один мужчина не отведет вас в Ваэс Дотрак, если вы сама не захотите туда отправиться. Вам не нужно присоединяться к дош кхалин. Пойдем со мной на восток. Йи Ти, Кварт, Нефритовое море, Асшай у Тени. Мы увидим все невиданные еще чудеса и выпьем те вина, которые боги сочтут нужным подать нам. Пожалуйста, Кхалиси. Я знаю, что вы задумали. Не делайте этого. Не делайте.
- Я должна, - сказала ему Дени. Она коснулась его лица, нежно, печально. - Ты не понимаешь.
- Я понимаю, что вы любили его, - сказал сир Джорах голосом, полным отчаяния. - Когда-то я любил свою леди-жену, но я не умер вместе с ней. Вы моя королева, мой меч ваш, но не просите меня стоять в стороне, когда вы взойдете на погребальный костер Дрого. Я не буду смотреть, как вы сгораете.
- Ты этого боишься? - Дени легонько поцеловала его в широкий лоб. - Я не такой ребенок, милый сир.
- Вы не собираетесь умереть вместе с ним? Вы клянетесь в этом, моя королева?
- Я клянусь в этом, - сказала она на общем языке Семи Королевств, который по праву принадлежал ей.
Третий уровень платформы был сплетен из ветвей толщиной не более пальца и покрыт сухими листьями и сучьями. Они уложили их с севера на юг, от льда до огня, и завалили сверху мягкими подушками и ночными шелками. К тому времени, как они закончили, солнце начало клониться к западу. Дени призвала дотракийцев вокруг себя. Их осталось меньше сотни. Со сколькими Эйгон начинал? Это не имело значения.
- Вы будете моим кхаласаром, - сказала она им. - Я вижу лица рабов. Я освобождаю вас. Снимите ошейники. Идите, если хотите, никто не причинит вам вреда. Если вы останетесь, то будете как братья и сестры, мужья и жены.
Черные глаза смотрели на нее настороженно, ничего не выражая.
- Я вижу детей, женщин, морщинистые лица стариков. Вчера я была ребенком. Сегодня я женщина. Завтра я буду старой. Каждому из вас я говорю: отдайте мне свои руки и свои сердца, и для вас всегда найдется место. - Она повернулась к трем молодым воинам своего кхаса. - Чхого, я вручаю тебе хлыст с серебряной рукоятью, который был моим подарком невесты, и называю тебя ко, и прошу твоей клятвы, что ты будешь жить и умрешь как кровь от моей крови, скакать рядом со мной, чтобы уберечь меня от беды.
Чхого взял кнут из ее рук, но лицо его было смущенным.
- Кхалиси, - сказал он нерешительно, - так не делается. Мне было бы стыдно стать кровным всадником женщины.
- Агго, - крикнула Дени, не обращая внимания на слова Чхого. Если я оглянусь назад, я пропала. - Тебе я дарю лук из драконьей кости, который был подарком невесты.
Он был изогнут вдвое, блестящий, черный и изящный, выше, чем она была.
- Я называю тебя ко и прошу твоей клятвы, что ты должен жить и умереть как кровь от моей крови, скакать рядом со мной, чтобы уберечь меня от беды.
Агго принял поклон, опустив глаза.
- Я не могу произнести эти слова. Только мужчина может возглавить кхаласар или объявить расход.
- Ракхаро, - сказала Дени, отворачиваясь от отказа, - ты получишь великий аракх, который был подарком моей невесты, с рукоятью и клинком, отделанными золотом. И тебя я тоже называю своим ко и прошу жить и умереть как кровь от моей крови, скакать рядом со мной, чтобы уберечь меня от беды.
- Ты кхалиси, - сказал Ракхаро, беря арах. - Я поеду рядом с тобой в Ваэс Дотрак, к подножию Матери Гор, и буду оберегать тебя от бед, пока ты не займешь свое место среди старух дош кхалин. Большего я обещать не могу.
Она кивнула так спокойно, как будто не слышала его ответа, и повернулась к последнему из своих защитников.
- Сир Джорах Мормонт, - сказала она, - первый и величайший из моих рыцарей, у меня нет для вас подарка невесты, но я клянусь, однажды вы получите из моих рук длинный меч, какого мир никогда не видел, выкованный драконом и сделанный из валирийской стали. И я бы попросила вас также дать клятву.
- Вы получите ее, моя королева, - сказал сир Джорах, опускаясь на колени, чтобы положить свой меч к ее ногам. - Я клянусь служить вам, повиноваться вам, умереть за вас, если понадобится.
- Что бы ни случилось?
- Что бы ни случилось.
- Я заставлю тебя сдержать эту клятву. Я молюсь, чтобы ты никогда не пожалел о том, что дал ее. - Дени подняла его на ноги. Приподнявшись на цыпочки, чтобы дотянуться до его губ, она нежно поцеловала рыцаря и сказала: - Ты первый в моей Королевской гвардии.
Она чувствовала на себе взгляды кхаласара, когда входила в свою палатку. Дотракийцы что-то бормотали и бросали на нее странные косые взгляды уголками своих темных миндалевидных глаз. Они думали, что она сумасшедшая, поняла Дени. Возможно, так оно и было. Достаточно скоро она узнает. Если я оглянусь назад, я пропала. Ее ванна была обжигающе горячей, когда Ирри помогла ей забраться, но Дени не вздрогнула и не заплакала вслух. Ей нравилось тепло. Это заставляло ее чувствовать себя чистой. Джики надушила воду маслами, которые нашла на рынке в Ваэс Дотраке; пар поднимался влажный и ароматный. Дорея вымыла волосы и расчесала их, распутывая колтуны. Ирри потерла ей спину. Дени закрыла глаза и позволила запаху и теплу окутать ее. Она почувствовала жар, проникающий сквозь болезненность между бедер. Она вздрогнула, когда он вошел в нее, и ее боль и скованность, казалось, растворились. Она поплыла. Когда она вымылась, служанки помогли ей выйти из воды. Ирри и Джики досуха обмахивали ее веерами, пока Дорея расчесывала ей волосы, пока они не заструились по спине, как река жидкого серебра. Они надушили ее ароматом цветков корицы и пряностей; коснулись каждого запястья, за ушами, кончиков налитых молоком грудей. Последний мазок был нанесен на ее пол. Палец Ирри, легкий и прохладный, как поцелуй любовника, мягко скользнул между ее губ. После этого Дени отослала их всех, чтобы подготовить Кхала Дрого к его последнему путешествию в ночные земли. Она дочиста вымыла его тело, расчесала и смазала маслом его волосы, в последний раз провела по ним пальцами, почувствовав их тяжесть, вспомнив, как впервые прикоснулась к ним, в ночь их свадебной прогулки. Его волосы никогда не стригли. Сколько мужчин могли умереть с непричесанными волосами? Она зарылась в них лицом и вдохнула темный аромат масел. От него пахло травой и теплой землей, дымом, спермой и лошадьми. От него пахло Дрого. Прости меня, солнце моей жизни, подумала она. Прости меня за все, что я сделала, и за все, что я должна сделать. Я заплатила цену, моя звезда, но она была слишком высока, слишком высока...
Дени заплела ему волосы, надела серебряные кольца на усы и повесила колокольчики один за другим. Так много колокольчиков, золотых, серебряных и бронзовых. Колокольчики, чтобы враги услышали его приближение и ослабели от страха. Она одела его в леггинсы из конского волоса и высокие сапоги, застегнула на талии пояс с золотыми и серебряными медальонами. На его покрытую шрамами грудь она накинула разрисованный жилет, старый и выцветший, тот, который Дрого любил больше всего. Для себя она выбрала свободные брюки из песочного шелка, сандалии со шнуровкой до середины ног и жилет, как у Дрого.
Солнце садилось, когда она позвала их обратно, чтобы отнести его тело на погребальный костер. Дотракийцы молча смотрели, как Чхого и Агго выносили его из палатки. Дени шла позади них. Они уложили его на подушки и шелка, повернув голову к Матери Гор далеко на северо-востоке.
- Масло, - приказала она, и они вынесли кувшины и вылили их на погребальный костер, пропитав шелка, кисти и пучки сухой травы, пока масло не потекло из-под поленьев и воздух не наполнился ароматом.
- Принесите мои яйца, - приказала Дени своим служанкам. Что-то в ее голосе заставило их убежать. Сир Джорах взял ее за руку.
- Моя королева, Дрого не понадобятся драконьи яйца в ночных землях. Лучше продать их в Асшае. Продайте одно, и мы сможем купить корабль, который доставит нас обратно в Свободные города. Продайте все три, и вы будете богатой женщиной до конца своих дней.
- Мне их дали не для продажи, - сказала ему Дени. Она сама взобралась на погребальный костер, чтобы положить яйца вокруг своего солнца и звезд. Черное рядом с его сердцем, под мышкой. Зеленое рядом с его головой, вокруг нее обвита коса. Кремово-золотистое у него между ног. Когда она поцеловала его в последний раз, Дени почувствовала сладость масла на его губах. Слезая с погребального костра, она заметила, что Мирри Маз Дуур наблюдает за ней.
- Ты сошла с ума, - хрипло сказала ведьма.
- Так ли далеко от безумия до мудрости? Сир Джорах, возьмите эту мэги и привяжите ее к погребальному костру.
- Моя королева, нет, услышьие меня...
- Делай, как я говорю. - Он все еще колебался, пока ее гнев не вспыхнул. - Ты поклялся повиноваться мне, что бы ни случилось. Ракхаро, помоги ему.
Ведьма не вскрикнула, когда ее потащили к погребальному костру Кхала Дрого и привязали среди его сокровищ. Дени сама вылила масло женщине на голову.
- Я благодарю тебя, Мирри Маз Дуур, - сказала она, - за уроки, которые ты мне преподала.
- Ты не услышишь, как я кричу, - ответила Мирри, когда масло закапало с ее волос и пропитало одежду.
- Может быть, - сказала Дэни, - но мне нужны не твои крики, а только твоя жизнь. Я помню, что ты мне сказалв. Только смертью можно заплатить за жизнь.
Мирри Маз Дуур открыла рот, но ничего не ответила. Когда она отошла, Дени увидела, что презрение исчезло из невыразительных черных глаз мэги; на его месте было что-то, что могло быть страхом. Тогда ничего не оставалось делать, как наблюдать за солнцем и искать первую звезду. Когда умирает повелитель лошадей, его лошадь убивают вместе с ним, чтобы он мог гордо скакать в ночные земли. Тела сжигают под открытым небом, и кхал поднимается на своем огненном коне, чтобы занять свое место среди звезд. Чем яростнее человек горел при жизни, тем ярче будет сиять его звезда во тьме. Чхого заметил это первым.
- Там, - сказал он приглушенным голосом. Дени посмотрела и увидела это низко на востоке. Первой звездой была комета, горящая красным. Кроваво-красным; огненно-красным; хвост дракона. Она не могла желать более сильного знака. Дени взяла факел из рук Агго и сунула его между поленьями. Масло занялось огнем сразу, а хворост и сухая трава - мгновением позже. Крошечные язычки пламени метались по дереву, как быстрые рыжие мыши, скользили по маслу и перепрыгивали с коры на ветку, на лист. Нарастающий жар обдал ее лицо, мягкий и внезапный, как дыхание любовника, но через несколько секунд стало слишком жарко, чтобы выносить это. Дени отступила назад. Дерево затрещало, все громче и громче. Мирри Маз Дуур начала петь пронзительным, завывающим голосом. Языки пламени кружились и корчились, наперегонки друг с другом поднимаясь по платформе. Сумерки замерцали, когда сам воздух, казалось, стал жидким от жары. Дени услышала, как поленья плюются и потрескивают. Пламя охватило Мирри Маз Дуур. Ее песня становилась все громче, пронзительнее... затем она задыхалась, снова и снова, и ее песня превратилась в содрогающийся вопль, тонкий, высокий и полный агонии. И вот пламя добралось до Дрого, и теперь оно было повсюду вокруг него. Его одежда загорелась, и на мгновение кхал оказался облачен в клочья плавающего оранжевого шелка и завитки клубящегося дыма, серого и жирного. Губы Дени приоткрылись, и она обнаружила, что затаила дыхание. Часть ее хотела пойти к нему, как боялся сир Джорах, броситься в пламя, вымолить у него прощение и принять его в себя в последний раз, чтобы огонь расплавил плоть на их костях, пока они не станут одним целым навсегда. Она почувствовала запах горящей плоти, ничем не отличающийся от запаха конины, жарящейся в очаге. Погребальный костер ревел в сгущающихся сумерках, как какой-то огромный зверь, заглушая более слабые звуки криков Мирри Маз Дуур и выбрасывая длинные языки пламени, чтобы лизнуть брюхо ночи. Когда дым стал гуще, дотракиец попятился, кашляя. Огромные оранжевые языки пламени развернули свои знамена на этом адском ветру, поленья шипели и потрескивали, тлеющие угли поднимались вместе с дымом, чтобы улететь в темноту, как множество новорожденных светлячков. Жар бил по воздуху огромными красными крыльями, отгоняя дотракийцев назад, оттесняя даже Мормонта, но Дени стояла на месте. Она была кровью дракона, и в ней был огонь.
Она давно почувствовала правду об этом, подумала Дени, делая шаг ближе к пожарищу, но жар был недостаточно горячим. Языки пламени извивались перед ней, как женщины, которые танцевали на ее свадьбе, кружились, пели и раскручивали свои желтые, оранжевые и малиновые вуали, устрашающие на вид, но прекрасные, такие прекрасные, пышущие жаром. Дени раскрыла им объятия, ее кожа раскраснелась и засияла. Это тоже свадьба, подумала она. Мирри Маз Дуур замолчала. Ведьма считала ее ребенком, но дети растут, и дети учатся. Еще один шаг, и Дени почувствовала жар песка на подошвах ног даже через сандалии. Пот стекал по ее бедрам и между грудями, а по щекам, где когда-то текли слезы, текли ручейки. Сир Джорах кричал у нее за спиной, но он больше не имел значения, значение имел только огонь. Языки пламени были такими прекрасными, прекраснейших существ она когда-либо видела, каждое из них было волшебником в желтых, оранжевых и алых одеждах, развевающих длинные дымчатые плащи. Она видела алых огненных львов, огромных желтых змей и единорогов, сотканных из бледно-голубого пламени; она видела рыб, лис и чудовищ, волков, ярких птиц и цветущие деревья, каждое из которых было прекраснее предыдущего. Она увидела коня, огромного серого жеребца, окутанного дымом, его развевающаяся грива напоминала ореол голубого пламени. Да, любовь моя, мое солнце и звезды, да, садись сейчас, скачи сейчас. Ее жилет начал тлеть, поэтому Дени стряхнула его и позволила упасть на землю. Раскрашенная кожа внезапно вспыхнула, когда она подскочила ближе к огню, ее груди были обнажены, из красных и набухших сосков текли струйки молока. Сейчас, подумала она, и на мгновение увидела перед собой Кхала Дрого верхом на своем дымчатом жеребце с пылающей плетью в руке. Он улыбнулся, и хлыст с шипением опустился на костер. Она услышала треск, звук раскалывающегося камня. Платформа из дерева, кустарника и травы начала сдвигаться и обрушиваться сама на себя. Куски горящего дерева полетели в нее, и Дэни осыпало пеплом. И что-то еще с грохотом упало, подпрыгивая и перекатываясь, к ее ногам; кусок изогнутого камня, бледный, с золотыми прожилками, разбитый и дымящийся. Рев заполнил мир, но сквозь огнепад Дэни смутно слышала женские крики и изумленные возгласы детей.
Только смертью можно заплатить за жизнь.
И раздался второй треск, громкий и резкий, как гром, и дым заклубился вокруг нее, и погребальный костер сдвинулся, бревна взорвались, когда огонь коснулся их сокровенных сердец. Она услышала ржание испуганных лошадей и голоса дотракийцев, переходящие в крики страха, и чир Джорах звал ее по имени и проклинал. Нет, ей хотелось крикнуть ему, нет, мой добрый рыцарь, не бойся за меня. Огонь мой. Я Дейенерис Бурерожденная, дочь драконов, невеста драконов, мать драконов, разве ты не видишь? Разве ты не ВИДИШЬ? С изрыганием пламени и дыма, которые поднялись на тридцать футов в небо, погребальный костер разрушился и опустился вокруг нее. Не испытывая страха, Дени шагнула вперед, в огненную бурю, зовя своих детей.
Третий треск был таким же громким и резким, как раскол мира. Когда огонь наконец погас и земля стала достаточно прохладной, чтобы по ней можно было ходить, сир Джорах Мормонт нашел ее среди пепла, окруженную почерневшими бревнами, тлеющими угольками и обгоревшими костями мужчины, женщины и жеребца. Она была обнажена, покрыта сажей, ее одежда превратилась в пепел, ее прекрасные волосы рассыпались... и все же она была невредима.
Кремово-золотой дракон сосал ее левую грудь, зелено-бронзовый - правую. Она крепко обхватила их руками. Черно-алое чудовище было у нее на плечах, его длинная извилистая шея обвилась под подбородком. Когда оно увидело Джораха, оно подняло голову и посмотрело на него красными, как угли, глазами. Не говоря ни слова, рыцарь упал на колени. Мужчины из ее кхаса подошли к нему сзади. Чхого первым положил свой аракх к ее ногам.
- Кровь от моей крови, - пробормотал он, уткнувшись лицом в дымящуюся землю.
- Кровь от моей крови, - услышала она эхо Агго.
- Кровь от моей крови, - прокричал Ракхаро.
А за ними пришли ее служанки, а затем и остальные, все дотракийцы, мужчины, женщины и дети, и Дени стоило только взглянуть в их глаза, чтобы понять, что они принадлежат ей сейчас, сегодня, завтра и навсегда, принадлежат ей, поскольку никогда не принадлежали Дрого. Когда Дейенерис Таргариен поднялась на ноги, ее черное дитя зашипело, изо рта и ноздрей повалил бледный дым. Двое других оторвались от ее груди и присоединились к зову своими голосами, полупрозрачные крылья раскрылись и всколыхнули воздух, и впервые за сотни лет ночь ожила от музыки драконов.
КОНЕЦ