-Зинка, иди! Машка плачет! - в проём на общей кухне просунулась взъерошенная голова женщины. В зубах у неё тлел окурок, руки держали мокрую половую тряпку.
-Мам! Я же просила не курить дома! - девушка лет двадцати закрыла крышкой кастрюлю с недоваренным супом и, вытерев руки о фартук, поспешила в комнату.
Коммуналки, как отголосок советских времён, увы, ещё кое-где сохранились. В одной из таких семи-комнатных "барских хором" с высоченными потолками и облезлыми стенами жила одинокая мать Зина, её годовалая дочь Маша и бабушка Маши, Люся.
Всё своё свободное время отдавала Зина поиску потенциального мужа, а точнее - собственника жилья, или хотя бы будущего ипотечника. Жизнь в общаге, как называла коммуналку Зина, была не сахар. Ванная, хвала небесам, была отдельная, но очередь от этого меньше не становилась. Туалет был особой роскошью, и самые нетерпеливые имели в своих комнатушках ведёрки с крышками, которыми пользовались, когда попасть в заветную кабинку не получалось.
На счастье, соседи попались в большинстве своём спокойные. Буянящих алкоголиков не было, основной народ - пенсионеры, да студенты, которым комнаты сдавали те, кому посчастливилось съехать.
Своё имя Зина ненавидела. Всех новых ухажёров просила называть себя не иначе как Злата. А что? Инициалы-то те же. Мать всегда возмущалась, что дочь не оценила её выбора, и попрекала тем, что кровинушка неблагодарна:
-В честь бабушки тебя назвала! Если бы не она, на улицу бы пошли! Её ведь комната, хоть какое-то жильё. Всё не в съёмных жить, никаких денег на них не хватит.
Муж оставил Зину, когда родилась Маша, потому что после родов жену сильно разнесло, и быстро похудеть, пока кормит, понятное дело, Зина не могла. А он не смог осознать, что рождение ребёнка - это не только счастье, но ещё и особый труд.
Едва дочке исполнилось шесть месяцев, молодая маманя вышла на работу, перевязала грудь и села на жёсткую диету. Могла ночами пропадать, и тогда, чтобы накормить ребёнка, бабушка молола крупы, разваривала в воде и разбавляла молоком. Желудок девочки, на счастье, оказался сильным и смог перерабатывать нехитрые кашки, так что к году Маша выросла и хорошо прибавила в весе.
На лето решено было ехать на дачу, тоже оставшуюся от прабабки. Старенький домишко с печным отоплением, потёртая обстановка не смущали женщин - окружающий участок был почти двадцать соток, половину из которых они засаживали картошкой.
В эту весну Люся решила:
-Не будем столько картошки сажать, Зин. Сгнила половина, не съели. Да и не наездишься на автобусах-то, без машины. У Лёшки твоего, вон, машина была, возил туда-обратно. Теперь на горбе не утащить столько.
-Мам, ну, надо будет, такси вызовем. - Зина разглаживала граблями грядки.
-Богачка, что-ли стала? Такси... Ты их запросы видела? Они в область не ездят просто так, или сдерут с тебя пол-зарплаты, или откажут. - Люся копалась в огороде, бросая в сырую землю семена моркови.
Тут вдруг она крякнула и завалилась набок.
-Мам, ты чего? - Зина кинулась к матери. - Мам!
Та пришла в себя, села, тряся головой.
-Что-то у меня голова закружилась...
-Нормально уже? Или скорую вызвать? - Зина достала телефон из кармана.
-Нет, не надо. Всё прошло. Давление, наверное, упало. Дождь, видимо, будет.
-Мам, давай завтра закончим. Пошли в дом. - Зина подхватила мать под локоть и помогла подняться с земли, смахивая с подола у себя и у Люси остатки грязи.
В понедельник рано утром Зина попрощалась с дочкой и матерью, помахала в окно и уехала в город.
На работе нагрузили её по самое "не могу", и вечерами она едва волочила ноги, без сил падая в кровать.
Незаметно пролетел месяц. За ним - другой. За работой и свиданками в выходные Зина и не заметила, как пролетело лето и пришла пора забирать мать и дочь из деревни.
Автобус с шипением раскрыл дверки и молодая мама побежала в сторону знакомой постройки.
Дверь была открыта.
"Странно," - подумала Зина, - "на огороде, что-ли?"
Обошла дом вокруг, никого не увидела, с удивлением пожала плечами - сорняки успели заколосится, словно мать и не полола ничего. В душе Зины зашевелился червяк сомнения.
Она со скрипом распахнула входную дверь. В нос ударил странный, спёртый запах со сладковатым оттенком гнилости.
-Мам? Машуня? Вы где? - подумала: "Ушли, что-ли куда?" - в передней на полу валялись куртки и старые пальто, тумбочка зияла оторванной дверцей.
Зина кинулась в комнату и застыла с немым криком.
На кровати, укрытая тонким одеялом, лежала Люся.
Она была мертва. Мертва уже давно. Тело её даже успело иссохнуть и серая кожа обтянула кости. По губам, которые больше были похожи на тёмный расслоившийся пергамент, ползала муха.
Комната была вывернута наизнанку, все вещи валялись на полу, ящики комода стояли один на другом, из них свисали старые скатерти и занавески, оставленные ещё прабабкой.
Машеньки нигде не было.
Зина вскрикнула и потеряла сознание.
За всё лето горе-мамаша ни разу не позвонила матери.
Девочку ищут до сих пор. Никто ничего не видел и не слышал.