– Ты когда вернёшься? – Ася, тоненькая даже в зимнем пальто, стояла на перроне. Притопывала согреваясь. В ресницах застревали снежинки.
Неотрывно смотрела на меня, стараясь запомнить. Чувствовала, что в последний раз?
– Посмотрю. – На самом деле знал, что не вернусь. Но был обижен, говорить не хотелось: вчера на корпоративе она пошла танцевать с заместителем начальника, рыхловатым щёголем Виталием. Он крепко обхватывал худенькое тело – она отталкивалась, и тогда он прижимал сильнее. Тянул полные губы к шее. В результате удалось поцеловать её в щёку. У меня внутри взорвался чёрный шар ревности, забрызгав хорошее, что было.
Зачем пошла танцевать? Согласилась – значит, хотела. Так думал я тогда.
Костёр брезгливости и сожаления не затухал. Она так нравилась мне! Но переступить через себя я не мог. Тогда не мог.
Смотрел на бесконечные рельсы, на фонари, на ёлки, под тяжестью снега опустившие ветки… Не хотел видеть Асю… Хотел быстрее запрыгнуть в вагон, поздороваться с проводницей, пошутить, попросить горячий чай, познакомиться с попутчиками, уехать далеко-далеко, чтобы ни мучиться, ни страдать…
Господи! Почему она молчала? Была виновата? Или гордыня не позволила мне спросить: “Что происходит?”
Не думал, почему она пришла провожать меня. Почему только она?! Где друзья-подруги? Не захотели морозиться? Или им было всё равно?
Ответа нет. И не будет.
Через двадцать лет я вернулся. Зачем? Что тянет сюда?
Стою на том же перроне. Боюсь оглянуться: вдруг увижу Асю? Что скажу? Что ответит она? Пассажиры торопливо уходят в город. Их там ждут. Зачем вернулся я?
В гостинице тепло, уютно. Заботливые работницы, по-провинциальному добросердечные, рассказывают о буфете, который круглосуточно ждёт гостей, провожают в номер. Бросаю сумку, подхожу к окну, жадно всматриваюсь в ночной город. Ничего не узнаю.
Днём брожу по старому центру, нахожу дом, где располагался офис.
Здесь уже другое учреждение. Где искать Асю? Прошло двадцать лет.
Я не питаю иллюзию, что она ждёт меня. Это было бы глупо. Просто нужно, как модно говорить сейчас, закрыть гештальт, разобраться, чтобы не болело.
“А вдруг будет только хуже?” – пронзает мысль. А что может быть хуже бессонных ночей, ранящих слов, самобичевания? Совесть вконец вымотала меня, ведь бросил любимую. Есть право так говорить: больше никого не любил, никого не желал.
За двадцать лет несколько раз менял номера телефонов, утратил связи с этим городом – обратиться не к кому. Может, пойти к её дому? А вдруг?
Нашёл быстро. Вездесущие старушки не сидят на скамейке – холодно, ветер. Нарезают круги мимо забора детского сада, кустов, занесённых снегом. Пристраиваюсь к группе, здороваюсь. Приветливо откликаются.
– Не подскажете, Ася Ермолова здесь проживает? Моего возраста примерно?
– А ты кто ей, сынок?
– Знакомый.
– Не тот ли, который её бросил? – наносит удар суровая бабуля в смешной шапке.
Молчу. Сказать мне нечего.
– Живёт. Родители умерли. А они здесь. – другая старушка с добрыми глазами, кутается в шарф, показывает на окна.
Они. Кто? Больно предполагать. Да и не хочу. Имеет право. Не должна меня ждать.
– Иди. Дома она. Выходной ведь. Давай домофон открою.
Поднимаюсь на второй этаж. Снимаю шапку. Смотрю на знакомую дверь. Нажимаю на звонок.
– Вы к кому? – на пороге стою я. Только на 20 лет моложе.