Возвращение
Вот уж не думал никогда, что судьба снова приведет его на этот высокий обрывистый берег. Бия лентой обвивала остров. Тот самый, на котором по преданию древние люди спрятали золотую бабу. Он был здесь восемь лет назад. Тогда он был поставлен толмачом в отряде строителей Бикатунского острога. Судьба. К нему — Ивану Максюкову — она была не особо ласкова. В 1710‑м его при защите Кузнецка пленили джунгары. Обоз с пленными тогда прогнали мимо Бикатунского острога. Он не видел его сожжения. И теперь сердце сжалось.
Там, где они ставили первые стены, к небу уже потянулись рыжие стволы сосен. Там, где строили волчьи ямы и надолбы, ярким диким покрывалом поспешили укрыть шрамы земли алтайские травы. Вспомнился Ивану и алтайский охотник с его пророчеством о том, что духи год жизни острогу отмерят. Сбылось. Да только вот русские святые оказались сильнее, снова привели казаков к устью Бии и Катуни, и снова они будут строить.
Календарь в покоях кузнецкого коменданта Синявина волею Петра Алексеевича показывал 1718 год. Многое за восемь‑то лет в стране переменилось. Города, люди…
Максюков подошел к молоденькой сосне, погладил шершавый ствол и глянул в небо. Оно здесь было таким же, как и все эти годы. Он часто вспоминал его в плену — высокое, чистое, свободное… Не жалел ни о чем. Пленение стало для него тем самым ценным опытом, который так нужен настоящему казаку. В ханской ставке он изучил быт и военное ремесло джунгар…
— Назначаешься начальным над отрядом, — говорил годом ранее в весенний вечер Синявин только-только вернувшемуся в родной Кузнецк Максюкову. — Людей служилых будет тебе 150 человек кузнецких, 239 дам из прочих укреплений уезда, 30 татар и телеутов, а еще несколько десятков людишек крестьянских.
— Оружие? — Иван знал, о чем спрашивать.
— И оружие будет. Четыре больших и шесть маленьких пушек с ядрами, картечью и порохом довольно будет?
Максюков кивнул.
— Да, вот еще, напоминаю. Указ, что 1 апреля сибирским губернатором Гагариным подписан, — документ важный, а потому дело твое — государственное. Смотри, не оплошай там. — Полковник Синявин понимал, что вторая попытка строительства острога у слияния Бии и Катуни или, как было писано в указе, „где‑нибудь поблизости в удобном месте…“ либо навсегда укрепит авторитет России на юго-западном сибирском рубеже, либо окончательно его разрушит.
Максюков в том годе указ исполнил. Острожек поставили. Да только ниже по Оби на Белом Яру*. Не угодил своим решением сибирским комендантам. Край головы нужна им была крепость в стратегически важном районе верхнего Приобья.
А потому вот уже второй раз за свою жизнь он снова здесь и снова начинает тщательно изучать и этот бор, и этот берег, и подходы к нему со всех возможных сторон. Судьба, однако…
Безлюдье
Тишина стоит в тайге бийской. Разве что зверь какой шумнет или птица над головой крыльями прошуршит да крикнет. Не осталось почти людей. Почитай, всех в 1716‑м по приказу джунгарского контайши Цэван-Рабдана угнали на юг — в горы. Хорошо тогда его сотни потрепали отряды казаков и алтайские племена, что успели к тому времени русского подданство принять.
О том жестоком массовом переселении беззащитных алтайцев Максюков еще в плену слыхал. Шибко верховный князь гневался, ногами топал. Не одна голова преданных ему людей с плеч слетела. А хоть весь свой народ переказни да все ковры истопчи — удачу, коль она хвостом вильнула, не воротишь.
— Ну поди отстроимся, глядишь, и людишки в свои леса вернутся, — подумал он, в очередной раз объезжая правый берег Бии в поисках места под строительство крепости. — Что, Фома, думаешь? Вернутся?
Фома, казак, убеленный пройденными сражениями и сибирскими зимами, откликнулся. Хоть и негромко вопрос прозвучал, а все одно услышал: ухо к уху лошадки идут.
— Знамо, вернутся. Такое богатство пропадает, — он развел руками, словно хотел обнять ими и тайгу, и реку, и само небо. — Вот почуют защиту и придут. Не погибать же им в неволе вечно.
В тот день небольшой разведотряд окончательно утвердился с местом постройки. Левый‑то берег даже не рассматривали, а вот правый исходили-объездили вдоль и поперек. Выбрали красивейшее, предусмотрительно обрывистое к берегу место: без малого в 19 верстах вверх по течению Бии** от заросшего пепелища. И снова застучали на берегах великой алтайской реки русские топоры.
Исполнять государеву службу…
Годовальщик Иван Везигин принимал крепость от Максюкова, который, выполнив указ и донеся Гагарину о завершении строительства, возвращался в Кузнецк. Снег лег на свежие башни и стены, как полагалось, в самый покров. А потому некоторые детали новенькой крепости были уже надежно упрятаны от глаз до весны. Весело под ногами поскрипывал снежок. Словно песню какую‑то свою пел на радость земле, уставшей от летнего зноя и осенней распутицы.
Коней на конюшню, казачков в казарму. А уж начального человека, как положено, — в коммендатуру.
— Ну что, тезка, давай наказ о назначении тебя начальным человеком Бикатунской крепости, — сказал Иван Максюков сразу, как только они перешагнули порог избы, отведенной под коммендатуру.
Везигин достал из‑за пазухи конверт. В нем и было то самое наказное письмо. Разработал его лично Петр Первый, и был это своего рода документ супротив взятничества и казнокрадства в дальних от столицы землях, которых прирастало ежегодно к государству тысячами и тысячами аршин. Строг царь-батюшка был к казнокрадам, и, чтобы не было даже умыслу липкими руками в крепостную казну заныривать, прописал в наказе все подробно и основательно. Так, Бикатунским приказчикам строго-настрого возбранялось покидать крепость долее чем на сутки. Кроме того, запрещалось заниматься торговыми делами, привлекать служилых на личные нужды, в судебных вопросах обид не чинить, налоги самовольно не устанавливать, ну и прочее, прочее, прочее… А чтобы и вовсе уж позабыть любимую сибирскую приговорку „До Бога высоко, до царя — далеко“, приписочка для коменданта значилась в самом конце документа: „…в случае нарушений будет учинена смертная казнь, а имение все движимое и недвижимое взято будет в казну безвозвратно“.
Впрочем, у первых бийских комендантов особого имущества‑то и не было, разве что дом с женой да детками в Кузнецке, а так все больше походной жизнью служилые дворяне жили. Вот и в Бикатунскую крепость больше чем на год не назначали, оттого годовальщиками и звались. А сам‑то уж гарнизон до последнего человечка дважды в году сменялся: в ноябре да в мае полностью обновлялся.
Везигин в ноябре приехал, Максюкову да его гарнизону на смену. Так и менялись после уж по графику. Ивана Везигина сменил Федор Сорокин, далее комендантскую службу справляли Степан Серебрянников, Семен Везигин, Иван Васильев, Иван Хабаров. Честно служили, справно хозяйствовали. Потому за первый десяток лет после строительства второй Бийской крепости по нескольку раз комендантами назначались. Знать, не нарушали статьи царева наказа.
Крепость
Джунгары с черными калмыками присмирели. Все реже набегами тревожили. А если кто тайно и переходил Бию в районе Иконниковского островка, так крепость новую стороной обходили, не особо она им мешала, а значит, и не раздражала. К тому же уже через пару лет после основания крепость все чаще стали называть Бийской, даже в документах губернаторских и воеводских. К буквам не придирались — Бийская так Бийская. От той, прежней, она отличалась тем, что строилась уже по проекту, который спустя годы назовут оборонным зодчеством Сибири XVII–XVIII веков.
…Везигин осматривал вертикальные стены из плотно подогнанных бревен. Вкопанные на одну треть в землю и заостренные сверху, они казались непоколебимыми. Увеличилась и площадь крепости, без малого 5000 квадратных метров достигала. Покуда Иван Максюков показывал тезке будущее его хозяйство, вспомнил, каким был первый острог. Но прибывший новый комендант оказался человеком не шибко разговорчивым. Его не особо волновали воспоминания старого казака, его интересовало, откуда привезен лес, как размещены бойницы на башнях…
— Лиственницу в верховьях Бии рубили, по ней же и сплавляли, — докладывал немного обиженный таким сухим подходом Максюков. Впрочем, обида быстро прошла: молодец новый комендант, не пустозвон какой — за дело радеет. А потому Иван продолжил более миролюбиво. — За бойницы в случае чего не опасайся. Выстроены так, что артиллерия и стрелки полностью перекрывают не только все поле вокруг, да к тому же и подходы к башням и стенам.
Везигин довольно кивнул, осмотрелся с высоты стен и пожелал увидеть ров, о котором слышал еще в Кузнецке. Спустились.
Ров оказался знатным, не зря потрудились казачки. Сухой, 4 аршина в глубину и 7 аршинов в ширину, он обвил крепостные стены плотным поясом. Там же, где ворота крепостные были, розмыслы мосток соорудили. Подошли басурмане, мостик убрали. А который из них и прорвется как раз на линию надолб и рогатин налетит.
Везигин еще раз удовлетворенно кивнул. Прощались уже теплее. С вечеру посидели за чарочкой-другой. А чуть на утро солнце своих зайчиков по начинающей промерзать бийской воде раскидало, вереница конников и небольшой обоз направились в сторону Кузнецка. Затянули песню. Долгой дорога будет по еще не установившемуся зимнику. Где‑то, гляди, и болотина под снежком непромерзшая притаилась….
Новый гарнизон провожали уезжающих взглядами с башен. Что тут ждет? Какая судьбина? Зима и безызвестность давили на плечи. Пустая, безлюдная тайга пугала воем волков и стоном филинов. Казалось, только Везигин не позволил тоске закрасться в глаза. Он все проверил. Все пощупал своими руками и был уверен, что прошлая трагедия не повторится. Новая крепость была надежной, гарнизон многолюднее. Думалось и о том, как алтайцев-охотников уговорить в бийскую тайгу вернуть… Много мыслей. Роятся. Покоя не дают.
Алтайцы вернутся сами. Сразу, как только прослышат, что крепость бийская крестьянами обрастать начала. А с ними, как говорят русские, сам Бог велел торговать. Шибко не обманывают: шкурки по‑честному меняют…
Первые посадские
В 1720‑м комендант Федор Сорокин принимал первый обоз гражданских переселенцев. Крепостным стенам бийским уж два года исполнилось. Ровно шла служба гарнизона, без особых потрясений. Пушки обиходить, за сыростью на складах боеприпасов следить, чтобы порох всегда сухим был, дров в казармы наготовить… Алтайцы нет-нет да заглядывать на огонек стали. Любопытные они, что дети малые. На стены да в башни не пускали, все ж таки оставалась опаска набега, вдруг средь мирных охотников лазутчик попадется.
— Ты откуда? А ты?.. — Федор собирает бумаги кузнецким воеводой подписанные. Все верно, все по рангу. Крестьянские, почитай, со всей западной Сибири собрались поселиться в новых телеутских землях. Кто из Бердского, кто из Чайского ведомств. Понятно, что не от хорошей жизни с места сорвались, долюшку свою лучшую ищут. Поди уж и повезет им…
— Далеко от крепости покуда не селитесь. Опасно все ж таки, — наставляет прибывших Сорокин. — На первых порах тут поживете. Лес на дома без ведома моего не рубить. Сам деляны отмерю, — Строг комендант. Без него не то что лес не рубится, ни одна рыбина в Бии не ловится. — Да, и рыбу в одном только месте ловить, какое укажу, и то только покуда на уху. Кто нарушит правила, бит будет да обратно отправлен.
Так… Вспоминает Федор. Об этом сказал, об этом завтра скажу… Ах да!
— С местными сами в знакомства не вступайте, — продолжил Сорокин после небольшой заминки. — На лихих людей можно попасть. Обмен какой предлагать будут, так обмен тот только за стеной проводить и под приглядом офицеров наших. Охотников алтайских не забижать, они только верить нам начали… Располагайтесь пока, завтра земли пашенные показывать буду….
И комендант, он же приказчик крепостной, ушел на башни. Время пушечной ревизии настало. По строгому военному расписанию крепость живет.
Еще через четыре года следующий бийский комендант Степан Серебрянников докладывал в Кузнецк о том, что числится при крепости уже 42 души мужеского полу. Баб, девок да ребят малых по тем временам не считали.
Из отдельных домишек слободки складывались, и расти они начали уж за крепостными стенами, выше по течению реки. Самая‑то первая так и назвалась само собой — Кузнецкой***. Прибавилось хлопот у комендантов: землю отмерь, проследи, чтоб улочки мало-мальски поровнее были… А то другой раз и суд судить приходилось, и колья межевые самим переносить… Словом, закипала жизнь в крепости все круче, выплескиваясь все дальше от лиственных стен и башен…
К 1727 году, не считая гарнизонных служилых, по донесению в Кузнецк при крепости проживали уже 163 гражданских жителя. Это были первые бийчане.
От автора:
Огромная благодарность бийским историкам и краеведам: Борису Хатмиевичу Кадикову за оставленное наследство исторических фактов и Сергею Исупову за разрешение использовать в очерках архивные данные, собранные им.
Примечания:
* Белый Яр располагался неподалеку от современной столицы Алтайского края — Барнаула.
** Старая часть современного Бийска, район сквера имени Фомченко.
*** Кузнецкая слободка в Бийске располагалась в районе лесозавода.
Марина Волкова